Дети Великого Шторма. Трилогия - Осояну Наталья
Ах, так вот оно в чем дело. Он наконец-то понял, почему до сих пор не превратился: из-за страха, что в толще воды царит тишина. Конечно, музыка людей там не звучала – это он понимал. Но надеялся на ~песни~, хотя ничего не знал наверняка.
Сандер горько рассмеялся при мысли, что его будущее начало обретать четкие – и весьма неприглядные – контуры, и, конечно, ничего не услышал. Что ж, был еще один выход. Никто не в силах запретить ему умереть как человеку, пока в нем осталось хоть что-то человеческое.
Он попытался встать, толком ничего не видя вокруг, и что-то ударило его по левой щеке, а мир – сумеречный, невнятный и болезненно беззвучный – закружился. Сандер несколько раз моргнул и понял, что прямо перед ним сидит на корточках Эсме, растерянная, встревоженная и злая.
Целительница что-то сказала – ее губы зашевелились, – но он не разобрал ни единого слова и беспомощно покачал головой. Потом, сообразив, что ей надо как-то объяснить случившееся, прижал ладони к ушам, сморщил лоб и снова покачал головой. Произнес, выталкивая неслышные звуки из горла, которое вдруг сделалось чужеродным, как спинной плавник.
– Эсме, я оглох.
Она сжала губы в ниточку и застыла перед ним – с напряженным лицом, положив руки на колени, похожая на статую. Рядом он видел только чужие ноги, но через несколько секунд кто-то присел на корточки и положил руку ему на плечо.
Капитан.
Хотя Сандер и был убит горем, он не мог не заметить, что феникс расстроен. Кристобаль Фейра сделался… серым, будто его присыпало пеплом. Когда он злился, пламя проступало в его глазах, сыпались искры. Но, что бы ни случилось во время совещания в каюте, оно его не разозлило, а повергло в такие глубины отчаяния, где он, наверное, еще не бывал.
Пальцы феникса сжались, лицо напряглось. Он пытался обратиться к Сандеру посредством мысленной речи, как капитан к матросу.
Ничего не произошло.
Сандер покачал головой, хотя это было излишне – феникс и сам все понял. Фейра и Эсме обменялись тревожными взглядами, а потом она встала и ушла. Конечно же, в свою маленькую каюту – за зельями, которыми ее снабдил Рейнен Корвисс. Эта девушка просто не умела сдаваться, даже если знала, что проиграет бой.
«Но ведь я ее ни о чем не просил…» – подумал Сандер.
Он напрягся, подыскивая слова. «Дайте мне умереть». Ну нет, такое говорить не стоит. «Вы не сможете помочь». Ведь он не слышит ~песню~, и эту глухоту даже целительница не исправит – откуда ей знать, что именно в нем сломалось? Он ведь и сам этого не понимал. «Не тратьте силы зря». Ну да, конечно. С тем же успехом можно попросить их взять его за руки и за ноги, раскачать и швырнуть за борт.
Собравшаяся вокруг плотная толпа расступилась, пропуская целительницу. Эсме пришла не одна: Сандер сперва увидел чьи-то ноги в потертых башмаках, а потом рядом с ним присел на корточки молодой ворон, Айлантри.
Они с капитаном посмотрели друг на друга и обменялись короткими фразами. Феникс нахмурился, о чем-то задумался, потом с явной неохотой кивнул и, взглянув на Сандера, что-то сказал ему. Матрос в ответ лишь беспомощно пожал плечами.
Что они задумали?
Все трое сели вокруг Сандера: Фейра – справа, Айлантри – слева, Эсме – напротив. Феникс и ворон положили каждый одну руку ему на плечо, другую – целительнице, которая в свою очередь прижала обе ладони к его груди, чуть ниже ключицы. Он вздрогнул от ее тепла и закрыл глаза.
Пусть делают что хотят.
В тишине и темноте его горе поразительным образом унялось, боль утихла, и тревогу сменило холодное любопытство. Итак, Фейра взял его в команду, не побоявшись морской болезни; и еще Фейра вот-вот возьмет в команду этого молодого ворона – пусть капитан делает вид, что не хочет этого делать, – ему поверит лишь слепой. Их судьбы связаны, но остается нерешенным вопрос: почему? И еще – почему именно сейчас? Интуиция подсказывала Сандеру, что здесь кроется некая закономерность и он в силах ее выявить.
