Дети Великого Шторма. Трилогия - Осояну Наталья
Эсме вздрогнула всем телом – и Кристобаль умолк. Потом он продолжил, словно ничего не случилось:
– …Но мало что смог из него вытянуть. По его словам, выходило, что кто-то в Облачном городе очень сильно интересуется этой девочкой, то есть – на тот момент – уже молодой женщиной, а если у нее есть дети, особенно сыновья, то и ими тоже. Он не смог объяснить почему. Наверное, сам не знал. Эйделу предписывалось во всем разобраться и отправить незаконнорожденную дочь Марцио вместе с предполагаемыми потомками в Облачный город.
Честно признаюсь: я попытался выкинуть эту историю из головы. Чего только не узнаешь в море… Но она не отпускала, грызла меня, и в какой-то момент я стал просыпаться по ночам, размышляя о загадочной незнакомке из Тейравена. Я вспоминал всех, с кем виделся, когда приезжал в гости к твоему отцу, и у меня перед глазами постоянно возникал образ твоей матери, твоей тихой и скромной матери, которая всегда что-то шила – даже сидя вместе с нами у камина и смеясь над нашими шутками, в любое время дня и ночи и в любую погоду. Однажды она мне сказала со смехом: «Иголка приросла к моим пальцам!» – и я это запомнил. Она так любила ткани, что я старался привозить их в подарок. Однажды нашел на рынке Лагримы зеленый шарф, об истинной ценности которого торговец не имел ни малейшего понятия. Я-то знал – у моей матери когда-то был такой же. Ну вот. Да. У меня возникла навязчивая мысль: а вдруг это письмо – про Леону, жену Бартоло? По возрасту сходилось, но ведь возраста недостаточно…
В конце концов я отправился в Ниэмар и обратился там к неким людям, умеющим очень быстро передавать сообщения между островами. Их услуги стоили немалых денег, но меня совсем замучила бессонница, и я готов был заплатить за помощь в разгадке этой тайны. То, что я узнал благодаря им, меня не обрадовало.
Прежде всего, теперь не было никаких сомнений в том, что моя догадка справедлива: в письме действительно говорилось о твоей матери, Леоне Кадья, по мужу Занте. На этот раз мне назвали имена. Персона из Облачного города – как я теперь понимаю, то ли Кармор Корвисс, то ли Рейго Лар – желала, чтобы в столицу империи привезли ее сына. Да, к тому моменту им уже было известно, что у Леоны двое маленьких детей. «Почему сын? – думал я. – Зачем им нужен сын?» Но в конце концов все встало на свои места… Понимаешь, в последние века существования клана Буревестника их прорицательский талант почему-то в два раза чаще проявлялся у мужчин. И… – Он вздохнул. – Те люди, которые помогли мне с получением сведений, намекнули, что это дело как-то связано с магией полужизни. Я начал догадываться, что замыслил автор письма.
И еще – за отдельную плату – те же самые осведомители подсказали мне, где искать фрегат, который в тот момент вез Эйделу еще одно письмо – с более подробными указаниями, как поступить с твоей матерью и братом. И с тобой. Я бросился на перехват, но ветер и волны были недружелюбны. Мы шли за тем фрегатом по пятам, не в силах догнать, и почти у самого Тейравена разминулись – его унес на запад сильный шторм, и я прикинул, что в самом худшем случае он доберется до порта спустя сутки.
Кристобаль снова замолчал. Потом подался вперед и осторожно взял Эсме за руку, которая лежала на коленях ладонью вверх. Держа ее одной рукой за запястье, как держат что-то очень хрупкое и изящное, кончиком указательного пальца другой провел по линии, пересекающей ладонь.
Она сжала руку в кулак.
– Но чего я не знал, – продолжил он ровным голосом, покорно отпуская ее, – так это того, что упущенный мною фрегат вез не второе письмо с инструкциями, а третье. Второе Эйдел уже получил и успел подготовиться: он опутал твоего отца сетью долгов, настроил против него соседей, обвинил в пособничестве пиратам… насколько я знаю, эта версия так и осталась общепризнанной, и ты сама в нее поверила. Он хотел сделать так, чтобы никто не задавал вопросов, когда вы все исчезнете или умрете. За вашим домом следили, и, когда я там появился, наместник – небезосновательно – решил, что его вот-вот обыграют и надо действовать. Я допустил очередную ошибку, покинув дом всего на полчаса из-за какой-то ерунды. Когда мы с Велином увидели дым и прибежали обратно – спасать твоих родителей и брата было уже поздно.
