Алла Гореликова - Корунд и саламандра, или Дознание
Путаные, бессмысленные обрывки, совсем как в те дни, когда дар мой только начинал открываться мне. И это после столь связных, столь полных видений… обидно!
Что ж… знать, на то воля Господня.
Ввечеру приходит Пресветлый, выслушивает меня сочувственно. Проводит пальцами по бархату, по серебряной вышивке. Роняет:
– Хоть что-то.
Отчаянный стыд накрывает меня, я бормочу что-то покаянное, и Пресветлый, хмурясь, осаживает меня резко и сердито:
– Воля Господня, Анже. Его дар. Мыслю я, это знак тебе дан: не усердствуй столь рьяно. Не дознания этого ради дана тебе жизнь. Да и я виноват, увлекся сам и тебя вослед увлек… – Отец Предстоятель умолкает на краткий миг и продолжает истинно по-отечески: – Завтра пойдешь огород копать. Свежий воздух и труд телесный… Вот, с братом Сержем пойдешь. А ты, Серж, проследи, чтоб Анже и там не перетрудился. Ты, чаю, поздравомысленней его будешь.
Брат Серж послушно склоняет голову, и Пресветлый, одарив нас благословением, уходит. И уносит злополучный кошелек, так мало успевший поведать нам. А Серж спрашивает:
– Анже, а ты вообще из-под крыши выходил сегодня?
– До того ли было, – вздыхаю я.
– А знаешь, какой денек был хороший, – мечтательно прищуривается Серж. – Весна началась, друг Анже. Да в полную силу. Погоди, вот выйдешь завтра, на земле потрудишься – попомни мои слова, обратно в келью не захочешь. По мне, так прав Пресветлый: рьян ты больно. Совсем тут зачахнешь за дознанием этим.
Я благодарно улыбаюсь Сержу – но на душе все же тоскливо.
– Полоса неудач, – бормочу я.
– Не бери дурное в голову! – отзывается Серж. – Удачи, неудачи… Согласись, Анже, – твоя неудача какому-нибудь бедолаге может счастьем показаться!
– Это да. – Я вздыхаю, вспоминая себя год назад. Тогда у меня язык бы не повернулся назвать неудачей нынешнее мое положение!
– А знаешь, Анже, занесла меня как-то кривая дорожка в Себасту. И занятный там со мною приключился случай.
Серж замолкает, и взгляд его становится хитрым: выжидательный взгляд признанного рассказчика: мол, что, хочешь послушать?
– Расскажи, Серж! – Я через силу улыбаюсь, к чему своим кислым настроением других заражать. Вовсе ни к чему.
Серж кивает. И начинает:
– Я был тогда, видишь ли… хм, в бегах. Искали меня по всем коронным землям, а я пережидал эту суету в Себасте Приморской, есть там такой район, Собачейка, где затеряться легче легкого. И вот живу я в той Собачейке неделю, две, веду себя тихо-смирно и каждый день толкусь в порту, в компании всяческого отребья, выпивох и просто неудачников, ждущих хоть какого разового заработка.
Я киваю. В каждом крупном городе, пожалуй, есть места, где толкутся подобного рода люди. В Корварене уж точно есть: скверик у задней стены миссии святого Карела. Я чуть ли не жил там добрых два месяца, пока не наткнулся на меня Пресветлый.
– Ну вот, и представь, друг Анже, – подходит раз ко мне господин. Такой, знаешь… не просто господин, а ваше благородие… а то и высокоблагородие. Причем и не хлыщ какой-нибудь столичный, шпагой разве что в фехтовальном зале махавший. Видно, что всякого повидал и в переделках бывал, а то и сам их заваривал. А смотрит – прям так и тянет перед ним в струнку вытянуться. «Пойдем, – говорит, – парень. Работенка есть». И ведет меня прямиком в «Миногу», есть там такая забегаловка, из тех, где никому ни до кого дела нет, пока в его дела не суются…
Серж молчит, словно собираясь с мыслями. Я жду.
