Донован Фрост - Копье Крома
Затем в голове словно бы что-то вспыхнуло – в потоках уже знакомого Конану алмазного света возникло лицо Атли, и лица, и еще…
По пустошам шел отряд воинов, во главе которого вышагивал Атли, неся в согнутой руке свой рогатый мас-сивный шлем. Перед отрядом неслись скачками пять псов Ванахейма, уткнувшие черные носы-пуговки в свежий, пушистый снег.
Затем видение вернулось и заколебалось, словно горячий воздух над костром, поплыло.
Теперь Конан как бы со стороны видел разрушенную деревню, тонкую струйку дыма, уходящую в небеса, и пять быстрых белых теней, несущихся прямо туда.
– Кром! – взревел варвар, отгоняя видение. Он почувствовал, как холодные пальцы коснулись его шеи и распахнул затуманенные глаза.
Эйольв, незаметно подкравшийся к Конану, теперь старался его удушить. На лбу его вздулись жилы, лицо, бледное от пережитого, покрылось красными пятнами, он тяжело дышал сквозь стиснутые зубы. Конан же стоял, как стоял до этого – прислонясь спиной и слегка откинув голову. Теперь он только самую малость согнул ноги, чтобы не потерять равновесия.
Зрелище было довольно комичное. Эйольв был ниже варвара самое малое на голову. Кроме того, он был значительно более хрупким и тонким на вид.
И если в Тарантии таковое телосложение сочли бы изящным, то на севере обитаемого мира такие люди могли быть сочтены больными или же – находящимися на последней стадии истощения. И вот сей нежный юноша, пыхтя, старался свести на бычьей шее Конана свои длинные пальцы.
Киммериец недобро сощурился, потом ухмыльнулся в напряженное лицо своего одногодки и произнес:
– Не старайся сломать мне шею, аквилонец. Душить надо так… – С этими словами Конан поднял свои свободные руки вверх и аккуратно положил их на ворот куртки Эйольва.
Огромные лапы его сомкнулись вокруг шеи аквилон-па – еще движение, и варвар мог отломать тому голову, что не составило бы особого труда для этих мощных как древесные стволы рук. Однако он давал урок – большие пальцы уперлись в кадык и легонько нажали. Аквилонец поперхнулся и закашлял, хватка его ослабла. – Или – так… – Большие пальцы нащупали сонные артерии и погладили их.
Эйольв захрипел. Теперь его лицо поменяло свой цвет – стало все красное, и сквозь красноту проступили бледные пятна. Руки его готовы были вот-вот соскользнуть с шеи варвара, когда глаза пажа блеснули, и он резко ударил вперед ногой. Но все же – недостаточно резко.
Конан присел, и нацеленный в пах удар пришелся в живот. Звук получился сродни барабанному удару, а колено отскочило в точности как барабанная палочка в слабых руках.
Конан удовлетворенно хмыкнул и, подхватив подмышки, аккуратно опустил себе под ноги Эйольва, взор которого постепенно тускнел, а губы шептали проклятия.
– Это уже кое-что, южанин. Бить только надо посильнее и ниже.
Варвар вспомнил про приближающихся собак и перешагнул через тело аквилонца, на ходу бросив:
– Впрочем, я бы еще укусил за нос.
Теперь киммериец заторопился – он подбежал к огромной куче хлама, которую натащил со всей деревни, некоторое время погремел в ней, взял необходимые предметы, жадно втянул запах, что источала недоеденная Эйольвом птица, и кинулся вон из лабиринта строений.
Равнина была пуста едва не до самого горизонта. Но там клубились смерчи, и даже зоркие глаза варвара не могли разглядеть в точности, приближаются к лагерю собаки, или они еще далеко.
– Если все это не приснилось мне. Но если погоня недалеко, то вперед действительно пустят собак. В любом случае – есть время что-нибудь сожрать, перед тем как кого-нибудь убить!
И, громко хохоча над собственной остротой, Конан направился обратно к костру, где с завидным аппетитом принялся есть.
– Эй, аквилонец! – заорал он, оторвавшись от еды через какое-то время. – Ты сожрал лучшие куски, но почему-то не разгрыз костей. Ответом ему была тишина. Конан перестал хрустеть птичьими хрящами, прислушиваясь. И точно – где-то возле крайнего дома слышались осторожные шаги. Конан ухмыльнулся и вернулся к еде. Только покончив с позвонком, который его крепкие зубы смололи полностью, он вновь обратился к Эйольву:
– Южанин, ты думаешь не только сбежать от меня, но и в одиночку пересечь пустоши, а? Значит, все же ты круглый дурак, и мне нечем будет хвастаться у вечерних костров. Или ты решил, что отряд ваниров приближается к поселку? Да, может, и приближается, только пока их что-то не видно. Рыжебородые не очень-то рвутся за тебя в бой, неженка. Но учти, впереди их отряда пущены по следу собаки. Ты видел этих псов? Я не побегу спасать тебя на сытый желудок. Передай привет Хресвельгу, хотя вряд ли ему многое от тебя останется после псов Ванахейма.
И варвар вернулся к прерванной трапезе. Когда он выплюнул последний осколок кости, вытер об накидку жирные руки и с наслаждением потянулся, из-за дома вышел угрюмый Эйольв. Киммериец приветствовал его богатырским взмахом руки.
Паж двинулся было к костру, но взгляд его упал на металлическую кучу, и шаг его замедлился. Это привело Конана в неописуемый восторг. Он пытался что-то сказать, указывая на железо у своих ног и в куче, однако начал безудержно икать и только махал рукой. Аквилонец зло пнул сапогом угол дома, поплелся к огню и сел с каменным выражением лица.
– Брось ты, нам еще долго быть вместе, пока я не перебью столько рыжебородых, сколько Атли не пожалеет за тобой послать, а потом отправлюсь к своим. Ты мой пленник, и я могу поступить с тобой как захочу.
– Как, например? – спросил паж, с ненавистью глядя на варвара, по лицу которого гуляла довольная улыбка – икота сама собою прошла.
– Ну, твой отец – большая шишка там, на юге?
– Допустим, – буркнул Эйольв, потирая шею. – Я так и понял – уж больно дурным голосом орал этот аквилонский офицер, да и ваниры голосили, словно стадо хримтурсов, которым Кром поджаривает пятки. Ну – я отпущу тебя под честное слово, а твой папаша пришлет мне выкуп – надо бы только решить, сколько и чего мне надо, – Конан самодовольно обвел взглядом свою нехитрую одежду и груду недоделанного или испорченного оружия. – Вот только мы возьмем Венариум и спалим его, а ты тем временем посидишь в каком-нибудь нашем укровище в горах, а там я тебя в Гандерланд и отведу.
– Моего отца нет в живых, а вот мой дядя, герцог Орантис Антуйский, в Венариуме. И не просто в Венариуме. Он командует гарнизоном, – выпалил паж, но тут же недовольно прикусил язык. Ну что разговаривать с откровенным разбойником с большой дороги!
Конан присвистнул:
– Вот оно как… не видать мне выкупа, а тебе – дяди, – добавил он сокрушенно.
– Это почему же?
– Да спалят твой Венариум. А гарнизон перебьют.