Он вообразил себя и Айлантри в виде игральных карт. На собственной карте Сандер представал человеком с рыбьей головой и плавниками вместо рук, а его ноги, вполне человеческие, по щиколотку утопали в воде. Сирринга при нем не было – о да, время музыки и впрямь прошло. Айлантри – в своем новом облике: с черными глазами, белыми волосами и лапой, – в левой, обычной руке держал очки, а под мышкой – папку с бумагами, в точности как судебный защитник. Сандер не видел его в зале суда, но по рассказам Кая и Гвина многое себе представлял. Поразмыслив, он стал добавлять к воображаемой колоде все новые и новые карты.
Хаген в грубой деревянной маске, полностью скрывающей лицо: дырки для глаз, узкая прорезь для рта – и больше ничего. Короткие белые волосы. Золотая серьга в ухе.
Эсме в перчатках – длинных, до локтей. Одна желтая, другая – черная.
Амари-Кузнечик. Взрослый, каким он стал теперь, и в щегольском черном наряде с шейным платком, только вот платок не просто красный, а по-настоящему пропитавшийся кровью. Он зажимает платком рану на горле, и кровь течет по руке. При этом у него улыбка на губах и глаза глядят безмятежно, как будто ничего страшного не происходит.
Джа-Джинни – полыхающие от ярости бирюзовые глаза, жуткий оскал от уха до уха, по четыре метательных ножика в каждой руке. Кажется, он готов разорвать на части любого, кто посмеет бросить ему вызов.
И еще, и еще – все они сложились в колоду, а потом какие-то карты из нее выскользнули. Умберто, связанный по рукам и ногам. Эрдан с миниатюрной «Невестой ветра» в ладонях. Худощавый мужчина с седыми волосами, печальным взглядом и глубокими морщинами на лице, которое странным образом казалось нестарым, с маленькой девочкой на руках… – это же Велин. Сандер его не знал, но не сомневался, что видит перед собой прежнего корабельного целителя, каким тот был на самом деле. Его карта выпала, мелькнула и скрылась в пустоте, как и множество других. А потом поверх колоды легла еще одна – с изображением огненного колеса о шести крыльях.
Все сложилось.
– Ох, как же ты нас напугал.~
– Сандер, что случилось?~
Я не знаю. Просто я увидел вспышку – а потом понял, что полностью оглох.
Моя связь оборвалась?
– Нет, с ней все в порядке. Я совершенно не понимаю, как это объяснить.~
– Я тоже.~
Ну… раз мы сейчас говорим, то все хорошо?
– Я… не знаю, Сандер. В тебе есть раны, которые невозможно исцелить. Прорехи, которые я не могу зашить. Я пытаюсь, но края снова расползаются, и с каждой моей попыткой дыры становятся больше. Мне не хватает знаний. Айлантри, что делать?~
Новый голос:
– Я уже показал все, что мог. Дальше только полужизнь. Сами видели, чем это может закончиться. Что ты скажешь, Сандер? Хочешь рискнуть?~
– Он музыкант. Слух нужен ему больше, чем всем нам.~
– А если он очнется с вороньими лапами вместо рук?~
– Пусть подумает…~
Да что тут думать? Нет.
Нет.
– Сандер?~
Нет.
– Но как же ты будешь… постой, я ведь могу сделать то же самое, что сделала с Джа-Джинни… или нет, не могу. Я не знаю как. Ведь ты…~
Хватит, Эсме. У нас мало времени.
– По бурным водам плывет игрушечный кораблик из ореховой скорлупки, с клочком материи вместо паруса. Чьи-то руки – откуда руки посреди моря? – опускаются и вылавливают его, бережно и аккуратно. Несут дальше, сложив ладони лодочкой, и кораблик как будто продолжает плыть сам. Как будто…~
Видите? «Невеста» говорит, что поможет мне.
Ну хватит уже, Эсме.
Хватит.
Айлантри отдернул руки и размял правое запястье. «Воронья» кисть, и без того не очень чувствительная, совершенно онемела – и он перестал ее ощущать, отчего вновь нахлынуло то жуткое чувство неполноты, которое молодой магус испытал, когда осознал свое увечье… всего-то позавчера? Ему казалось, прошла целая жизнь.
Опомнившись, он почувствовал на себе взгляд Кристобаля Фейры.
Эсме пришла в себя и с кем-то разговаривала; Сандер, тоже очнувшийся, сперва обнял себя руками за плечи и уставился в пустоту, а потом что-то сказал то ли в ответ на вопрос, то ли просто так.