Рене Ахдие - Ярость и рассвет
Муса устроился поудобнее, вспоминая, прежде чем начать.
– Мне довелось стать наставником матери Халида, Лейлы. Она была радостью. Красивой и талантливой. Любительницей книг и поэзии. Лейла совсем молодой вышла замуж за отца Халида и стала его второй женой, ей было только пятнадцать. Я, по ее настоянию, приехал в Рей вместе с ней. Она отличалась невероятным упрямством. К сожалению, это был не легкий брак. Муж оказался значительно старше ее, и он явно очень любил свою первую жену. Лейла не оценила постоянные сравнения. Я изо всех сил старался держать в узде ее истерики и приступы отчаянья, но преодолеть их разрыв в возрасте и интересах зачастую было слишком трудно. На самом деле никто в этом не виноват. Отцу Халида оказалось нелегко расстаться со своими привычками. А Лейла была энергичной девушкой. – Он сделал паузу, его лицо становилось все печальнее. – Я надеялся, все изменится после рождения Халида. Я никогда еще не видел более преданной матери. Лейла целовала ножки и пела колыбельные своему младенцу. Когда он стал старше, она каждую ночь рассказывала ему сказки перед сном. И Халид любил ее больше всего на свете.
Муса закрыл глаза на секунду, а Шарзад осторожно вздохнула.
«Его мать рассказывала ему сказки на ночь».
– Я присутствовал в тот вечер, когда отец Халида узнал об измене Лейлы… когда он обнаружил, что у нее был роман на стороне с членом дворцовой стражи. – Тенор Мусы стал низким и мрачным. – Он тащил Лейлу за волосы по залам дворца. Она кричала на него, обзывая ужасными словами. Я пытался помочь ей, но солдаты помешали мне сделать это. Находясь в атриуме[9], он позвал Халида. Лейла продолжала повторять сыну, что все будет хорошо. Что она любит его. Что он ее мир.
Руки Шарзад сжались в кулаки.
– И там, на глазах у шестилетнего сына, отец Халида перерезал Лейле горло. Когда мальчик расплакался, его отец накричал на него. Я никогда не забуду его слов: «Женщина или верна, или мертва. Третьего не дано». После этого меня выбросили из дворца лишь в одежде, которая была на мне. Я должен был бороться сильнее. Ради Лейлы. Ради Халида. Но я был слаб. Напуган. Позже слышал, что стало с сыном Лейлы. И всегда сожалел об этом. Я всей душой сожалел об этом.
Что-то поднялось в груди Шарзад, образуя барьер, мешавший ей говорить. Она с трудом сглотнула. Не зная, что еще сделать, перегнулась через стол и взяла Мусу за руку. Он обхватил ее маленькие ручки обеими руками, и какое-то время они сидели таким образом.
А затем с осторожным уважением Шарзад попыталась нарушить тишину:
– Муса-эфенди… Я уверена, вы не должны возлагать на себя ответственность за все случившееся как в ту ночь, так и в любую из ночей после. Я молода и поэтому знаю: мои слова имеют только определенную значимость в этом мире, но мне известно достаточно, чтобы понять – вы не в силах контролировать действия других людей. Вы можете управлять только тем, что будете делать с собой после этого.
Он крепче сжал ее руку.
– Такие мудрые слова. Халид знает, какое вы сокровище, моя ненаглядная звездочка?
Глаза Шарзад одарили его улыбкой, которая не могла появиться на губах.
Муса покачал головой.
– Он много страдал. Меня очень беспокоит, что в результате Халид заставляет страдать других. И это меня раздражает, потому что это не то, как поступал бы мальчик, которого я знал. Но я так же стар, как и вы молоды, а в моем возрасте мудрость становится не столько неотъемлемым правом, сколько ожиданиями. Самое важное, что я узнал в своей жизни, – никто не может достичь высоты своего потенциала без любви ближнего. Мы не созданы для одиночества, Шарзад. И чем яростнее человек отталкивает окружающих, тем яснее становится, что больше всего ему необходима любовь.
«Я никогда не смогу полюбить такого человека… такого монстра».
Шарзад попробовала отнять у него свою руку.
Но Муса держался за нее.
– Скажите мне, – настаивал он, – как давно вы обладаете даром.
Ошеломленная, Шарзад просто смотрела на него пустым взглядом карих глаз.
Муса вернул ее взор, в его теплых глазах читался вопрос.
– Значит, вы не знаете. Он не волнует вашу кровь, – сказал он сам себе.
– О чем вы говорите? – потребовала она ответа.
– Возможно, кто-то из родителей? – продолжил мужчина. – Ваш отец или мать обладают какими-либо… уникальными способностями?
Понимание осенило Шарзад.
– Мой отец. Он может делать определенные вещи. Очень незначительные. Но он никогда не мог умело управляться с этим.
Муса кивнул.
– Если вы когда-нибудь захотите узнать об этих способностях – пошлите мне весточку. Я буду рад поделиться с вами моими знаниями. Я не очень опытен, но научился… контролировать это. – Он медленно улыбнулся. Пока говорил, Шарзад увидела, как пламя, танцующее в лампе неподалеку, исчезло, а потом снова вернулось к жизни, само по себе.
– И я могла бы научиться делать так? – прошептала она.
– По правде говоря, я не знаю. Невозможно оценить индивидуальные способности. Мне известно только то, что, когда я впервые держал ваши руки в своих, в этот момент уже знал: между нами есть какая-то связь. А теперь она выходит за пределы простого поворота судьбы. Умоляю вас, звезда моя… пожалуйста, смотрите поверх темноты. В мальчике, которого я знал, заложен потенциал для безграничного блага. Поверьте, тот человек, которого вы видите сейчас, – это лишь тень того, что находится внутри. Если можете, дайте ему любовь, что позволит ему самому узреть это. Для потерянной души такое сокровище будет на вес золота. На вес его мечтаний. – Когда Муса говорил, он наклонился над их все еще сжатыми руками, и яркая улыбка привязанности осветила его черты.
– Спасибо вам, Муса-эфенди. За мудрость, историю и намного большее.
– Спасибо вам, звезда моя. – Он отпустил ее руку и встал из-за стола.
– Вы не останетесь на обед? – снова спросила Шарзад.
Он покачал головой.
– Мне нужно продолжить путь. Но я обещаю скоро посетить вас снова. Я не позволю, чтобы до этого прошло так много лет. И стану цепляться за надежду, что, когда увижу вас в следующий раз, Халид будет с вами. На вашей стороне, и это к лучшему.
Странное ощущение вины больно прорезалось в желудке Шарзад.
Муса подошел к своей суме с вещами, которую он оставил в углу. Он поднял сумку с пола и помедлил, словно размышляя. Затем сунул руку внутрь и достал потертый, поеденный молью коврик, плотно свернутый в рулон и перевязанный пеньковым шнурком.
– Подарок для вас, дорогая Шарзад.
– Спасибо вам, Муса-эфенди.
«Какой странный дар».
– Всегда держите его при себе. Это очень особенный ковер. Если вы потеряетесь, он поможет вам найти путь, – сказал он с блеском знания в глазах.
