Дмитрий Володихин - Золотое солнце
— Да, госпожа. — К концу разговора в голосе зеркальной прорезалась прямо-таки собачья преданность.
— Тогда выполняй. — Я отпустила конец магической веревки и с размаху захлестнула его вокруг шеи Лехфир — не удавкой, скорее, шарфом. Стражи через три само рассосется, а к тому моменту моя зеркальная все будет помнить только так, как я ей приказала.
Пока лодка Лехфир не скрылась за скалой, я все так же стояла, глядя вдаль, и только после этого погасила золотой ореол и, спотыкаясь, добралась до травяной постели в гроте.
— Спасибо тебе, Малабарка, — выдавила я из себя, когда он осторожно опустился рядом. — Огромное спасибо...
— Мусор за собой надо убирать, — сказал он в ответ. — Зачем отпустила?
— Как бы ее не хватились... — проговорила я, утыкаясь лицом в сухую траву. — Любой другой вариант вызовет подозрения, а любое подозрение сейчас — лишняя ниточка к нам.
— Все еще хочешь мстить за учителя? Самоубийство на людях — дурная затея.
— Его этим не вернешь. — Конец фразы против моей воли утонул в зевке. — Да и кому мстить? Даже если мы прирежем Хранящую Престолы, то вскоре назначат новую, так какой в этом смысл? А теперь прошу простить меня, но я должна поспать хотя бы то время, которое солнце будет идти вон до того куста на склоне. Иначе я не сумею восстановить силы. Прах побери, так и не успели с тобой за дровами сходить...
Проснулась я самую малость позже того времени, которое сама себе назначила. На кострище уже лежала немалая охапка дров, но Малабарки не было ни в гроте Кеннаам, ни в бухточке.
Впрочем, за его судьбу я не волновалась: перед тем как уснуть, я совсем позабыла разорвать магическую связь между нами, и, если бы с ним произошло что-то нехорошее, я узнала бы об этом в тот же миг, что и он. На всякий случай я коснулась его мыслью — легко, словно перышком, и совсем мимолетно — и сумела понять, что сейчас он занят поисками какой-то целебной травы.
Я решила воспользоваться его отсутствием, чтобы вымыться в ручье. Не то чтобы я стеснялась раздеваться перед ним — мне было абсолютно все равно. Как говорила в такой ситуации Тмисс, вряд ли он увидел бы что-то принципиально новое. Но в свете его подчеркнутого равнодушия к моему телу такое поведение было бы слишком похоже на провокацию. Мне не хотелось быть обвиненной в попытке получить над ним власть с помощью своих женских достоинств.
Вот уж что никогда бы не рассчитывала найти в морском варваре — мой ум ему был нужнее, чем моя плоть! Хотя, может быть, по его меркам я совсем некрасива. Какой бы незаурядной личностью он ни был, все-таки вырос он среди варваров, и это не могло не наложить отпечатка — для них женщина без мясистого зада и огромного вымени почти не женщина. А впрочем, нет — сказал же он мне, когда я переодевалась, что я хороша...
За что я люблю грот Кеннаам, так это за то, что здесь удобно мыть голову. Во-первых, в одном месте ручей срывается со скалы небольшим водопадом, под которым одно удовольствие промывать волосы, во-вторых, в одной из проток, которые наполняются только весной, есть небольшой выход голубой глины. Не яичный желток, конечно, но тоже весьма правильная вещь.
Вымывшись, я уселась сушить волосы на самом солнечном месте. Конечно, зеркальное облачение было куда чище, чем то, во что переодел меня Малабарка, и здесь, в безопасном убежище, можно было бы без страха надеть его... но вдруг я поняла, что после всего, что случилось за последние два дня, эти тряпки вызывают у меня лишь отвращение. Тем более что и серебро с ногтей уже полностью слезло — мытье головы этому способствует, как ничто иное.
Все здесь навевало мне воспоминания о Кайсаре. После его отбытия с острова я ни разу не бывала в гроте Кеннаам, и сейчас то и дело казалось, что вот-вот мелькнет среди камней белая с желтым одежда, раздастся знакомый отрывистый смех... С удивлением я поняла, что могу предаваться этим воспоминаниям так же легко, как прежде: слишком давно все это было, и даже то, что вся моя прежняя жизнь сейчас превратилась в одну кровоточащую рану, никак на это не влияло.
Вот и хорошо. Пусть хоть что-то останется нетронутым — прядь сильно вьющихся черных волос, тонкий шрам на скуле, задевающий мочку уха, плащ цвета обожженного кирпича, на котором мы предавались ласкам. И еще звук флейты, не нашей, а короткой и тонкой, какие бывают у народа Малабарки — этому Кайсар тоже выучился в плену. Иногда под его наигрыш я тихонько напевала одну из тех четырех или пяти песен, которые умею воспроизводить, не фальшивя...
— Не дергайся, это я.
Малабарка, легок на помине. Я так глубоко ушла в воспоминания, что даже не расслышала плеска шагов по воде. Лицо у него несколько... разгладилось, видимо, что-то нашел, хотя то ли, что искал — не знаю.
— Слушай, Малабарка, — спросила я, когда он опустился рядом со мной на прогретый солнцем песок. — Тебе что- нибудь говорит имя Кайсар Лиртена?
— Ничего, — равнодушно отозвался он. — Кто это?
— Один... в общем, один аристократ из метрополии, который лет десять назад попал в плен к твоему народу.
— Не слыхал. Скорее всего не к нашей стае, не к Крысам. Так это он выучил тебя канналане?
— Именно. — Я вздохнула. — Просто так, ради развлечения. Вот кто, кстати, был по твоей символике сильнейший «махаф». Даже следы от него в песке оставались неглубокие, словно не человек прошел, а вестник богов на крыльях ветра...
— Красиво говоришь. — Малабарка сплюнул в лоскуток то, что жевал все это время, и засунул в рот еще горсть листьев. — И освоилась быстро.
— Просто это то, что я умею лучше всего, — объяснила я. — Тебе жизнь даровала радость вести людей в бой, а мне — понимать знаки и символы. Это как минимум столь же достойно уважения. И зря ты говоришь, что «махаф» труден для понимания. Ничего трудного: «атсал» — купец, «киит» — маг, жрица, «хутель» — наемник или, извини, разбойник, а «махаф» — уличный актер, танцовщица. Или такой авантюрист, как Кайсар.
На это он не ответил ничего, впрочем, я и не требовала от него ответа. Некоторое время прошло в молчании. Солнце медленно клонилось к закату, мои волосы почти высохли, в лоскуток легла новая порция целебной жвачки...
— Знаешь, — наконец выговорила я, — пока я не начала разбираться с твоим талисманом, у меня было такое предположение: твои и наши боги — враги. Поэтому один из вас, выброшенный на наш остров, должен либо погибнуть, либо перейти под власть Лоама и Серенн. Но это все равно что пойти на службу к врагу, и по возвращении к своим такого человека ждет судьба предателя. А вот теперь, когда я узнала, что и ваша, и наша магии имеют в истоке Незримого Владыку, совершенно не знаю, что и подумать. Одно знаю: все это нравится мне чем дальше, тем меньше.