От слез у Эсме перед глазами стоял туман.
– Что там произошло?
– Я не могу сказать наверняка… – ответил Кристобаль со вздохом. Теперь он сидел, скрестив ноги и уронив голову на руки. – Видимо, они пришли, чтобы забрать твоего брата и убить всех остальных. Ты спряталась на чердаке, и, поскольку им надо было действовать очень быстро, тебя не стали искать, а подожгли дом. Вряд ли кто-то думал, что найдется человек – ну, или не человек, – способный войти в пламя. Я тебя вытащил и отдал Велину. Потом… – Он посмотрел на нее исподлобья. – Потом я пошел к Эйделу. Я проник в его покои, и у нас состоялся разговор. Он не видел моего лица, не узнал моего имени, однако я был достаточно красноречив для того, чтобы десять лет тебя и Велина не трогали. Но ничто не длится вечно, к сожалению. К тому же Эйдел все эти десять лет потихоньку вел свое расследование и собирал по частям собственную головоломку – он ведь отлично понимал, что обычному головорезу в маске не одолеть магуса из клана Орла.
– Почему ты не увез меня и Велина в другой город?
– Целительские снадобья, Эсме. Все это время Велин получал их исключительно через моих людей, пусть даже сам не всегда это понимал. Обращаться в гильдию было слишком опасно – рано или поздно там узнали бы о его связях с пиратами. – Он помедлил, потом прибавил с тенью былой дерзости: – Да, я с самого начала знал, что ты не захочешь остаться в Ламаре, поэтому бессовестно врал тебе на эту тему. Старшие целители в гильдии тесно связаны с щупачами, и… словом, это очень опасно. Я решил, что вам лучше остаться в Тейравене, потому и не убил Аквилу, а запугал его. Я многого не предусмотрел.
– А что случилось с…
Она не смогла произнести имя.
– С твоим братом, Паоло. – Кристобаль провел рукой по лицу, ненадолго задержав ее у рта. – Увы, тут я мало что могу рассказать. Я потерял его след почти сразу. Я думал… думал, что он мертв. Но последние три года я… мы все… знали его под именем Змееныш. Кармор и Рейго пробудили в нем прорицательский дар, пробудили ужасной ценой. Паоло оказался сильнее и вышел за пределы той формы, которую они для него определили, пусть и не сразу, пусть и ненадолго. Его ненависть ко мне была совершенно справедлива. Я обещал, что помогу вам всем, – но не помог. Мне нет оправданий.
Он замолчал. Это был конец исповеди.
Эсме шмыгнула носом и попыталась вытереть слезы. Сообразив, что вытирает щеки кулаком, посмотрела на свои руки и увидела, что они сжаты до побелевших костяшек, до боли в ладонях, куда вонзились ногти. Пальцы как будто свело судорогой, и она с трудом сумела их разжать.
Кристобаль по-прежнему смотрел на нее снизу вверх и чего-то ждал. Она придвинулась к краю кресла, потом сползла на пол и встала на колени рядом с ним, не сводя с него взгляда и чувствуя, как учащается ее дыхание. Он потянулся к ней и замер, как замирают на безопасном расстоянии от огня.
Она протянула руку и провела кончиками пальцев по его лицу, от виска до подбородка. Он закрыл глаза и, кажется, перестал дышать.
– Больше никаких тайн, – сказала Эсме, не узнавая собственного голоса, – таким он сделался низким и хриплым. – Больше никаких…
Она грезит.
Палубы ее пусты – те трое, что остались, все еще сидят в одной из городских таверн, вспоминают товарищей и пьют. Она одна – и она грезит. Стены кают ходят из стороны в сторону, раскрываются как бутон розы, тают; становятся то мягче перезрелого фрукта, то тверже хрусталя; отращивают шипы и длинные мясистые лозы, которые вяло ползают туда-сюда, словно пьяные змеи в поисках добычи. Она одна – и это хорошо. Сейчас она слишком растеряна, чтобы как следует владеть собой и беречь тех, кто ей небезразличен.