Ошибка Пустыни - Соловьева Мария Петровна
Через три полнолуния Чигиш все же не выдержал и упросил Лалу поговорить с ним с глазу на глаз, подальше от куполов с незаметными слугами.
Сидя на песке возле озера, Лала благодушно слушала его сбивчивую речь:
– Госпожа, тебе не кажется, что мы задержались тут?
– С чего это? У меня много дел, я должна помочь подруге.
– Подруге? – удивленно переспросил он. – Ишиндалла теперь твоя подруга?
– Конечно, – улыбнулась Лала. – Она очень добра ко мне. И к тебе, кстати. Она ведь отпустила тебя?
– Да, отпустила. Но смысла в этом нет, если мы не уйдем в город.
– Уйдем. Обязательно. Только все дела тут переделаем.
– Какие?
– Ну… – Лала задумалась, – всякие. Нужные.
– Какие нужные дела держат тебя тут вот уже три полные луны? – Чигиш был очень настойчив.
– Я Мастер Смерти! Я выполняю свой долг!
– За все это время ты увела в Пустыню двух старух со скотного двора и ездила в соседний оазис, там кого-то превратила в кучку шулартов. Все это можно было сделать, приехав из Шулая по зову почтового сокола. Ты не людей убиваешь, Мастер Смерти, – с горечью сказал он, – а свою жизнь и свое время!
– Замолчи! – крикнула Лала.
– Ты каждый вечер пьешь вино из юги. Ишиндалла тобой управляет, как молодым дромом, а ты и рада. Я жалею, что поверил тебе!
С этими словами Чигиш резко поднялся и пошел прочь не оглядываясь. Лала открыла было рот, чтобы крикнуть вслед что-то жесткое и справедливое, но осеклась – на них глазела служанка, непонятно как оказавшаяся совсем рядом, за деревьями. Встретившись взглядом с Лалой, женщина поспешно поклонилась, подхватила кувшин и почти бегом кинулась к озеру.
До самого вечера Лала не видела Чигиша, а потом ее пригласили на ужин, и все неприятные разговоры мгновенно растаяли в памяти, как утренний иней под солнцем. Ишиндалла была особенно мила и торжественно вручила Лале тончайший серебряный браслет в виде змеи.
– Я хочу подарить тебе это в память о моем бедном брате. Сегодня ему исполнился бы двадцать один год. Вы ведь ровесники?
– Наверное, я точно не знаю своего дня появления на свет…
– Узнаем, дорогая подруга. Непременно узнаем. Мои люди делают все возможное. – Ишиндалла сочувственно погладила Лалу по плечу и поднесла кубок с вином. – А теперь давай выпьем за моего брата и человека, который отомстил за его смерть. За тебя!
– За твоего брата! – Лала привычным уже движением выпила сразу все вино из небольшого кубка и улыбнулась.
Потом был кубок за мастеров Смерти, за дружбу, за дромов, за могущество Шулая, за шуларты, за саму Ишиндаллу и снова за дружбу. Глубокой ночью Лала вспомнила, что так и не видела Чигиша, но ей было слишком хорошо, чтобы думать об этом.
А утром, лишь первые лучи солнца перекрасили пустыню, к Лале нерешительно постучались. Она усмехнулась:
– Да входи уже, Чигиш! Я не сплю.
Но это был не Чигиш. Пряча глаза и с трудом сдерживая дрожь, на пороге появился паренек и попросил госпожу Мастера Смерти срочно выйти к озеру.
Еще издалека Лала увидела небольшую толпу. Предчувствие подморозило ей внутренности, и она почти побежала. Круг молчаливых ашайнов разомкнулся, давая ей пройти, но она не смогла сделать и шага. На песке сидел связанный Чигиш и тоненько по-девичьи смеялся. Изо рта его текли слюни, смешанные с кровью, а всегда аккуратные косы растрепались. Зрачки безумных глаз были меньше песчинки, отчего он казался чудовищем, надевшим кожу человека.
Лала рухнула перед ним на колени и схватила за плечи.
– Чигиш, что с тобой?
Один из работников сбивчиво пояснил:
– Он не говорит, госпожа. С ночи тут сидит, наверное. Как не замерз, удивительно. Его нашла Ликша, когда за водой ходила. Он стал кидаться песком и плевать в нее, она испугалась и людей позвала. Мы его связали, потому что он начал биться головой о землю… Госпожа Ишиндалла велела немедленно вас позвать…
При звуке имени Ишиндаллы Чигиш вдруг встрепенулся и захихикал:
– Госпожа… сладости… вкусненько… много-много…
Лала схватила его за грудки и встряхнула.
