Александр Золотько - Молчание бога
Птица шагнула к двери. Остановилась. Снова шагнула. Оглянулась.
– Иногда... Иногда я говорю правду о том, что должно случиться. Я не могу знать, когда скажу пророчество, но когда оно звучит, я знаю, что это правда. Что это будет. И... Ты не помнишь, когда я уходила. Тогда... Давно... Я сказала... Ты еще смеялся. Это было действительно похоже на шутку, а я тогда еще не могла отличить просто слова от правды. Помнишь?
Ловчий покачал головой.
– Вспомни, – сказала Птица. – И прости меня.
Она вышла так быстро, что Ловчий не успел ее задержать. Остался стоять перед захлопнувшейся дверью. Закрыл глаза. Зажмурился изо всех сил. Остановить. Броситься следом, упасть перед ней и просить... Чего? Чтобы простила? За что? Что он может ей предложить? Он, называющий упырей чудовищами, и она, именующая их несчастными. Он, закованный в свое бессмертие, и она, знающая, что и бессмертные умирают.
Она была на севере. Он тоже был, пытаясь разобраться, что же там произошло. Он видел взорванные скалы и глыбы льда, покрывающие равнины. Он видел кровь. Он видел руины того, что строилось навечно. И он не видел никого. Пустота. Ушли, подумал тогда. Погибли, сказала она. И ему никогда не понять, кто из них прав. Или правы они оба?
Он оделся в выстиранное, принесенное, видимо, вчера вечером, вышел из дома, поднял окриком свой отряд. И, даже не позавтракав, они тронулись в путь.
Накрапывал дождь. Охотники молчали, чувствуя настроение командира. Он ехал с закрытыми глазами, сгорбившись, будто под непосильной ношей.
Что она тогда, уходя, сказала? Что могло показаться тогда ему смешным? Что-то смешное, сказанное ею на прощание. На тысячу лет. Он не помнил. Он совершенно не помнил. Произошла пустячная размолвка, он что-то сказал, она ответила, он вспылил... Попыталась вмешаться Дева, Хозяин полез со своими советами... даже Самка, кажется, что-то бормотала на тему любви. Самка! О верности и любви! Он засмеялся ей в глаза. Назвал шлюхой, но Самка не обиделась, а продолжала уговаривать. Мастер стоял у нее за спиной и молчал.
Ловчий что-то сказал Птице на прощание. И что-то сказала она. Что-то, отчего он захохотал. Что...
Ловчий вздрогнул и оглянулся. Она сказала... Глупости. Даже сейчас захотелось засмеяться. Этого не может быть, потому что... Или все-таки... Он не ошибся? Сегодняшний разговор мог заставить вспомнить и не такой бред. Или она и вправду...
Ловчий снова оглянулся через плечо, туда, где осталась деревня с названием Речки. Просто – Речки. И в которой жила ведьма, которую звали Птица. И которая на самом деле была богиней. Самой необычной богиней, которую он знал.
Она знает, когда произносит пророчество. И те слова, сказанные на прощание, теперь стали пророчеством. И все то, что она ему говорила этой ночью, было лишь попыткой обмануть саму себя. Она боялась сказать ему о пророчестве. И сказала, на прощание.
Ловчий пришпорил коня.
Быстрее. Еще быстрее. Он гнал коня, будто встречный ветер мог подхватить темные мысли и унести их назад, в лес, запутать в дубовых ветвях, утопить в болоте. До замка Хозяина осталось совсем чуть-чуть. Самую малость. К вечеру они могут уже въехать по вечно опущенному мосту в замок. И Ловчий сможет поговорить с Хозяином. Пусть он подскажет. Пусть успокоит. Или наоборот.
– Наоборот, – сказал посол. – Совсем даже наоборот. Мы не приказываем, мы не можем вам приказать. Мы просим. Напоминаем о Договоре.
Посол покрутил в руке пергаментный свиток с копией текста Договора.
– Мир стоит на самом краю пропасти, – сказал Хозяин. – А вы предлагаете подтолкнуть его.
– Наоборот, – похоже, это слово стало любимым словом посла. – Наоборот. Мы должны спасти мир. Установить порядок. Вернуть порядок.
– Вы хотите обмануть всех. Обманом вернуть людей к Богу...
– А какая разница, каким путем человек придет к Богу? – отмахнулся посол. – Все равно, каким путем человек придет к храму, по ровной, вымощенной дороге или путаной, заросшей тропой. Важно, чтобы он вошел в храм. Или даже крещение силой... Даже здесь, в этих местах, людей заставляли принять крест, угрожая мечом. И что? Люди верят в Бога. Они...
– А вы попытайтесь спросить, как их зовут, – сказал тихо Хозяин. – Подойдите к любому из них и спросите. Вы думаете, они вам скажут свое имя? Вы услышите Ухореза, Мордоворота, Крысеныша, Бродягу и Сквалыгу. Можете поиграть этими прозвищами, как морскими камешками. Они просто стучат, пересыпаясь, не производя ничего, кроме шума. И потому к священникам здешние люди относятся с подозрением. Священник записывает в книги имена всех. Настоящие имена. И, значит, имеет над всеми власть. Это христианство?
– Это страх, за которым может последовать любовь.
– Это изнасилование, за которым может последовать брак, – возразил Хозяин.
Они стояли на вершине башни, на той самой площадке, на которой барон, прежний хозяин замка, разжигал огонь. В центре площадки все еще было видно черное пятно, дожди и ветер все еще не смыли старую гарь.
Моросил дождь, посол кутался в плащ, набросив капюшон поверх шапки. Руки в шерстяных перчатках, пальцы унизаны кольцами, прямо поверх перчаток. И ведь не врет, когда говорит, что хочет действовать из лучших побуждений. Хозяина он обмануть бы не смог. Не врет. Верит в то, что говорит. Хотя это и не означает, что все, сказанное им, правда. Он – верит. А что задумал тот, кто его послал? Тот, кто присылает инструкции несчастному Хорьку и требует ежемесячных отчетов? Тот, кто с завидным постоянством отзывает отсюда священников и присылает новых, обладающих не тонким умом, но отличной памятью. Просмотрев как-то такой отчет, Хозяин понял, что видит слово в слово записанную свою двухчасовую беседу со священником.
II куда потом исчезают отозванные священники? Почему ни один из них потом не прислал ни строчки, хотя договаривались об этом, хотя каждому из них Хозяин при прощании обещал неплохое вознаграждение.
– Вам легко говорить об этом с высоты своего бессмертия, – сказал посол.
– Вы считаете, что это очень здорово – жить тысячи и тысячи лет? – Хозяин не обернулся, опершись на парапет башни и рассматривая то, что происходило внизу.
– Наверное, – сглотнув слюну, ответил посол.
– И вы бы, наверное, отдали бы многое, чтобы стать бессмертным? – таким же безразличным тоном спросил Хозяин.
– Не знаю... возможно... Нет... Наверное.
Хозяин не смотрел на посла, но чувствовал, как тот волнуется, как меняется выражение его на его лице, как заполоняет это лицо самое страшное из выражений – выражение надежды.
– Дайте руку, – сказал Хозяин.
– Простите?
– Протяните руку, – сказал Хозяин.
Посол подошел к парапету. Положил на камень руку. Камни в перстнях попытались сверкнуть, но лишь влажно заблестели.
