Ольга Голутвина - Крылья распахнуть!
— Это не переведешь одним словом. Это когда ты живешь на одном и том же месте, видишь одни и те же лица, слышишь одни и те же голоса. Если у илва это отнять, он не захочет жить. И-ллиу можно сменить, понемногу привыкнуть к новому. Но как это сделаешь, если за тобой идет смерть?
— И все же полосатый жив… кстати, откуда это известно?
— Раб, с которым я беседовал, был учеником шамана. Время от времени его учитель проверял, жив ли полосатый. Каждый раз змеи отвечали: жив. На четвертый год шаман отправил ученика узнать, что происходит, и заговорил посланца от тоски по и-ллиу на три полные луны. Но ученик оказался незадачливым странником и попал в рабство. Впрочем, он уже не тоскует по лесу Форенуар: Дерево Смирения забрало его память.
— Хорошо, но чего ты хочешь?
— Хочу, чтобы Ожерелье помогло мне поймать полосатого урода. Я поселю его в моем лесу и буду ждать, когда придет тень-убийца. Я буду колдовским зрением наблюдать, как она его убьет. Так я смогу приблизиться к тайне.
— Как имя беглеца?
Илв издал несколько свистящих звуков.
Алмаз и Аквамарин постарались скрыть улыбки.
— Полагаю, — сказал Алмаз, — среди людей его называют иначе… Обряд открыл тебе, где надо его искать?
— Не понимаю! — провизжал Изумруд. — Я слышал голоса, они перебивали друг друга. Одни говорили, что полосатый провел четыре года в странствиях. Но это невозможно, этого не один илв не выдержит! Другие голоса уверяли, что полосатый обрел и-ллиу. И это невозможно, за четыре года тень-убийца нашла бы его даже в Таумеклане!
— Ты говорил, что во время обряда не слышишь лжи?
— Конечно!
— Но хоть что-то полезное ты узнал у этих голосов?
— Я молил указать мне тропу для поиска. Тогда голоса начали слаженно повторять одно слово. Я раньше его не слышал и не знаю, что оно означает. Такое странное, короткое…
— Да что за слово-то? — не выдержал Алмаз.
Илв недоуменно чирикнул в ответ:
— Бенц…
III. Обретение пути
1
Надежно оградит вас от карающей длани
Только ваша неявка на поле брани.
О. НэшЭкипаж шхуны «Миранда» не закатил даже попойку в честь обретения крылатого сокровища. Успеется. Мало что-то украсть — надо унести украденное до появления законного владельца.
Все понимали, что если не сумеют улететь до возвращения эдона Манвела — им не придется хвалиться своей добычливостью. Может, портовые певцы и сложат о них балладу, но им этой баллады уже не услыхать.
А потому команда срочно готовилась к отлету.
Распрощавшись с обжитым сараем, все перебрались на борт шхуны. Команда устроилась в кормовом отсеке, где были приколочены к переборкам восемь коек: четыре сверху, четыре снизу. Филин сколотил перегородку, отделил закуток для Мары и Литы.
Корабельный плотник ни минуты не сидел на месте. Он изучил шхуну сверху донизу, проверил набор корпуса, осмотрел каждый бимс и шпангоут, до последней дощечки оглядел палубный настил, простукал переборки.
Илв отбросил замкнутость и мрачность, лихо карабкался на реи, весело скатывался в грузовой трюм — не спускался по ступенькам, а именно скатывался, сжавшись в тугой ком, и не ушибался.
На борту он скинул плащ и рубаху. (Отец, посмеиваясь, рассказал Бенцу, что на «Облачном коне» капитан Джанстен особым приказом запретил Филину бегать без штанов.) Покрытая шерстью спина, серая с черными полосами, делала илва похожим на дворового кота. Только неизменная черная повязка портила впечатление.
Бенц случайно услышал разговор илва с Марой:
— Если б мы не добыли шхуну, я бы умер.
— Ой, уж прямо и умер бы!
— Да. Я же тебе рассказывал про и-ллиу. Ну, помнишь: это когда живешь на одном месте, а вокруг знакомые лица и голоса. Нам очень плохо без этого. Когда я покинул лес, я мучился, как от голода. Уже не мог этого выносить, хотел дождаться убийцы… А когда меня взяли в команду «Облачного коня», я сказал себе: здесь мое и-ллиу. Оно летает? И пусть летает! Вокруг все неизменно: палуба, мачты, трюмы. Я засыпаю и просыпаюсь на одной и той же койке, со мной моя команда… Пусть сгниет заживо тот, кто лишил меня «Облачного коня»! Но теперь надежда вернулась ко мне: у меня есть «Миранда».
Бенц сделал в памяти зарубку: расспросить Филина про загадочного убийцу. Но сейчас не до того. Надо обживать шхуну… И-ллиу, да? Ну, пусть будет и-ллиу!..
Бенц с удовольствием вселился в капитанскую каюту — одну из двух кают на носу. Вторая традиционно именовалась пассажирской, но пассажиров не предвиделось, и каюту — опять-таки по традиции — занял погонщик, второй человек на корабле.
Казалось, Отец — единственный, кто не принимает участие в подготовке к побегу. Сидит себе на нагретой солнцем палубе, подстелив на доски куртку, глаза закрыл, словно размышляет о чем-то или попросту задремал. Но все знали: погонщик занят сложной, тонкой работой — «прощупывает» лескатов, дает им привыкнуть к своим мыслям. И когда на следующее утро Отец поднял корабль и перенес его на воду, экипаж заорал от радости: бывают ведь случаи, когда лескаты не желают признать погонщика.
Работы хватало всем. Юнга и Лита отправились, по совету знакомых леташей, за город, к заливу под названием Подкова, и притащили четыре ведра улиток — отборных, крупных, без трещин на раковинах. Мара тут же отправила улиток в «мокрый трюм» — пусть едят слизь с латунных стенок.
Юнга натаскал бочку чистого песка, чтобы посыпать в рейсе палубу, скользкую от водоотталкивающей мастики. А затем стал провеивать от берегового мусора кучи сухих водорослей, скопившиеся за чертой прибоя. Мара добавляла эти водоросли в корм для лескатов.
Будь у капитана свободнее с деньгами, он купил бы готовый корм у проверенного поставщика. В бочонках с залитым воском днищами были бы и водоросли, и сушеная рыбешка, и мелко порезанное вяленое мясо. Пастушке оставалось бы только размочить порцию корма в корыте, залив смесь морской водой.
Но сейчас, когда на счету была каждая полушка, Бенц со вздохом сказал Маре:
— Тварюшек кормить — святое дело. Пастушке виднее, чего и сколько они съедят. Только поскромнее, хорошо? У нас с деньгами совсем скверно.
Спандийская Змеюка не смолчала:
— Ой, какая досада! А я-то собиралась золотой черпак купить, чтоб лескаты с железа не кушали…
И теперь она бегала по рыбачьим дворам, ведрами покупала рыбьи потроха и вялила на берегу. Ходила по бойням, торговалась с мясниками за требуху, обрезки бросового мяса, кровь (чего ж не подлить ее в корм, если есть свежая?).
