Илайа Николс - Паруса смерти
— Почему? — удивилась Соня.
— Понимаесь,— серьезно и поучительно сказал Менг,— когда восставшие гребцы сломают дверь и ворвутся сюда, то я думаю, они будут убивать всех, не разбирая…
— Понятно,— кивнула Соня и снова подняла крышку.— Ну что, пошли.
— Постой,— сказал лекарь,— есть еще одно дело. Помоги мне, позалуйста.
Менг подошел к постели, осторожно взял бесчувственного капитана под мышки и выжидающе посмотрел на Соню.
— Цто зе ты стоись? Бери его за ноги. Капитана тозе надо спрятать.
— А его-то зачем? — удивилась девушка.— Если рабы его и пристукнут, так поделом.
— Дело в том, цто, поступая в учение к мудрым старцам, которые зивут в горах на севере Кусана, я дал великую и торжественную клятву,— медленно и веско сказал лекарь.— Я клялся, цто не буду применять искусство врачевания во вред. Ведь знание секретов врачевания, лекарственных составов и тайн целовецеского строения — это великая сила, которая мозет быть обращена как во благо, так и во вред. Если человек не имеет определенного душевного качества, оно называется… Да, совесть. Так вот, этот человек мозет стать отравителем, злодеем из злодеев. Более того, знающие особые точки на теле человека могут убивать одним прикосновением пальча. А могут и излечивать. Врачевание — это очень великая сила, и ее секреты очень опасны, если попадут в руки недобрых, бессовестных людей…
Лицо Менга сделалось мечтательным, глаза смотрели куда-то вдаль. Казалось, на эту тему он готов разглагольствовать часами.
— Все это понятно,— нетерпеливо перебила Соня,— но ты так и не ответил, зачем нам спасать этого подлого старикашку?
— Ну как зе? — Казалось, лекарь удивлен тем, что она не понимает таких простых вещей.— Капитана Енси обязательно убьют, если мы оставим его здесь. И отцасти в этом будет виноват глубокий сон, вызванный семенами желтого лотоса, которые я дал ему. А я ведь клялся не причинять вреда. Даже бездействием.
— А-а, понятно,— сообразила Соня.— Ты удивительный человек, Менг. Ну хорошо, давай помогу.
Сообща они опустили безмятежно посапывающего Енси в люк, затем Менг принес матрас с одеялом и принялся устраивать капитана самым удобным образом. Не желая сидеть в темноте, Соня вернулась в каюту и, взяв со стола медный, наполненный маслом светильник, опустилась в люк и плотно закрыла его за собой. К ее удивлению, Менг немедленно задул маленький огонек, плясавший на кончике фитиля.
— Ни в коем случае,— прошипел он.— Свет могут увидеть сквозь щели. И говори только шепотом. Нельзя, чтобы нас заметили или услышали.
Они притаились под тонким дощатым настилом. Было тихо, лишь иногда прямо над их головами раздавались тяжелые шаги. Судя по всему, это охранник ходил туда-сюда по палубе.
— Ты удивительный человек, Менг,— прошептала Соня.— Удивительный, но очень хороший. Сначала я не могла понять, почему ты не отравишь капитана и не сбежишь с корабля, но теперь все ясно.
— Нельзя убивать людей,— раздался из темноты тихий, но твердый голос лекаря.— Капитан знал, что я не отравлю его, не боялся. Он только приказал тщательно следить, цтобы я не попытался бежать.
— А куда ты направишься, если удастся освободиться? — спросила Соня.
— Я бы хотел вернуться назад, на родину,— ответил Менг после недолгого молчания.— Я узе очень устал от цузих земель и цузих людей. Если выйти сейцас, то мозно будет достичь моих родных мест весной, когда расцветают вишни. День, когда на вишневых деревьях распускаются цветы, мой народ считает праздничным днем…
Движимая неожиданным порывом, девушка извлекла из пояса один из замшевых мешочков, которые она забрала из тайника Старой Гиены. Нащупав в темноте руку Менга, она вложила этот мешочек ему в ладонь.
— Возьми. Это поможет тебе добраться до родных мест. Путь предстоит неблизкий.
— Спасибо,— прошелестел в ответ тихий голос кусанца.— Путь действительно оцень неблизкий.
— Менг,— спросила Соня,— скажи, пожалуйста, почему ты не уснул? Я ведь высыпала тебе в похлебку это снадобье, лотос…
Лекарь тихонько засмеялся.
— О, я заметил, как ты похитила часть порошка. Снацала я подумал было, цто ты имеешь пристрастие к лотосу, ведь этот порок довольно распространен в здешних местах. Но, приглядевшись внимательно, понял, цто это не так. У тех, кто регулярно принимает лотос, расширены зрачки, а пальцы слегка дрожат. У тебя не было этих признаков. Тогда я предположил, цто порошок предназначен для меня. А почувствовав его вкус в пище, я убедился в том, цто мое предположение верно. Никогда не пытайся опоить или отравить опытного лекаря. Мы знаем вкус многих, оцень многих лекарств и ядов.
— Но ты ведь съел похлебку,— растерянно сказала Соня.— Всю, до последней ложки. Я сама видела.
— Цто из того? — безмятежно ответил Менг.— Заподозрив, цто ты попытаешься усыпить меня с помощью лотоса, я принял небольшое количество коры фенха, а поток узе сел за стол и принялся узинать. Понимаесь, порошок коры этого дерева, фенха, способен нейтрализовать действие лотоса.
Внезапно ночную тишину разорвал пронзительный переливчатый свист. А мгновение спустя раздался рев множества голосов: свирепый и ликующий. По мостику над головами Сони и Менга дробно застучали сотни ног.
Началось! Больше сотни рабов разом вырвались на свободу. Растерянные, сонные солдаты пытались отбиваться, но против такого напора они оказались бессильны. Да и цепи в могучих руках гребцов были страшным оружием: они разбивали черепа, вышибали плечи из суставов, ломали ребра и руки… Привычные к сабельным схваткам, бараханцы пытались парировать эти удары, но цепи просто-напросто обвивались вокруг клинков, вырывая оружие из рук. А от следующего удара защититься было уже нечем… И еще одно пугало бараханцев чуть ли не до икоты: восставшие рабы были совершенно нечувствительны к боли. Охваченные так долго копившейся яростью, они продолжали сражаться даже после тяжелого, иногда смертельного ранения. Главным для них было уничтожить врага, а не выжить.
Предводителем восставших рабов оказался Ремидио. Это получилось само собой. Ремидио вовсе не стремился вести кого-либо в бой. Его единственным желанием было расправиться с тем, кого он ненавидел: Рафа. А так как Раф возглавил оборону бараханцев, то и Ремидио оказался в самом центре схватки. В левой руке недавнего раба была зажата цепь, а в правой тяжелый прямой меч, который он отнял у одного из врагов в самом начале сражения. Ремидио рвался вперед, удары его сокрушали пиратов, а движения были так стремительны, что он оставался неуязвимым даже в беспорядочной толчее палубного боя. Прорывая ряды противника, Ремидио стремился к Рафу, а в брешь, пробитую им, тут же врывались остальные гребцы. Вскоре два давних недруга встретились лицом к лицу.
