Томас Рейли - Кормчие судьбы
«Но ведь он лишь человек! — Сердце шемитки сжалось. — Они убьют его!» Она и сама не знала, радуется этому или страшится. Она ничего не знала… Душа ее больше не принадлежала ей.
— Копья, дети осьминога! Копья! — пронесся над палубой приказ Н’Гоны.
Чернокожие воины отступили и занесли копья решающего удара. Этим кратким мигом передышки воспользовалась Белит. Не думая, что делает, она ворвалась в круг и подняла руку, останавливая пиратов. Карие, пышущие огнем глаза встретились с ледяными синими. Женщина выступила вперед, и меч Конана почти коснулся ее обнаженного бедра.
— Кто ты такой и откуда? — спросила она негромко.
Он посмотрел на нее. И улыбнулся в ответ. И лед в его глазах растаял.
Неведомая сила влекла их друг к другу, и ни он, ни она не могли бороться с возникшим чувством. Н когда Белит услышала твердое «да» в ответ на предложение присоединиться к ней, сердце чуть не выскочило у нее из груди. Она не боялась осуждения команды. Притяжение между нею и мужчиной, назвавшим себя Конаном из Киммерии, было слишком сильным, и субанцы, дети моря и джунглей, привыкшие доверять своим глубинным чувствам, не могли его не ощутить. Если их королева выбрала себе спутника, значит, он достоин ее. В вихре страсти, закружившем Конана и Белит, было нечто внушавшее благоговейный трепет.
Впрочем, один человек на корабле знал о том, что должно было произойти, и, если бы Белит не спасла северянина, Н’Гона сделал бы это сам. Он обещал Самди, что избранник Митры будет признан строптивой шемиткой. Улыбаясь в усы, старик смазал раны Конана целебным бальзамом и направился к раненым пиратам.
Груз «Аргуза» — так называлось захваченное судно — быстро перетащили в каморки под палубой «Тигрицы». Тела пиратов и аргосцев, погибших в схватке, отнесли на полузатопленный корабль, и Белит своей рукой бросила факел на просмоленную палубу.
«Тигрица» уходила на юг. Сидя на корме, киммериец недоверчиво поглядывал на пиратов. Насколько он мог судить, чернокожие относились к своей предводительнице как к живому божеству. Но он видел в ней лишь прекрасную и отважную женщину.
Белит отдавала последние приказания своим воинам, но ее взгляд то и дело возвращался к огромной фигуре, сидящей на корме. Заходящее солнце заливало северян красными лучами, и Белит невольно содрогалась при мысли, что киммерийца могли убить и не солнце окрасило бы его кожу в алый цвет, а его собственная кровь.
Итак, еще одно предсказание жрицы Митры исполнилось. Но северный варвар возьмет в жены не дочь Асгалуна, а предводительницу орды пиратов — королеву Черного побережья. И корону она завоевала себе сама. Сталью и кровью. Отвагой и коварством. А значит, и свадебный обряд будет таким, каким ждет от нее команда дикарей.
Белит поднялась на корму и уверенным шагом подошла к Конану, не сводя с него спокойного, пристального взора, так что он невольно подался ей навстречу. На глазах у всех она сняла с себя одежду и украшения и сложи ног варвара.
— Волки синих морей, смотрите танец, свадебный танец Белит! Белит, дочери королей Асгалуна! — выкрикнула она с пронзительной силой.
Н’Гона покачал головой. Он один понимал, что значат последние слова дочери Бангулу и для кого они предназначены.
— Я, королева Черного побережья, отдаю себя тому, кого избрала по своей воле и воле богов!
Белит закружилась в бешеном ритме субанского танца страсти. Плавные, манящие жесты сменялись резкими и грубыми. Женщина то приближалась к своему избраннику пугливо отшатывалась, маня, дразня, зажигая и отталкивая.
Раненые, забыв о боли, смотрели на свою королеву. Закаленные в боях воины не сводили с нее глаз. Многие из них знали Белит с детства, но и они не могли представить ее такой. Сама сущность женщины, запретной и сладкой, опасной, как сама смерть, и дарующей жизнь, отдающейся и берущей мужчину, танцевала перед ними.
Когда последний луч солнца уже не мог бороться с нощей тьмой, Белит с криком бросилась к ногам Конана. Волна безумной страсти захлестнула варвара, заставляя забыть обо всем. Он прижал к груди трепещущее нагое тело, подхватил на руки, и понес в каюту.
Когда их губы соединились, из-за горизонта вырвался яркий зеленый луч и, прорезав тьму, дотянулся до «Тигрицы».
— Добрый знак! — произнес Н’Гона, когда видение исчезло.
Белит ценила роскошь и с первых дней постаралась превратить свою маленькую каюту в уютное гнездышко. Много лун провела она здесь в полном уединении, размышляя, вспоминая, ненавидя и строя планы мести. Но ненависть к врагам не иссушила ее сердца, не закрыла его для маленьких мирных радостей. Безделушки, украшения, шелка и мягкие подушки радовали ее не меньше, чем в те времена, когда она наслаждалась безоблачным счастьем с Алалом.
Иногда даже случалось, что в своей любви к роскошным вещам она заходила слишком далеко. Так, красочный, ручной работы стигийский ковер с вытканным ликом был слишком велик для крошечной каюты Белит, но расстаться с ним она не пожелала. «Каждый день я буду п. ногами эту ненавистную змеиную морду! Каждый пока она не изотрется в прах!» — объяснила она недоумевающему Н’Гоне. Так что один конец огромного пришлось подогнуть, сделав плотный валик у самого порога. Сначала об него спотыкались все подряд — и даже сама шемитка,— но постепенно привыкли и просто перешагивали, уже не задумываясь. Но сейчас Змееликий подстерегал новую жертву.
Пригнув голову, чтобы не стукнуться о низкую перекладину двери, варвар шагнул в каюту. И даже Белит, страстно прильнувшая к его груди, не ожидала подвоха. Конан зацепился ногой за край ковра и, потеряв равновесие, полетел прямо на кушетку. Впрочем, женщину из рук он не выпустил.
Грохот потряс корабль. Изящное ложе Белит не выдержало удара, и его ножки с треском подломились. Запутавшийся в плаще варвар отчаянно пытался высвободиться. Женщина, придавленная его мощным телом, смогла лишь отчаянно пискнуть. Но тут же, пошевелив руками и ногами, Белит убедилась, что все жизненно важные органы целы и весело расхохоталась. Рокочущий хохот Конана вторил заливистому смеху, и подскочившие было к двери пираты раздумали спасать свою буйную предводительницу.
Веселье Белит пропало так же неожиданно, как и началось. Чувство реальности, покинувшее ее этим утром, пробудилось вновь, и женщина вдруг ощутила укол стыда. Как она могла забыться настолько, чтобы предложить себя, точно товар на продажу, этому незнакомцу, что сейчас со смехом — и, должно быть, презрением — взирает на тот миг после битвы, опьяненной кровью и победой, казалось естественным повиноваться порыву — но она начала горько раскаиваться в этом. Как она могла?.. Оттолкнув Конана, Белит вскочила и дрожащими накинула на свое обнаженное тело плащ. Ей хотелось выцарапать варвару его бесстыжие глаза, что смотрели на нее так откровенно и весело… Но она страшилась взглянуть на него.
