Гай Орловский - Юджин — повелитель времени. Книга 5. Любовные чары
Я посмотрел на нее преданно-бесстыжими глазами. .— Вам правду сказать, ваше величество? Она сердито поджала шубы.
— Допустим, убит. Но... вы при чем?
— Абсолютно ни при чем, — твердо заверил я. — Если не считать той ерундишки, что я сам в некотором роде был тем оленем.
— Что-о?
Я уточнил:
—Как вы и велели, ваше величество, я его немножко убил.
—Оленя?
—Оленей я не убиваю, — заверил я. — Вообще не знаю, оттуда оленина берется. И знать не хочу. Предполагаю, что есть такое оленье дерево, на ветках растут и созревают куски оленины... Сразу жареные.
Она сверкнула глазами.
—Что с герцогом? На самом деле?
—Ригильтом?.. Олень ткнул его рогами. Да так неудачно, что снес половину черепа. Но зато нижняя часть осталась в целости! И все зубы на месте, представляете?
Она широко распахнула глаза, нервно огляделась по сторонам.
—Тише!.. Что вы такое говорите, глерд!.. Я здесь при чем? Я ничего подобного не велела!
—Дык я и не говорю...
—Короли не отдают такие приказы!
—Точно, — сказал я с восторгом. — Вы велели устранить. Устранить препятствия. И я, того... устранил. А Плаций должен был получить послание брать власть в свои руки, пока ее не перехватил другой энергичный мерзавец.
—Послание?
—Ваши мысли, — сказал я, — ваше величество, но от моего имени, чтобы вы оставались в стороне. Сейчас все мерзавцы, один мерзавец едет на другом и мерзавцем погоняет, но хотя это и редкость в нашем мире, однако нужно иметь в виду, что такое возможно. Потому Плаций должен немедленно брать власть!
Она промолчала, что и приказа устранить не отдавала, вижу, как напряженно и быстро раздумывает, это же как резко все поменялось за время нашего посольства, с ума сойти.
— Будем надеяться, — проговорила она медленно, —что трон займет все же Плаций.
Я сказал скромно:
— Определенная работа в этом направлении уже проделана.
Она вскинула брови, лицо напряглось.
— Что? Это как?
Я ответил еще скромнее:
— Ваше величество, а оно вам надо? В смысле, нужно ли знать такие мелочи, что иногда не совсем как бы чистые... Вы должны быть выше, в небесах, в порханиях, в государственных заботах о счастье таких вот скромных подданных, как я. А если кого зарезать или удавить...
Она прервала:
—Довольно.
—Как скажете.
—Я ничего, — сказала она, повысив голос, — не желаю слышать. Я надеюсь на мир и безопасность в моем королевстве и на его границах.
—И отдаете общие указания, — подхватил я понимающе. — Королевские. Величественные и вообще общие, дальше некуда. Ибо!.. Я так и понял, я же понятливый... Ваше величество, там за дверью появился Мяффнер. Видимо, что-то срочное. Примете или пусть ждет?
Она продолжала смотреть на меня все так же холодно и с напряжением, однако в ее лице что-то неуловимо изменилось, словно по нему промелькнула тень беспокойства.
—Мяффнер?.. Вы уверены, глерд?
—Да, — ответил я. — И у него в руках что-то тяжелое.
Глава 6
Она все еще колебалась, рассматривая меня, а я зыркнул в сторону двери, стараясь понять, что же держит Мяффнер, видеть не могу, но положение рук синего силуэта говорит, что держит нечто, а раз слегка откинулся назад, то это нечто увесистое.
Она сделала кончиками пальцев небрежное движение, слуга справа от двери тут же распахнул ее и что-то произнес в коридор.
На пороге появился Мяффнер с массивной шкатулкой в обеих руках. Я с облегчением перевел дыхание, голубой силуэт мог принадлежать и не Мяффнеру, хотя, конечно, таких низкорослых и толстеньких не так много, а на этаж королевы пускают далеко не всех.
Мяффнер поклонился издали.
— Ваше величество...
Она опять же кончиками пальцев велела подойти, а когда он торопливо приблизился, спросила блекло:
— Что у вас такое срочное?
Он с поклоном поставил шкатулку перед нею на стол.
— Как вы и велели, ваше величество...
Она бросила в мою сторону взгляд, словно хотела сказать, что ничего подобного, ничего такого не велела, королевы такое не велят, королевы выше, а я, того, сделал вид, что даже не пытаюсь понять: в этой шкатулке омолаживающий крем для лица или же только для щек.
— Спасибо, глерд, — сказала она. — Идите. Поговорим позже.
Он поклонился и, на всякий случай не замечая меня, вышел, а она повернулась ко мне.
—Если союз нарушен, — напомнила она, — тогда война откладывается?
—Совершенно верно, — сказал я. — Не отменяется, а именно откладывается. А вы знаете, ваше величество, вы все-таки умная королева, кто бы подумал!.. Я вот не думал, я теперь вижу. Полагал, что вы только красивая, а оказалось, еще и умная... Так обычно не бывает, потому я подумал было, что у вас, к примеру, ноги там под длинным платьем кривые, а то еще и волосатые, но потом вспомнил, что у королевы вообще не бывает ног...
Она досадливо поморщилась.
—Как ведет себя Антриас?
—Король Антриас, — сказал я трезво, — от своих планов не откажется. Такие люди ищут не оправдания, а возможности.
Она вперила в меня злой взгляд, но сразу же отвела в сторону, словно сочла меня тонкокожим, ага, щас затрепещу.
—Да, Антриас... упорен.
—Но теперь будет действовать осторожнее, — сказал я. — Видеть его пришлось близко, ваше величество. Как вы помните, я передал ему ваше крайне вежливое послание.
Она поджала губы.
—Вежливое? Меня до сих пор коробит от дерзости.
—С Антриасом лучше всего говорить именно так, — сказал я. — Вежливость расценивает как слабость. Или даже трусость. Потому... да. Он прочел, разгневался, даже взъярился, но сумел взять себя в большие волосатые, а это дурной знак, ваше величество. С неудержимым и гневающимся правителем справиться проще.
Она посмотрела на меня в упор.
— Вы меня поучаете, глерд? Вам виднее?
Я вскрикнул в великом огорчении:
— Ваше величество!.. Как можно?.. Вы же символ!.. А символы как бы вне!.. И за. Имею в виду, за разумной гранью. Ибо. Потому что. Антриас теперь не попрет напролом, а попробует давлением... Вы как насчет податливости?
Она ожгла меня ледяным взглядом.
— Короли не могут быть податливы или неподатливы. Мы и есть суть королевства!
— Ага, — сказал я, — значит, ага. Это внушает. А я вообще-то человек внушаемый, хотя, конечно, и толстокожий. Зато твердолобый. Вы мне внушили, ваше величество!.. Я счастлив просто безмерно! За внушение. Я могу идти?
Она ответила с некоторым неудовольствием:
— Идите. Но столицу покидать запрещаю.
