Юрий Никитин - Трое из Леса
Боромир сказал язвительно:
— Оленя завалил ты, Таргитай? Мрак только помог нести?
Таргитай беспомощно оглянулся на огромного охотника. Мрак хмуро оскалил зубы. Свирепый и нелюдимый, он почему-то выделял Таргитая, слушал его дуду и нехитрые песенки, заступался. Мрака боялись. Никто не знал его полной мощи. В кулачных боях Мрак участия не принимал, но с легкостью давил бера, ломал хребет туру, у него был самый мощный лук и самые длинные стрелы, больше похожие на дротики.
— Завтра чтоб с утра, — сказал Боромир.
Он посмотрел на чистое личико Таргитая, что больше пристало девице, чем будущему охотнику, повторил со злой усмешкой:
— С первым щебетом птиц!
И ушел, грозно стуча посохом. Таргитай со страхом смотрел в прямую спину волхва. Под медвежьей шкурой уверенно двигались тугие мышцы бывшего охотника, лучшего охотника племени.
Для такого волхва всякий, кто не охотник — не человек вовсе!
На другой день с утра готовили место для обрядового костра. Туман еще уползал за Реку, цеплялся за кусты, а парни уже натаскали целую гору сухих валежин, хвороста, сучьев.
На высоком месте, на берегу Реки по соседству с кладбищем, как и завещано испокон веков, уложили широкую тяжелую колоду. В середке чернела обугленная ямка, туда вставили заостренный кол, привязали ремни, а двое дюжих мужиков с силой дергали, вздувая жилы. Кол вращался, вокруг топтались мужики и бабы, ребятишки глазели. Мужики взмокли, сбросили рубахи, наконец из колоды пошел жиденький дымок.
Боромир ходил строгий, прикрикивал. Охотники по его указке выдирали из земли камни, пни, утаптывали, следом носились девки, помахивая вениками. Норовили задеть парней.
За Боромиром неотступно ходил Олег, младший волхв. В деревне знали, что Боромир часто гневается на Олега, несколько раз бил посохом. Среди молодых парней Олег слыл хитроумным, но когда попал к Боромиру в ученики, все пошло наперекосяк. Не мог запомнить простейших чар, из Леса приносил не те травы, умничал: мол, любой огонь — от богов, так что от кремня рождается такой же священный, как и от ерзанья деревом по дереву.
По краям вытоптанной площадки свалили гору старого хлама, мусора, рассохшихся ведер, протертых кож, истоптанную обувь, сломанные остроги, треснутые кружки, ковши, ложки…
Боромир огляделся, бросил Олегу:
— Возьми двух парней, притащите во-о-он ту старую сушину! Огонь должен быть до неба, понял?
— Понял, все понял, — ответил Олег поспешно.
— А что понял? — спросил Боромир подозрительно. — Зачем такой огонь?
— Ну, чтобы богам стало жарко…
— Дурень, — бросил Боромир в сердцах. — Чем больше земли осветится, тем больше и освятится. Свет свят, понял? Боги радуются, удачу пошлют! Иди, остолоп.
Мужики и бабы, закрываясь рукавами от жара, подбегали к огню, швыряли хлам, очищая хаты от нечисти. За зиму накопилось подстилок из коры и трав, перепрело, кишат гадкие белые черви, вот-вот обернутся толстыми зелеными мухами, оводами, слепнями… Слава же, слава Агни, все горит, уносится дымом.
Боромир с натугой взгромоздился на пень, властно захлопал в ладоши:
— Добро, добро!.. Боги зрят благосклонно. Мир очищается от скверны. Светлым богам любо, темным богам горько… А теперь очистимся и мы сами!
Олег по его знаку широко размахнулся, угодив локтем в лицо стоявшего сзади мужика, швырнул в костер связку сухого хвороста. Парни, не дожидаясь, пока разгорится, начали сигать через огонь, по-заячьи поджимая ноги. Девки запоздали, пламя вздувало подолы, жгло ноги. Поднялся визг, вопли, посыпались шуточки, советы.
Кто хитрил, прыгал сбоку, где огонь поменьше, тех Боромир отправлял сквозь огонь снова. Пусть очищаются, выжигая из себя лесную сырь. Смех угоден богам. Смеются — значит, сыты, довольны, воздают хвалу. Потом парни начнут растаскивать девок по кустам, что уже оперились зелеными листочками. Тоже угодно богам. Самые угодные из всех зверей — люди.
В сторонке от требища, почти у самой Реки, ждали тесной стайкой парнишки. Их прогнали через костер первыми, теперь они чесали обожженные места, перешептывались. Таргитай стыдливо держался позади. Он уже шестой раз смотрит отсюда на пляски, на праздник Огня! Есть парни, что стали охотниками на двенадцатую весну, даже на десятую, а он встречает весну девятнадцатый раз…
Громобой, Старший Охотник, угрюмый и неповоротливый от избытка чудовищной силы, придирчиво осматривал молодняк, хмурился. Мельчают! Раньше на снегу спали, как тетерева, сырое мясо ели, лося хватали в буреломе, беров давили голыми руками! А теперь чистенькие, шкуры носят выделанные, норовят рыбу ловить — та сдачи не даст, птиц заманивают в силки, ягоду-малину ищут, ровно козы… Тьфу!
Медленно подошел, кривясь от болей в пояснице, Боромир. Громобой кивнул, продолжая рассматривать парней. Волхвов не жаловал, но Боромир не родился волхвом. Громобой был мальчишкой, запомнил могучего охотника, что в грозу попал под упавшее дерево. Другого бы в лепешку, но Боромир дерево стряхнул, до ближайшей хаты дополз. Не помер, не дался подземным силам, хотя те забрали его звериную мощь. Стал младшим волхвом у мудрого деда Огневита, а когда тот ушел в вирый, встал вместо него, охраняя деревню от Темных Сил Врага. Дело знал, обычаи блюл, к тому же изо всех обрядов больше всего любил Посвящение в Охотники.
Толкаясь, мешая друг другу, парни с натугой поволокли на пригорок огромное колесо, обвязанное пучками сухой травы, обмазанное дегтем. Олег поднес горящую головню, сено вспыхнуло. Оранжевое пламя осторожно лизнуло подтеки дегтя, радостно взревело, набирая силу, — полыхнуло черным дымом, затрещало.
— Толкай! — заорал кто-то.
— Эй, поберегись!
— Дорогу ясному солнцу!
Пылающее колесо покатилось с берега. На камне подскочило, завихляло, но кто-то из смельчаков бросился наперерез, толкнул, и колесо помчалось к воде, набирая скорость. Искры летели во все стороны, и даже Боромиру, который сам увязывал солому, показалось, что в самом деле солнце покатилось с небес в Реку.
Уже вся деревня собралась к освященному месту. Даже самые дряхлые и немощные выползли, доковыляли до капища. На краю утоптанной площадки уже высился новый столб с грубо вытесанным ликом Велеса, бога охотников. Его ставили каждую весну заново: земля сырая, столб сгнивает через пару лет. Промедли чуть — ворона сядет на макушку — столб с грохотом падает. Однажды зашиб ребенка. В деревне поняли — Велес требует жертву. С той поры каждый год отдавали по младенцу, потом с охотой пошло на лад, и Боромир рискнул вместо ребенка своей сестры, которому выпал жребий, сжечь убитого лося. Вся деревня следила с трепетом, старики предрекали жестокие кары, но зверь шел на рогатины, рыба ловилась, и в деревне с облегчением перевели дух. Постепенно привыкли весной отдавать Велесу крупного зверя, первую рыбу после рекоплава и первое лукошко ягод.
