Светлана Борисова - Лживая птица счастья
— Жрать, давай, сука! Спишь как последняя тварь, когда муж у тебя не кормлен. Придешь домой, устанешь как собака, а эта б…ь ученая даже своей ж…й не пошевелит. Нет, чтобы мужа встретить, как порядочные бабы делают! Жрать давай! Шевелись, падла, пока я тебе не п. в не навесил!
— Сейчас, дорогой, сейчас! — побелевшими губами с трудом выговорила Тамара Васильевна и засуетилась, бегая по кухне. Руки у неё тряслись, но она споро накрывала на стол. Муж, сжав кулаки, мрачно следил за ней. — Вот все готово. Я приготовила холодный борщ, как ты любишь и даже хлеб свежий: сегодня в магазине был завоз продуктов.
Она налила в тарелку борщ и положила рядом хлеб. Муж, взяв ложку, отхлебнул и, гневно посмотрев на жену, завопил:
— Сука! Сколько раз я тебе говорил, не клади лук, но ты все равно не слушаешь! Назло мне пихаешь его туда?
— Антон, ты же в прошлый раз сказал, что борщ без лука, просто вода, вот я и положила!
— Ах, ты б…ь! Ты перечить мне вздумала? Убью суку! Мало я тебя, выходит, трахаю, что ты еще и на чужих мужиков заглядываешься! Артистов тебе подавай, пи…ка! Сука подзаборная! Посмешище решила из меня сделать?! Все село болтает, что ты с заезжими артистами гуляешь! Я знаю, тварь ты этакая, что эта мелкая м…шка наверняка не от меня! Нагуляла с каким-то заезжим фраером, б…ь, а теперь врешь мне в глаза, что она моя дочь! А, тварь! Я подобрал тебя сучку бездомную, оборванку подзаборную, кормлю, пою, а ты мне вот что вытворяешь?! Бл…ща! Получи у меня! Убью тварь! На, получи, получи у меня!
Алисочка, сжавшись в комочек на кровати, напряженно прислушивалась к разгорающемуся домашнему скандалу. Она слышала умоляющий тихий голос матери, и ей безумно хотелось, чтобы она уговорила отца остановиться и не скандалить, но такого не случалось ни разу за всю её коротенькую жизнь. Услышав истошный вопль матери, и тяжелые глухие удары по телу, она зажала уши и забормотала: «Мама-мамочка! Папочка! Не надо! Не бей мамочку! Не надо!.. «Из глаз ребёнка градом потекли слезы. Алисочка тихо всхлипывала, но не посмела выйти к родителям. Тем более что мать строго-настрого приказала ей сидеть в комнате, когда отец буйствует. Та боялась, что он по пьяни может прибить и ребенка.
Грохот в кухне всё нарастал и мать, истошно визжа, выскочила на улицу с криками о помощи. Но в селе было тихо, только лаяли потревоженные собаки, и никто не спешил заступиться за избиваемую женщину. Её и так недолюбливали на селе. Чужачка она и есть чужачка. Местные женщины, слыша её отчаянные вопли, втихую радовались что и этой, как они считали, ученой зазнайке выпала та же участь, что и им: быть битой пьяным мужем.
Не выдержав, Алиса выскочила в окно своей комнаты, и забарабанила по ставням соседнего дома, опасливо озираясь на фигуру отца, монотонно наносящего удары по телу скорчившейся матери. Из окна выглянул недовольный сосед.
— Дядя Коля, дядя Коля! Помогите мамке! Папка мамку убивает! — в отчаянии выкрикнула девочка, с мольбой глядя в недовольное оплывшее лицо соседа, тот нахмурился еще больше, и сердито проворчал:
— А мне какое дело! И не колоти по рамам, дурища, только людям спать мешаешь! Ходют тут всякие!
Мужчина с досадой захлопнул створку окна. В темноте сонный голос его жены с протяжным зевком произнес:
— Что, опять Антон училку лупит? И правильно делает, меньше зазнаваться будет. А то ишь повадилась к чужим мужикам липнуть, вот ведь б…ь бездомная! Понаехали сюда всякие и ещё свой нос интеллигентский задирают! Слышь, она тут Ивановне намедни заявила, что все мы дураки необразованные, что, мол, в голове у нас одни суеверия и мы ими детям головы забиваем. Закрой окно поплотнее, а то так орет, что спать мешает.
Девочка прокралась к своему дому и, сжавшись в комочек, присела на землю под окнами. Ребенка колотила нервная дрожь, её маленькое сердечко разрывалось от боли и страха за мать. Она была уже достаточно взрослой, чтобы понять, что ревнивый отец, когда-нибудь действительно может убить её насмерть. Возвращаться домой Алисочка не хотела. Она видела, что отец, схватив мать за волосы, потащил её домой. Она знала, что сейчас начнется самое постыдное. Сексуальные отношения — не секрет для сельских детей с малых лет. Отец, не стесняясь ребенка, начнет насиловать мать, а та будет сдавленно рыдать и умолять оставить её в покое, а потом будет просить не шуметь так сильно, чтобы не разбудить дочь. Как будто возможно заснуть под такое! Но отец, не слушая её, тяжело дыша, сделает свое дело и, обложив напоследок Тамару Васильевну матерными словами, наконец-то, успокоится и заснет.
— Не плачь, маленькая! — раздался ласковый голос. Высокий мужчина поднял скрючившегося ребенка с земли. — Ну что, совсем тебе плохо, Лисенок? — с сочувствием проговорил все тот же красивый баритон и Алиса, обхватив шею Томаса, прижалась к нему всем тельцем. Наконец-то, выплескивая из себя горе и накопившийся страх, она горько с надрывом зарыдала. Прижав к себе несчастного ребенка, он погладил девочку по голове и твердо сказал: — Не переживай, малышка, я тебе обещаю, что всё будет хорошо.
И удивительное дело, Алиса сразу же ему безоговорочно поверила. Девочка успокоилась, и её сразу же стало клонить в сон. Когда Томас зашел в двери, она уже безмятежно спала, прислонившись растрепанной головенкой к его плечу. Тамара Васильевна испуганно подняла глаза на незнакомца и, попытавшись вскочить со стула, болезненно охнула. Закусив губу и чуть не плача от досады, она упала обратно на сиденье.
— Ой, простите! Я думала она у себя в комнате! Супруг мой расшумелся, вот я и не заметила, что её нет дома. Спасибо, что Вы привели её обратно. В последнее время она часто стала убегать, — смущенной скороговоркой выпалила женщина.
— Сидите-сидите! Не беспокойтесь, я сам уложу девочку. Её комната справа? — мягко произнес неожиданный гость и бесшумной поступью двинулся в указанном направлении, Тамара Васильевна с изумлением смотрела, как он идет по кухне. «Шагает, как кошка. Скорее, как огромный белый тигр в человеческом обличье и, пожалуй, так же опасен… и красив», — неожиданно подумалось ей, и она улыбнулась своей ассоциации, но тут же болезненно сморщилась и пальцами слегка прикоснулась к разбитой губе — её всю разнесло. У Тамары Васильевны выступили слёзы на глазах. «Господи, на кого я сейчас похожа! Выгляжу как самая настоящая уродина! Боже мой! Стыдно-то как!» Штейн вернулся в кухню и сел напротив женщины; та сразу же опустила глаза под его испытующим взглядом. Помолчав, он негромко произнес:
— Простите за бестактный вопрос, мадам, и часто Вас муж избивает?
Быстро взглянув на сидящего напротив мужчину, и немного поколебавшись, Тамара Васильевна тихо ответила:
