Циклоп - Олди Генри Лайон

— Хитрец. Это хорошо.

— Почему?

— Хитрецы живучи…

— Ну, не знаю.

— Хватит притворяться, парень. Посмотри на меня.

Веки дрогнули. Зрячий глаз слезился, мешая как следует разглядеть человека, раскусившего нехитрый обман. Танни моргнул, слезы потекли на щеку. Над ним склонился старик — тот, у кого лицо из разных половинок. Значит, троица — не бред помраченного рассудка. А мерцающий карбункул во лбу старика? Лоб незнакомца вновь скрывала кожаная повязка. Танни с ужасом представил, как она чернеет, обугливаясь, открывая камень-пожар, вросший в кость и мозг.

— Вы…

— Я. Что ты хочешь сказать еще?

— Вы меня спасли?

Осколок переднего зуба оцарапал язык.

— Спас, — кивнул старик без особой приветливости.

— Я…

— Ты мне благодарен. Верю. Ты мне благодарен так, что у тебя нет слов. И в это верю. Урок первый: не спеши благодарить, даже если тебя удержали на краю пропасти. Иногда пропасть — спасение, а спасение — кошмар. Как тебя зовут?

— Танни… Натан.

До сих пор все звали его Танни. Но он больше не ребенок. Отец погиб, теперь Натан — старший мужчина в семье. Пусть старик зовет его полным именем. Даже если старик — сумасшедший.

— Сесть сможешь?

Вместо ответа Танни — нет, отныне и навсегда Натан — сел. Тело откликнулось многоголосьем боли. Комната завертелась колесом. У окна в кресле, свесив подбородок на грудь, дремал второй старик — высоченный, лысый, древнее руин. Единственный, кто остался недвижен, как гвоздь, вокруг которого вертится мир. Это он сомневался в живучести хитрецов — и, должно быть, имел на то веские основания.

— Голова кружится?

Старик с повязкой на лбу видел мальчика насквозь.

— Все, уже прошло.

— Врешь. Значит, соображаешь. Я прав?

— Наверно…

— Соображай, парень. От этого зависит твоя жизнь.

— Я понял, — Натан проглотил комок в горле. — Я понял, господин.

— Зови меня Циклопом.

— Хорошо, господин Циклоп. Вы маг?

— Нет, — придвинув табурет, Циклоп сел напротив. — Теперь спроси, добрый ли я человек? И я снова отвечу: нет. Я тебя спас не по доброте душевной. Заруби себе это на носу, хитрец Натан. Ты мне нужен. Вслушайся в мои слова. В них звучит все добро нашего славного мира: «Ты мне нужен!» Большего я тебе предложить не смогу.

— Зачем я вам нужен, господин Циклоп?

В жарко натопленной комнате Натану сделалось зябко. Он едва совладал с дрожью. Руки старика лежали на бедрах, и были вовсе не старыми. Гладкая, упругая кожа; сильные пальцы музыканта. Эти руки скорее принадлежали мужчине средних лет. В сравнении с морщинистым, странноватым лицом… Словно подслушав чужие мысли, Циклоп сцепил пальцы обеих рук на колене.

— Боюсь, ты последний из изменников Тер-Тесета.

— Последний?!

— Если спасся еще кто-то, он сейчас за сто лиг отсюда. Забился в такую нору, что и днем с огнем не отыщешь. А ты — вот он. Хоть режь тебя, хоть с кашей ешь.

— Что вы хотите со мной сделать?

— Еще не знаю, — Циклоп задумчиво поскреб подбородок. Под его взглядом мальчик чувствовал себя тушкой кролика под секачом умелого повара. — Ты только начинаешь меняться. Это кстати. Грозный Митра, как же это кстати! Я буду за тобой наблюдать. Буду тебя изучать. Возможно, ставить опыты…

— Опыты? Это как?

В ожидании ответа Натан весь покрылся испариной. Циклоп, как нарочно, не спешил. Встал, прошелся по комнате. С помощью кочерги открыл раскаленную печную дверку, подбросил поленьев в огненное нутро. Вернулся, снова взгромоздился на табурет.

— Опыты и пытки — родные братья. И те, и другие бывают болезненными. И те, и другие ставят одну задачу: постижение истины. Так говорила Инес ди Сальваре, а она знала толк в истине. Где кроется истина, хитрец Натан? В сердцевине. Значит, — Циклоп сунул в руки мальчику жестяную кружку, доверху полную рябинового чая. Чай остыл, был еле-еле теплым, — нужно узнать, что творится у человека внутри.

— Вы будете меня резать?!