– Чигиш! Чигиш, смотри на меня! Это я, твоя госпожа, узнаешь меня?
Чигиш облизал разбитые губы, пустил большой пузырь из слюней, радостно закивал и повторил:
– Госпожа… сладости… вкусненько…
Люди зашептались, и Лала отчетливо услышала слова, от которых ей стало жутко: «пожиратель разума», «конец парню», «давно не было», «скорее убить», «зараза». Лала внимательно осмотрела кожу Чигиша, пощупала лоб, понюхала, чем пахнет у него изо рта, заглянула в уши и долго следила за реакцией зрачков на свет. Послушать, насколько ровно бьется сердце, не удалось, потому что Чигиш постоянно смеялся и дергался, мешая ей. А вокруг все шипели: «пожиратель».
Она вскочила и с ненавистью бросила, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Кто обидит его – прирежу! Отвести ко мне и охранять, следить, чтоб не сбежал и не умер. Ну, что стоите?!
Ошалевшие работники еще миг смотрели на нее с ужасом, а потом засуетились, подхватили Чигиша под руки и уволокли. А она тем временем кинулась к дрому и, не жалея его, погнала в сторону оазиса знахарки Ширии.
Вернулась она лишь на следующее утро. Вместе с Ширией они подняли все старинные целительские книги и даже отправили сокола в Шулай, к самому Шагдиршу – главе знахарей. Описанные Лалой симптомы не очень подходили к заразной болезни, которую вызывали маленькие, почти невидимые черви, именуемые в народе «пожирателями разума». Шагдирш в ответном письме склонялся к отравлению. Правда, яд, который давал такие последствия, давно не использовался в Пустыне, поэтому главный знахарь осторожно предположил переедание неочищенной юги. В качестве помощи больному Шагдирш предлагал обильное питье отвара змеецвета, кровопускание и постоянное движение, чтобы силы молодого тела боролись против недуга.
Однако двигаться Чигиш отказывался. Он сидел в углу, смотрел перед собой, часто моргал и повторял сквозь смех одни и те же слова про сладости. Лала насильно поила его и дважды в день пускала кровь, но легче ему не становилось. Вечерами, пока Лала ужинала с Ишиндаллой, за Чигишем присматривала единственная служанка, не испугавшаяся заразы. Или, наоборот, слишком боявшаяся Лалу, чтобы отказаться.
Ишиндалла сочувствовала Лале и предложила отдать ей любого здорового слугу, а Чигиша отвести в Пустыню, чтобы не мучился и не пугал остальных. Лала даже слышать об этом не хотела. Ишиндалла не настаивала, просто подливала вина в надежде успокоить подругу.
А через три дня Чигиш стал буйным. Он кидался на все, что движется, никого не слушал и вообще отказался есть и пить. Лала, глотая слезы, пробовала на нем все новые травы, но его только рвало зловонной пеной. В один из таких тяжелых моментов к Лале пришла Ишиндалла, чтобы лично узнать, как дела. Чигиш неожиданно успокоился и радостно потянулся к Ишиндалле, как младенец к матери.
– Госпожа… госпожа… сладости… Чигиш хороший…
Ишиндалла с непроницаемым лицом попросила Лалу увести беднягу в Пустыню, потому что прилетел сокол от Ширии. Знахарка предупреждала, что Чигиш не поправится и будет с каждым днем все опаснее. Лала вскинулась, как испуганный дром:
– Нет! Я его вылечу!
– Не вылечишь, дорогая… Никто не вылечит. Мне очень жаль. Но осмелюсь напомнить, что Мастер Смерти не пререкается с благородными, ибо им дано незыблемое право решать судьбы черни, даже если чернь не есть собственность благородного. Поверь, мне тоже больно…
– Пожалуйста, дай мне немного времени!
– Прости, слишком поздно. Пустыня и так уже не даст за него достаточно самоцветов, а это важно. Не для меня, для всех. – Ишиндалла легко коснулась головы Лалы и вышла, давая понять, что разговор окончен.
Чигиш обиженно посмотрел ей вслед и снова забился в конвульсиях. Лала понимала, что Ишиндалла права: за несколько часов Чигиш потерял человеческий облик, а смрад его дыхания говорил о том, что он гниет заживо. Лала утерла слезы полой плаща и решительно выдохнула. Вот и первое испытание Мастера Смерти: доставить в нужное место Пустыни человека, который не хочет этого.
