Дункан Мак-Грегор - Владычица небес
— Кто? — недовольно поинтересовался рыцарь, подозревая, что он.
— Я, кто ж еще! Как мне раньше в голову не пришло, что он все это время носил его с собой!
— С собой?
— Ну да! С собой, на себе, в себе… О, Митра, простишь ли ты когда тупейшего из тупых раба своего? Обратишь ли вновь светлый взор свой на него, ничтожного…
— На кого?
— Фи, Сервус! На меня, разумеется… — Гвидо был слегка раздосадован тем, что рыцарь прервал его молитву. — Ладно, не время петь, время действовать. Надеюсь, ты догадался снарядить за ним погоню?
— Уже уехали.
— Отлично. Ну, а теперь вставай. Пойдем, выпьем немного твоего чудесного розового вина и подождем вестей о Леонардасе.
Успокоенный веселым тоном малыша Гвидо, благородный рыцарь поднялся, отряхнул штаны и устремился к лестнице. Предложение выпить оказало требуемое действие: сейчас Сервус был гораздо бодрее и спокойнее.
В трапезном зале к ним присоединился Бенине, который слышал вопль друга и, естественно, выскочил в коридор узнать, в чем дело. Пропажа лала ничуть не огорчила его.
— Ну его, — передернул он плечами. — Одни заботы от этого камня. Забудь, Сервус. У тебя достаточно других, не менее красивых безделушек.
— Все отдам за Лал Богини Судеб! — не согласился рыцарь, опустошая огромный кубок, вмещающий в себя три четверти бутыли. — Из-под земли достану этого кретина Леонардаса! Достану и шею сверну!
— Я уже обещал ему сию участь, — мрачно признался Бенине. — Да вот не исполнил…
В такой приятной беседе трое друзей провели время до утра. На рассвете вернулись гонцы рыцаря. Леонардаса они догнать не смогли, но расспросили стражников у ворот и выяснили, что он на гнедой кобыле припустил в сторону Аквилонии.
— Лавиния! — воскликнули все трое в один голос.
— Ясно! — Гвидо решительно рубанул воздух тонкой рукой. — Надо отправляться в Аквилонию. Он наверняка попробует разыскать девушку…
— Поеду, — решил рыцарь. — Бенино, ты со мной?
— Нет, — отказался философ. — Мне нужно вернуться в Мессантию — у Пеппо снова начинаются занятия… И вообще… Я, пожалуй, пойду — пора будить моего мальчика. Прости, Сервус.
Бенине, весьма смущенный, удалился.
После его ухода в трапезном зале надолго воцарилась тишина. Сервус Нарот опять был угрюм и беспрестанно хлебал вино, а младший Деметриос раздумывал о том, что найти сбежавшего Леонардаса им вряд ли удастся — даже после известия о том, что отбыл он в Аквилонию.
— Итак, Бенине не едет… — пробормотал благородный рыцарь, вновь присасываясь к краю кубка. — Что ж…
— А меня возьмешь? — улыбнулся Гвидо.
— Ха! Еще бы!
Несмотря на то что слова его были вполне бодры, сам рыцарь явно не испытывал желания куда-либо ехать. Маленький дознаватель, поглядев на него внимательно, понял: он уже потерял надежду вернуть свой Дал и сейчас хорохорился только для поддержания репутации мужественного и сильного человека.
Не говоря ни слова, Гвидо поднялся и вышел в сад.
* * *Да, к концу этой истории, растратив остатки энергии на разговоры с Сервусом и Бенино, младший Деметриос тоже лишился той бойкости духа, каковая была при нем все время расследования. Впрочем, так случалось с ним всегда по завершении дела. Не то чтобы он отдыхал — хотя сил после напряженной работы ума вообще не оставалось, — а просто уходил в себя, погружался вглубь своей души, где, как ни странно, в эти моменты не было совсем никаких чувств — одна сплошная пустота. Но эта-то пустота и спасала его. Вялые мысли не имели ни продолжения, ни развития; сон не прерывался внезапно; слово не содержало остроты и не было столь точно, как всегда.
К счастью для отца и прочих окружающих, такое состояние у Гвидо продолжалось недолго — день или два. Потом он снова становился тем веселым, любез-и остроумным парнем, кои все так любили за добрый легкий нрав.
Сейчас, сидя в саду, на низкой широкой скамье под раскидистым деревом персика, он как раз погружался вот в это неприятное состояние. Думы его постепенно мельчали, улетали в чернеющее меж ветвей небо и там растворялись, а глаза наполнялись пустотой. Всяк незнакомый прохожий, коему вдруг довелось бы увидеть в сей момент маленького дознавателя, непременно решил бы, что перед ним один из тех несчастных, коих в Шеме и Аквилонии запирают в темницы, в Аргосе отправляют в плавание по реке на бревне, а в Черных Королевствах и вовсе уничтожают — то есть он решил бы, что перед ним сумасшедший. Но Гвидо, конечно, им не был, и то, что мысли в его глазах теперь не существовало, являлось опять-таки всего лишь следствием бурно проведенных трех последних дней…
Вздыхая без причины, он поднял голову и обратил внимание на звезды. Как и он сам, они тускнели и гасли, завершив ночной свой труд. Вот туча закрыла больше половины луны, и оставшийся край блистает старым серебром; а вот клочья соседней тучи закрыли и его…
Гвидо еще раз вздохнул, поднялся и прямиком пошел на улицу, думая пройти по ночным улочкам Лидии и, может быть, заглянуть в какой-нибудь славный кабачок… Бедный Сервус! Бедный Бенино! Такие странные мысли плескались в его пустой голове, и сам бы он сейчас ни за что не смог объяснить, с чего вдруг рыцарь и философ оказались бедными. Лал Богини Судеб? Бенино прав: ну его, одни заботы от этой безделицы неземной красоты…
Выходя за ворота дома рыцаря, Гвидо заметил огромную черную тень, пересекавшую улицу. Еще в начале ночи, когда душа его жила, он обязательно всмотрелся бы в нее и постарался бы найти за нею человека, но теперь он лишь скользнул по ней равнодушным взглядом, прикрыл ворота и пошел по улице, шаркая ногами по пыли.
— Хей? — удивленно сказал сзади чей-то низкий и глубокий, слегка хрипловатый голос. — Да никак это ты, блоха?
Гвидо вздрогнул и остановился. Не поворачивая еще головы, он поднял брови, тоже удивляясь, потом растянул губы в улыбке, резко повернулся и сказал:
— Ну конечно это я. Хей, Конан, рад тебя видеть!
Часть вторая. ПОВЕЛИТЕЛЬ ЗМЕЙ
Глава первая. Самый почетный гость
Небо просветлело вдруг, обещая немедленный восход солнца. Тут же погасли ночные светила, растворились тучи, и с ними растворился общий сон. Вялая, более напоминавшая сельцо, чем город, Лидия просыпалась неохотно. Скрипели окна, впуская в дома прохладу нового дня; кричали птицы, домашние и вольные; шелестела свежая зеленая листва, покрытая слезами ночи. Но вот лучи солнца пробежали по земле, ласково трогая ее теплом, и горизонт окрасился в розовый, потом в желтый… Утро пришло.