Чай выплеснулся мальчику на ноги. Был бы кипяток — ошпарил бы, как пить дать. С минуту Натан, да и Циклоп — тоже, смотрели на кружку. Жесть уступила давлению, от пальцев остались глубокие вмятины. Еще чуть-чуть, и Натан скомкал бы посуду в кулаке.

— Резать? Хорошая идея, — кивнул Циклоп. Казус с кружкой, судя по всему, позабавил его. — Но не сразу. Посмотрим, что мне удастся выяснить менее радикальными способами.

— Господин Циклоп! Вы же не разбойник! — зачастил Натан, пытаясь успеть. Казалось: если он не сумеет убедить, умолить, Циклоп прямо сейчас достанет огромный ножик и разделает мальчика в лучшем виде. — Вы хороший человек! Вы мне жизнь спасли! Вас самого убить могли! А вы не побоялись… Зачем меня резать? Вы маг, вы просто скрываете от меня. Вы и так все узнать можете. Вы узнайте, а потом отпустите меня домой. Ладно? А я вам по гроб жизни… все, что захотите…

Циклоп слушал, не перебивал. Дождался, пока Натан умолкнет, выдохшись. Достал вышитый рунами кисет из желтой замши, вытряхнул на ладонь пахучий комочек смолы. Отправил в рот, принялся с задумчивостью жевать.

— По гроб жизни? Все, что захочу?

Натан поспешно закивал.

— Урок второй: не бросайся дурацкими обещаниями. Если я расскажу тебе, чего может захотеть добрейший с виду дедушка… Тебе будут сниться кошмары до конца жизни. Симон, не желаешь просветить молодого человека?

Высоченный старец в кресле спал, равнодушен к просвещению.

— Нет, так нет. Симон у нас молчун. Домой тебе нельзя, хитрец Натан. Небось, все соседи знают, куда тебя водили. Запоют хором: в Янтарный грот…

— Знают, — понурился Натан.

— Прикончат тебя, парень. Не сегодня, так завтра. И за наградой побегут.

— За какой наградой?

— Не знаю. Но уверен: будет награда. Скажем, десятина с имущества изменника. Остальное — в казну. Лучшая в мире подать: народ сам доносит, сам собирает, а казне — доход.

Натан с надеждой поднял взгляд на Циклопа:

— А если через неделю? Через месяц? Год?

— Обратись к провидицам, они скажут. Я не возьмусь. Ах да, провидиц тоже извели…

— Как же так? Там мама… — слезы градом катились по щекам. Зрячий глаз и незрячий старались вовсю. Натан ничего не мог поделать с предателями. — Я в порту работать хотел. Грузчиком. Как отец… Отец из-за меня… спасал, как мог… Один против всех! Его убили, а я…

— А ты выжил, — пожал плечами Циклоп. — Значит, твой отец погиб не зря.

— Зря! — закричал Натан, срывая горло. — Зря! Лучше бы он остался жив, а я сдох! Мне теперь даже домой нельзя! Мама с ума сойдет… Решит, что меня тоже убили… За что?! Что мы им сделали?!

Мальчика трясло, как в лихорадке.

— Жизнь не знает справедливости, — сказал Циклоп, когда Натан упал на топчан и зарылся лицом в подушку. — Жизнь и жестокость растут из одного корня. Хватит нюни распускать! У тебя хотя бы мать жива. Мне повезло меньше.

Старец в кресле проснулся. С интересом взглянул на Циклопа, ожидая продолжения. Чуть раньше сам Циклоп с похожим интересом рассматривал Натана. В комнате стало ощутимо теплее, как если бы чувства древнего старца имели природу огня.

— Симон, Симон, — покачал головой Циклоп. — По-прежнему падок на новенькое, да? Помнишь, что я сказал тебе в башне Красотки, когда ты собирался испепелить меня?

— Да, — кивнул старец по имени Симон. — Ты заявил, что я тебя не знаю. Ты был взволнован, и нес чепуху. Впрочем, ты всегда несешь чепуху.

— А что ответил мне ты?

— Что за двадцать лет я сто раз видел тебя у Красотки.

— Ты видел меня и раньше, — рассмеялся Циклоп. Смех его, как и руки, не знал тягот возраста. Так смеются еще молодые, в сущности, мужчины. — Просто запамятовал. Я был не из тех, кто запоминается. Хорошо, слушайте. Урок третий, хитрец Натан: отцы часто гибнут, защищая сыновей. Мой тоже бился один против многих. И что? Его труп достался воронам. А меня обрекли на тьму, рядом с которой мрак могилы — солнечный денёк…

2.

Сын Черной Вдовы