Сергей Гомонов - Тень Уробороса (Лицедеи)
«Борьба за место под солнцем = борьбе за участок на кладбище!»
«Бессмертие — это болезнь, но все почему-то быстро выздоравливают»…
Доминик захныкал, уставший от долгого путешествия. Зарецкая пробовала укачать его, но он вырывался.
— Смотри, какая дверь!
И они приняли заглядывать во все подряд комнаты чудовищного многоэтажного лабиринта, и оттого Ника быстро забыла путь обратно, заплутала. Вскоре мальчик снова смеялся, наглядевшись на обитателей темных коридоров. От вида этих чудовищ Нике становилось плохо, но она знала, что ей нужно найти какую-то особенную, свою комнату. А таблички, вкривь и вкось воткнутые в стены, словно лезвия в масло, по-прежнему издевались над заблудившимися посетителями. Нику отправляли от одной инстанции к другой, и много времени ей приходилось стоять в длинных очередях — затем лишь, чтобы ее в очередной раз послали к другим чиновникам. Чем дальше, тем больше бегало вокруг суетливых, занятых своими делами существ. Они проносились мимо, размахивая ворохом бумаг, они не слушали и не слышали вопросов.
Но вот сердце екнуло. Зарецкая узнала вход в свою комнату. Его преграждала двустворчатая резная дверь из мореного дуба. Дверь наблюдала за Никой и Домиником в тусклый глазок на уровне среднего человеческого роста. В косяк, подобно оставленному до поры тесаку, была небрежно воткнута металлическая табличка: «Оставь снаружи свой череп, всяк сюда входящий!» — а под нею топорщилась еще одна, маленькая: «Воспользуйтесь вешалкой для шляп!» Никакой при этом вешалки не наблюдалось в коридоре, и Нике отчего-то стало смешно.
— Подожди меня на скамейке, любовь моя, — сказала Ника, ссаживая сына со своих рук на строгую черную скамейку у входа в загадочную комнату. — Я вернусь к тебе, только посмотрю. Но тебе туда не нужно!
Вешалка стояла внутри. На ней и правда висело что-то, похожее на шляпу, а кроме того, примотанная тонким шлангом, сбоку торчала использованная капельница. Воздух пропах едкими медикаментами, где-то вдалеке, в открытом боксе, кто-то звякал стекляшками и металлом.
И вот выскочила навстречу Нике коренастая румяная медсестра в синей шапочке.
— Ах, ты уже тут! Ну и отлично! Всё, давай, проходи, я давно тебя жду. Эй, она здесь, включайте!
Не успела Ника удивиться панибратству медсестры, как в боксах, расположенных по периметру громадной прихожей, забулькало, заклокотало, закипело.
И тут она вспомнила о сыне, оставленном за дверью в коридоре, хотя туман, поползший из щелей, начал поглощать ее память, год за годом, день за днем, и все труднее уцепиться за что-то… Это все, Доминика ей больше не увидеть. Страшная мысль отпугнула туман, Ника схватила медсестру за рукав и дрожащим голосом стала просить о последнем прощании с тем, кто не должен был сюда входить… Ведь она не знала, не успела… не…
— Ну что ты ревешь? Что ты ревешь? — весело откликнулась та. — Прощайся, конечно, есть у тебя время, есть!
И тоска стиснула горло Ники.
— Мама! — сказал Доминик и побежал к ней, хотя не должен был еще ни говорить, ни бегать.
Ника подхватила сына и задохнулась от душившего ее горя. Больше никогда не увидеть ей того, что останется по эту сторону дверей. И Доминика тоже. Он останется здесь совсем один. А младенец собирал непослушными пальчиками слезы с ее щек и вопросительно заглядывал в лицо ясными, как солнце, глазами.
Ника обернулась. Отверстие в двери уже клубилось чем-то красноватым и мрачным.
— Прошу вас, очнитесь! Очнитесь, прошу вас!
Она оттолкнула от себя дверь, завертелась на месте, рухнула в невесть откуда взявшийся под ногами омут.
Над их с Домиником постелью стоял киберпилот. Это он так методично будил ее, исполняя приказ. Истощенный, замученный ребенок тихонько скулил у нее под боком, уже не пытаясь воззвать к умирающей матери.
— Прямо по курсу крейсер с опознавательными знаками Земли. Велите связаться с ним, госпожа?
Мало что поняла Зарецкая из сказанного «синтом», но она уловила слово «Земля», которым бредила уже вторую неделю.
— Да… — шепнула Ника и снова ушла в небытие.
* * *Стыковку с запросившим помощи катером сделали через десять минут после первого сигнала тревоги. У швартовочного люка собрались вооруженные вэошники, руководство и еще несколько медиков из моей части. Предполагалось, что мы со спецбригадой медиков под охраной военных войдем в катер-незнакомец, пилот которого успел сообщить, что это судно Фауста и что у него на борту содержатся тяжело больные люди. Идти с нами вызвались Джо и ее свита.
Корабли соединились. Надо сказать, сначала Дик хотел впустить фаустянский катер внутрь крейсера, но осторожные майор Буш-Яновская и Фаина посоветовали ему не делать этого, и Калиостро согласился с их доводами. Да и я уже не очень доверял своим сородичам; поэтому теперь, идя по длинному коридору, перекинувшемуся от нас к нежданным гостям, я усиленно подавлял тревогу, предчувствие чего-то неладного, и мне казалось, что монахи Иерарха притаились в каждом уголке того катера и ждут лишь того мгновения, когда мы окажемся их заложниками. И внушительное сопровождение, признаться, утешало не слишком.
Встретил нас киберпилот фаустянского судна.
— На катере женщина. Она приказала при первой же возможности выйти на землян. У нее есть что-то важное для одного из них…
Мне показалось, что я повредился в слухе. Откуда на Фаусте могут быть женщины?
«Синт» повел нас в каюту с больной пассажиркой. По пути он сообщил, что по его наблюдениям она очень плоха и совершенно бесстрастно выслушал огрызнувшегося Чезаре, который буркнул, дескать, это уже медикам разбираться, очень она плоха или не очень. Джоконда бросила пару слов на их родном языке, и Чез умолк.
Сначала мне показалось, что незнакомка одна в каюте, но стоило приблизиться, как из-за ее плеча высунулась маленькая ручонка и кто-то тихо, с безнадежным всхлипом вздохнул рядом с нею. Женщина была без сознания. Она представляла собой обтянутый кожей остов. Обладатель ручонки закопошился, и я увидел ребенка. Все мы были в белых защитных комбинезонах и шлемах, поэтому малыш испугался. Он подобрал губы, подбородок его мелко задрожал и глаза стали огромными от ужаса. Тогда-то я и узнал его по этому страху: несколько месяцев назад именно мне довелось окрестить этого мальчика Луисом. Правда, тогда я и не предполагал, что у будущего монаха есть мать.
Женщина издала слабый стон, но не очнулась, точно что-то ее держало по ту сторону границы яви и сна. Мы все бросились приводить ее в чувство, однако тщетно. Реанимирующая система, к которой мы с ассистентами за пару секунд подключили больную, помогла не слишком.
