Лев Прозоров - Евпатий Коловрат
Зачем крысам — Пёс?
И вот он — сам! своей собственной волей! — преподнёс им то решение, которого они больше всего хотели.
Сдохни, старый Пёс! Сдохни вместе со своим змеёнышем!
Они были ещё живы. Живы и даже побеждали. Они не только взяли ближнее к степи княжество Рез-ан, они взяли Ула-Темир и всё его младшие города, разбили войско Ула-Темирского хана. Они побеждали. Чудом.
Это раздражало. Пёс-Людоед не привык надеяться на чудеса. Они имеют привычку кончаться в самый неподходящий момент, из чудес перекидываться в чудищ.
У него было скверное ощущение, что самый неподходящий момент наконец настал.
Разумеется, к белому шатру они ехали верхами — не может же, в самом деле, Непобедимый ходить пешком, как какой-нибудь ханец или хорезмиец! Хотя в таком столпотворении скорости это вряд ли прибавляло. Ну да, нукеры не скупились на плети неповоротливым — но они мало что могли поправить.
Рядом с белым шатром в кольце частокола теснились другие юрты, те, где только белая полоска у дымохода обозначала принадлежность жилища принцу крови, потомку Священного Воителя. Крохотный кусочек Каракорума, налипший на подол так, что не стряхнёшь. От юрты Гуюка тянуло вином и, кажется, гашишем, от юрты Хархасуна на Непобедимого с его свитой с ужасом и любопытством уставилась стайка размалёванных юнцов, где-то кричала девка… судя по всему, в руках ещё одного потомка Потрясателя Вселенной, другого б давно уж заставили заткнуть игрушку.
У кольца костров вокруг белого шатра они остановились. Найма спрыгнул первым, чтоб помочь спешиться отцу, принять из его рук поводья и отвести коня к коновязи.
Войдя в белый шатёр между двух самых крупных костров — младшие шаманы и шаманки покадили на них уталгаа с корой пихты и ветками можжевельника, отгоняя злых духов и сглаз, какие могли бы прилепиться к ним во враждебной стране, — Непобедимый со спутниками опустился на колени и на четвереньках выполз на середину шатра. Там он остановился, продолжая прижиматься опушкой шапки к ковру.
— Да не прогневается Джихангир на недостойного слугу своего…
— Мы не гневаемся… — серебряным колоколом прозвучало с высоты. — Можешь подойти.
Живая статуя из серебра, нефрита и слоновой кости. Холёные руки, нарисованное лицо, пышные одеяния из ханьского шёлка. Джихангир был молод. Он даже не был самым старшим среди родственников, отправленных с ним в поход. Над головой в причудливом венце беззвучно вздымались и опадали белоперые опахала-далбуур, гоня духоту юрты.
— Разрешаем поцеловать сапог.
По пирамиде из ковров и подушек чуть спустился мягкий сапожок из светло-зелёной тончайшей кожи, с поднятым носком. Непобедимый подобрался на четвереньках, привстал на коленях, потянулся вверх, опершись здоровой рукой об уходящие ввысь подушки, достигнув сапога Джихангира губами.
Вот и всё… а когда-то он садил, подхватив поперёк пояса, на коня весёлого круглолицего мальчишку с двумя косами и чёлкой, спускавшейся на лоб. А сейчас самое долгое прикосновение между ними, между аталыком и воспитанником, — прижаться губами к сапогу.
— О, как прекрасно… — звонко воскликнул один из стихоплётов-хорезмийцев, сидевших у ног Гуюка. — Посмотрите — на щеке Непобедимого слеза! Позволь, о Повелитель, я воспою это в поэме — и железное сердце Пса Небесного Воителя настигает умиление от несравненной красоты и великолепия достойнейшего из внуков Потрясателя Вселенной!
Удавить. Конями разодрать языкатую тварь.
— Не дозволяем, — ответило равнодушное серебро из-под полога Белой Юрты. — Воинский опыт и мудрость не нуждаются в поэмах. Можешь продолжать посвящать их нашему брату.
Гуюк метнул наверх злой взгляд, но смолчал. Поэт притих.
Непобедимый медлил отползти на положенное ему место.
«Повелитель, дозволь мне говорить с тобою, как наедине», — произнёс он на наймани. Орду недоумённо хлопнул глазами, Гуюк злобно скривился и засопел, Хархасун подозрительно сузил подведённые глаза.
Нависшая над Непобедимым накрашенная маска улыбнулась — одними глазами.
«Мы наедине, мо… наш аталык. Всё эти — они никто. Их нет».
— Что такое, брат наш и Повелитель?! — вдруг взревел царевич Гуюк, тыча пальцем в Непобедимого. — Почему эта одноглазая собака смеет тут гавкать на каком-то диком наречии, которого мы не понимаем?!
— Да-да, — капризно закричал тонким голом сиятельный Хархасун. — Пусть говорит по-человечески!
На лице сиятельного Орду гримасу недоумения вмиг сменил гнев.
— Уймитесь! — рыкнул он на братьев. — Или в прошлый раз вы ничему не научились?
«Прошлый раз» был пиром перед походом. Орду и мальчишка Кулькан простодушно радовались за брата, а вот остальные — кипели от злости и зависти. Почему это командовать походом назначили юнца? Каждый — и пьяница Гуюк, и любитель мальчиков Хархасун, и все прочие — были уверены, что справятся ничуть не хуже. И, кроме Непобедимого, только сам новоназначенный Джихангир понимал, что его новый титул — это приговор. Понимал, что его обрекли на смерть, и готовился погибнуть так, как подобает внуку Чингиса и сыну Джучи. Оттого его ещё больше бесили пьяные выкрики сиятельных братцев — а те, упившись, и вовсе толпой полезли на Джихангира-«мальчишку» в кулаки.
В ответ «мальчишка» взялся за плеть. А кому не хватило — досыта добавили ворвавшиеся в шатёр нукеры в синих и чёрных чапанах…
Казавшаяся фарфоровой голова статуи на постаменте из ковров и подушек неторопливо развернулась к сородичам:
— Непобедимый говорит на этом языке оттого, что на нём говорим мы. Нашему сиятельному брату хочется ещё что-нибудь узнать? — нарисованные губы изогнулись в ледяной улыбке.
Лица нукеров в синих чапанах, стоящих у стен шатра, были невозмутимы, как обычно.
Гуюк угрюмо опустил голову, пряча глаза:
— Нет, брат мой…
Фарфоровое лицо продолжало улыбаться ему.
— …И Повелитель, — с явной неохотой договорил Гуюк.
Голова истукана на возвышении медленно кивнула и вновь обратилась к аталыку:
— Непобедимый, до нас доходят дурные вести. Правда ли, что наши воины исчезают в лесах целыми отрядами и никто не возвращается, чтобы поведать об их участи? Мы удивлены.
— Увы, Повелитель, но дела обстоят ещё хуже… — закряхтел Пёс. — В последнюю неделю они отпустили четверых. Обычно люди сперва делают что-то плохо. Потом лучше. Потом ещё лучше. А тут они сначала убирали наши отряды бесследно. А сейчас появились беглецы. Думаю, их отпускают, Повелитель. Отпускают, дабы они внесли ужас в сердца цэрегов.