Александр Золотько - Молчание бога
– Простите?
– Протяните руку, – сказал Хозяин.
Посол подошел к парапету. Положил на камень руку. Камни в перстнях попытались сверкнуть, но лишь влажно заблестели.
– Я хочу сделать вам подарок, – сказал Хозяин. – Небольшой.
Своей левой рукой он прижал правую руку посла к камню. Правой, не торопясь, вытащил кинжал. Медленно поднял его.
– Послушайте, – пробормотал посол, облизнув губы, – что вы...
Кинжал опустился, пробив руку.
Посол взвизгнул, дернулся, но Хозяин держал крепко. Кровь пропитала зеленую перчатку, превращая ее в коричневую. Потекла по парапету. Посол кричал во весь голос. От боли и страха. Со двора послышались голоса охраны.
Хозяин медленно вынул из раны кинжал, медленно положил его на парапет. Капля крови повисла на кончике, качнулась и упала вниз, во двор.
– Что вы наделали! Вы обезумели! Вы... Будьте вы...
Правой рукой Хозяин снял с пояса флягу, специально захваченную сегодня из тайника. Зубами вытащил пробку. Посол теперь просто рыдал, даже не пытаясь высвободить руку. Он еще что-то попытался сказать, но капля из фляги медленно переползла через край горлышка и упала на рану.
Посол замолчал. Рванул со своей руки перчатку, не обращая внимания на разлетающиеся в стороны перстни. Один полетел с башни вниз. Остальные упали на пол.
Зачарованным взглядом смотрел посол на то, как края раны быстро сходятся, смыкаются, срастаются без следа.
Из люка на площадку башни выскочили охранники. Четверо. Оружие было у них в руках.
– Вон отсюда! – закричал, срываясь на визг, посол. – Идиоты. Кто вас сюда звал?
Охранники остановились в нерешительности.
– Вон-вон-вон! – кричал посол, пока удивленные охранники не убрались с площадки, закрыв за собой крышку люка.
– Раны нет, – сказал посол, рассматривая руку. – Нету раны...
– И еще вы приобрели лет десять дополнительной жизни, – Хозяин пробкой заткнул флягу и повесил ее себе на пояс под плащ.
Посол проводил флягу жадным взглядом.
– Вы хотите жить вечно? – спросил Хозяин.
– Да, – не задумываясь, ответил посол.
Как всегда, подумал Хозяин. Вечно жить. И вечно стареть. Старая уловка. Но люди с годами не умнеют. С другой стороны, он и не собирался делать посла бессмертным. Он только мог предложить ему эликсир. Амброзию, пищу богов. Сому. Люди называли ее по-разному.
Солнце, появившись в прорехе между тучами, медленно опускалось за холмы.
– Вы хотите мою душу, – хрипло прошептал посол.
– Странно слышать такое от священника, – ответил Хозяин и внимательно посмотрел в глаза собеседнику.
– Наплевать, – сказал посол. – Что вы от меня хотите? Хозяин молчал. Солнце улеглось в ложбину между холмами, словно тесто стекало по ним.
– Что я должен сделать? – спросил посол. – Что? Говорите!
Из-за холмов, из-под солнца, появилась группа всадников. Снизу, от ворот послышался мальчишечий крик. Идут чужие. Хозяин присмотрелся. Одиннадцать. Похоже, Ловчий.
– Переспите с этой мыслью, – сказал Хозяин. – До завтра. Завтра поговорим. Обо всем.
Хозяин подошел к люку, легко поднял окованную железом дубовую крышку.
Посол стоял возле парапета, зачарованно рассматривая свою руку.
– Кольца свои подберите, – посоветовал Хозяин, спускаясь по ступеням.
Ловчий ждал его в каминном зале. На лице его застыло тревожное выражение.
– Здравствуй, Ловчий, – сказал Хозяин.
– Не умничай, – отмахнулся Ловчий. Прошел по залу, снеся по дороге табурет.
– Зачем же мебель ломать? – Хозяин прошел к своему креслу, поправил подушку, сел.
– Ты Птицу помнишь? – Ловчий сел на табурет, вскочил и снова прошел по залу.
– Птицу?
– Мою Птицу, тогда.
– А... – Хозяин кивнул. – Ты из-за нее меня назвал тогда, если не ошибаюсь...
– Да какая разница! – отмахнулся Ловчий. – Я пошел ее провожать... К ручью. Вы же тогда меня подслушивали? Подслушивали наш разговор? Ты, Дева, Мастер...
– ...и Самка, – закончил Хозяин. – А ты как думал? До последнего мгновения надеялись, что у тебя хватит мозгов ее остановить.
– Ты помнишь, что она сказала? Помнишь? – Ловчий схватил Хозяина за плечо.
Ткань затрещала.
– Помню, – сказал Хозяин, высвобождая плечо. – Она сказала, что когда ты встретишься с ней в следующий раз...
Ловчий подхватил с пола табурет и швырнул им в стену. Щепа полетела в стороны.
– Это да, – кивнул Хозяин. – Это – по-нашему. Узнаю старого друга. Дубовый табурет – в клочья развалил движением руки. Теперь, когда табурет почил, можешь спокойно говорить?
– Она сказала, что боги могут умирать. Что бессмертные могут умирать, – Ловчий схватил со стола графин и осушил его одним глотком.
Хозяин перестал улыбаться.
– И она сказала, чтобы я вспомнил те ее последние слова. Я правильно вспомнил? Она тогда сказала, что когда мы встретимся в следующий раз, то...
– Вскоре после того, как вы встретитесь в последний раз. – поправил Хозяин.
– Вскоре. Вскоре. Вскоре после этого я умру.
– Умрешь, если допустишь ошибку, – сказал Хозяин. – После того, как встретишь ее снова.
– Я расстался с ней сегодня перед рассветом, – скалы Ловчий и огляделся. – У тебя еще есть вино?
– В шкафу.
– Забавно получается, – Ловчий открыл дверцу, взял графин.
Выпил залпом. Поставил пустой графин на место. Осторожно прикрыл дверцу.
– Правда, смешное совпадение? – спросил Ловчий. – Перед самой заварухой. В самый веселый момент. Не сто лет назад. Не пятьсот. Сейчас. Накануне.
– Значит, – медленно произнес Хозяин, – нам нужно не ошибиться. Иначе ты умрешь.
IV
Кого безумцы хотят погубить, того они превращают в бога.
Бернард ЛевинНадеяться на Бога есть единственный способ в него верить, и потому, кто не молится, тот не верит.
Петр Чаадаев– Мама звала меня Солнышко, – ответила она и вжала голову в плечи, зажмурившись в ожидании наказания.
Она произнесла эти слова и тут же поняла, что они неуместны здесь, в стенах этого монастыря. Всякое упоминание солнца или просто память о той жизни, которая осталась там, позади, за пролитой кровью, за страхом смерти, за самой смертью, – здесь, среди каменных стен, казалось насмешкой... Или нет, поправила она себя, не насмешкой – пыткой. Еще одной пыткой.
Солнышко, сказала она и замерла. Она ни разу не видела, чтобы аббат наказывал провинившегося... пострадавшего... заболевшего – она до сих пор не придумала, как называть того, кто...
Она старалась быть осторожной. Очень осторожной.
Когда все обитатели монастыря собирались в церкви на молитву, она становилась в стороне, в самом дальнем уголке. Нет, она не надеялась, что причастие минует ее, что удастся избежать яростной вспышки боли после того, как вино и облатка коснутся ее губ. Она даже смогла раз или два проглотить причастие и не рухнуть на пол, исходя рвотой и кровью.
