Владимир Лещенко - Тьма внешняя
Похоже, сегодняшняя ночь обещает быть спокойной. Если не подпалят богатый дом или лавку, чтобы, пользуясь суматохой, растащить добро, не попробуют взломать лабаз или пьяные солдаты не порежут друг друга…
Истошный женский крик разорвал полночную тьму. Жорж замер на месте. Рука сама собой изготовилась выхватить меч из ножен.
Он знал, что среди его соратников есть и такие, кто не слишком торопится, услышав зов о помощи. Их он всегда презирал.
Крик повторился. Если слух не обманывал капитана, то кричали неподалеку, через две улицы, где начинались пустыри – место, пользовавшееся нехорошей славой.
– Туда! – бросил он, устремившись к ближайшему переулку.
Впереди бежал Кер, рядом с ним тяжело бухал сапожищами Рауль, держащий факел. Вот крик, сдавленный – как бывает, когда пытаются заткнуть рот, прозвучал совсем близко.
Навстречу им метнулась сгорбленная тень.
– Вот он!! Стой!!
Мгновенно рассыпавшись цепью, стражники перегородили улочку.
Разошедшийся от избытка усердия Борю пихнул сапогом в живот попытавшегося развернуться человека, а кто-то из его людей упер в грудь упавшего на колени ночного бродяги клинок.
– Попался – не уйдешь теперь! – злорадно рявкнул Рауль.
– Ммм… – только и промычал тот в ответ.
Жорж поднес к лицу схваченного фонарь.
Проклятье! На них глядела искаженная страхом, перекошенная физиономия немолодого толстяка в приличном кафтане.
– Мессиры, пощадите! – пискнул он.
Сплюнув, капитан выругался от души.
– Какого черта ты шляешься тут по ночам! – рявкнул на него Борю
– По девкам таскался, чего ж еще, – поддакнул кто-то.
– Ты тут не видел никого? – быстро спросил Кер.
– Никого не было, ваша милость, – видя, что перед ним не грабители, а стражники, буржуа перестал трястись.
– Вперед, – скомандовал Кер – За мной!
Стражники устремились за ним, оставив позади незадачливого гуляку.
Топот дюжины пар подкованных сапог эхом отлетал от заборов и темных фасадов.
Они выскочили на пустырь, на противоположной стороне которого возвышались руины нескольких заброшенных домов. На фоне подсвеченного восходящей Луной неба как клыки торчали трубы каминов и балки.
Никого. Или жертве удалось спастись или ее, заткнув рот, уволокли куда-нибудь в трущобы на потеху молодцам из Двора чудес. Только к завтрашнему утру несчастная, истерзанная и в разорванной одежде вернется домой, а если не повезет, то ее нагое мертвое тело примут воды Сены.
Капитан в злой досаде сплюнул. Соваться в эти развалины теперь, ночью, когда и днем-то, случается, в таких местах исчезают вооруженные караулы…
– Ну, пошли что ли, – бросил он озирающим пустырь подчиненным.
Вернувшись на Монкосей, они миновали еще несколько переулков, затем свернули на улицу Персе.
Впереди, за поворотом на Круа-де-Труа, послышался шум. Не дожидаясь приказа, стражники ускорили шаги. Через минуту Кер уже безошибочно различил звуки самого настоящего погрома.
Не меньше двух десятков человек колотили палками о ставни, сопровождая это занятие громкими воплями и браню. К мужским голосам примешивались два женских. Первый – хриплый и пропитой голос давней обитательницы квартала Виль – де – Амур,[21] второй – писклявый, еще девчоночий.
Шум и выкрики продвигались в их сторону.
Послышался треск разбиваемой камнем черепичной крыши.
Впереди не бандиты, а кто – то, не считающий нужным скрываться.
Это могут быть рыцари («мда, только этого не хватало») гарнизонные солдаты («ну с этими то страже не впервой иметь дело») или…
Однажды вечером —
Извилист мысли путь,
Пришла идея: висельнице вдуть,
– донесся залихватский голос.
Кер сплюнул. Все ясно – впереди были школяры. Придется подраться.
Студенты причиняли страже – хоть дневной, хоть ночной, хлопот немногим меньше, чем воры и бродяги. Одних и тех же драчунов и буянов иногда по двадцать раз приходилось таскать в тюрьму, да все без особого толку.
Судили их епископ и ректор, а они были весьма снисходительны к проделкам своих подопечных.
– Е… ее – тяжелая езда:
Качается п… туда – сюда,
– продолжал голосить невидимый за поворотом певец.
Пришлось е… ее, подпрыгивая в такт,
– нестройно подхватили слова одной из любимых студенческих песен сразу дюжина голосов.
– Клянусь Цирцеей – вечно все не так!!
– Эй, стража идет – почивайте с миром! – выкрикнул Борю, приложив ладони ко рту.
– Эй, школяры идут – прочь с дороги, кому жизнь дорога! – донеслось в ответ из-за угла. За этим последовал издевательских гогот.
Позади него кто-то шумно вздохнул, кто-то вполголоса выругался, должно быть вспоминая синяки и шишки, полученные в стычках с буйными недорослями.
– Давай вперед, ребята, покажем соплякам, что такое парижская стража! – бросил Кер, не оглядываясь. – Только не ухайдакайте никого – бейте древками.
Пикардиец, осклабившись, сорвал с пояса плетку, которую предпочитал любому оружию. Сыромятный ремень с гудением рассек воздух.
– Не хватайся за плеть, – осадил его капитан – выхлестнешь не дай Бог кому глаз – греха не оберешься, объясняйся после с епископским судом…
«Веселенькая же выдалась ночка!» – промелькнуло у него.
* * *Покидая «Завещание поросенка», Жорж Кер, конечно, не обратил внимание на высокого смуглого бородача, сидевшего в углу, который, поглощая солянку, время от времени улыбался каким-то своим мыслям.
А случись запомнить его – подивился бы неисповедимости путей провидения.
Глава 4
В начале месяца мая Светлая Дева, собрав достаточные по ее мнению силы, решила, наконец, двинуться в решающее наступление. Подчиненные ей армии начали стягиваться в направлении Парижа. Как это часто бывает, несмотря на упорную подготовку и долгое ожидание, враг застал обороняющихся врасплох, и выступившие навстречу ей под началом маршала Жана, графа де Клермона и герцога Афинского войска были куда меньше по числу, чем можно было ожидать.
Сам маршал, однако, этим обстоятельством вовсе не был обеспокоен.
По его глубокому убеждению, все предыдущие победы мятежников объяснялись исключительно попущением Божьим, да еще малочисленностью королевских воинов.
По пути к нему присоединялись отряды дворян северных провинций, но они не слишком заметно увеличили численность его армии.
На четвертый день они вышли к среднему течению Авра, неподалеку от городка Верней.
В оказавшейся на их пути прибрежной деревне остались только полдюжины немощных стариков.
Все прочие бежали на тот берег, страшась расправ – де Клермон выжег начисто несколько селений, встретившихся на пути, в которых, по мнению маршала, замышляли бунт. При этом беглецы потопили паром и увели почти все лодки, кроме десятка дырявых посудин.