– И вот, друг Анже, предлагает он мне безо всяких там намеков и недомолвок пойти матросом на капер. Тебя, мол, ищут – он ведь, Анже, и по имени меня знал, и про все мои дела, приключения да похождения. Ищут, парень, а когда найдут – ну, сам знаешь, что тогда. Так что выбирать тебе особо не из чего. А у меня, парень, контракт на пять лет, с долей в добыче, а потом, коли жив останешься, можешь осесть на теплом берегу своим домом, и никто тебя не тронет, только налоги плати исправно. На каком еще таком теплом берегу, спрашиваю я… Ты не замечал, Анже, что первыми почему-то выскакивают на язык самые глупые вопросы?… На южном, спокойненько так отвечает благородный господин. На южном берегу Ограничного моря. Или Внутреннего, ежели тамошние места больше к душе лягут. Постойте-ка, говорю, господин хороший, так вы что, на Империю меня зовете служить? Ну разумеется, отвечает, а ты думал? В этой стране у тебя, парень, одна дорога.
Серж снова замолкает, молчу и я.
– Он был прав, друг Анже, – с внезапной глухой горечью говорит Серж. – Он был прав. Но капер… Одно дело браконьерствовать помалу… В общем, говорю я ему со всей ответной любезностью: мол, не тянет меня на капер. Вообще в море не тянет. Уж извините, добрый господин, качку не переношу. А сам думаю: драпать придется. Выдаст ведь. А он плечами так равнодушно, знаешь, пожал: ну, парень, как хочешь. Мое дело предложить. Только вот что, парень, я тебе скажу, ради твоего же спокойствия: забудь об этом разговоре. Если ты пойдешь сейчас к королевскому сержанту и станешь ему рассказывать, что тебя вот прямо здесь, в Себасте, зазывали на имперскую службу, а ты, как добрый подданный, отказался – прошлые твои грехи это не спишет. Да и мне, кстати, тебя выдавать неинтересно. Во избежание лишних разговоров. Все понял, парень? Как не понять, отвечаю. Вот и славно, кивает, тогда еще кое-что тебе скажу. Если вдруг припечет тебя так, что и качка пугать перестанет, приди вот в эту самую «Миногу», подойди к хозяину и скажи так: предлагал мне как-то капитан Беркут работу, так вот, я надумал. Запомнил, парень? Запомнил, говорю, спасибо. И дернул я, Анже, из Себасты в тот же день. Вот так вот, друг Анже. Вот какие дела у нас делаются.
– И ты никому не сказал? – спрашиваю я.
– Почему, сказал, – отвечает Серж. – Отцу Предстоятелю сказал. Я, видишь ли, как раз тогда в монастырь и попал. Из Себасты-то дернуть легко, а потом куда? На коронных землях меня искали. И хорошо искали, друг Анже! Так и получилось, что в один прекрасный вечер оставалось мне либо в монастырские ворота постучаться и убежища попросить, либо поднять лапки перед королевской стражей. Так кончилась одна моя жизнь и началась другая, и оказалось, что к ней легко привыкнуть, что можно находить удовольствие в малом, что есть покой, который не тяготит. Что прошлое можно вспоминать спокойно. Странными путями ведет нас Господь…
О ВЕСНЕ
1. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
Почти позабытая тяжесть лопаты в руках оказывается неожиданно приятной. И земля… как пахнет она, весенняя свежевскопанная земля… голова кругом! Я впитываю этот запах, впитываю робкое тепло весеннего солнца и прохладу ласкового ветра; и усилие входящего в землю металла, и тепло дерева под ладонями; я впитываю весну, впитываю всей кожей, всем существом своим. Прав Пресветлый, не дело это – сиднем сидеть в полутемной келье, отгородившись от жизни. Ведь жизнь наша – тоже дар Господень. Как эта весна. Как это солнце, и ветер, и земля под моей лопатой, и небо над моей головой.
