Рене Ахдие - Ярость и рассвет
Он ответил ей таким же испытующим взглядом, оценивая синяки на ее шее, впадины под глазами и настороженную осанку.
– Как твоя рука? – Его голос был ровным и характерно низким.
– Болит.
– Сильно?
– Я уверена, что не смертельно.
Это была острая подначка, и Шарзад увидела, как она задела его за живое, когда сдержанное хладнокровие на миг исчезло. Он подошел к подножию кровати и сел рядом с ней. От его близости она неловко поерзала.
– Шарзад…
– Чего вы хотите?
Он замолчал.
– Загладить свою вину за то, что я сделал.
Шарзад вытолкнула жгущий выдох из легких и посмотрела ему в глаза.
– Вы никогда не сможете загладить свою вину за то, что сделали.
Он изучал ее.
– Это, возможно, первая по-настоящему честная вещь, которую ты мне сказала.
Она горько засмеялась.
– Я вам говорила, вы не слишком одаренный в разгадывании людей. Может, я врала раз или дважды в свое время, но никогда не обманывала вас.
Это было правдой.
Его грудь спокойно вздымалась и опускалась, пока он размышлял. Затем Халид протянул руку и убрал в сторону ее волосы. С большой осторожностью коснулся ее тонкой шеи.
Раздраженная очевидной озабоченностью на его лице, Шарзад отстранилась.
– Это тоже болит. – Она отвела от себя его руки.
Взволнованная, схватила гребень, лежавший на коленях, чтобы закончить распутывать волосы…
И скривилась от боли.
Ее рука.
– Помочь тебе? – спросил он.
– Нет. Не надо.
Он вздохнул.
– Я…
– Если мне понадобится помощь, я подожду Деспину. В любом случае, ваша помощь мне не нужна.
Когда она собиралась встать, он обхватил ее за талию и притянул спиной к себе.
– Пожалуйста, Шарзад. – Он говорил во все еще влажные волосы. – Позволь мне загладить свою вину.
Стук сердца в ее груди начал нарастать, когда он обвил ее второй рукой, прижав ближе к себе.
«Не нужно».
– Тому, что произошло сегодня утром, нет оправдания. Я хочу, чтобы ты…
– Где вы были? – Шарзад пыталась контролировать дрожь в голосе.
– Не там, где мне следовало быть.
– Этим утром и прошлой ночью.
Его дыхание овеяло кожу девушки, когда он наклонился к ее уху.
– Этим утром я был не там, где надо. Прошлой ночью я был не там, где хотел быть.
Шарзад вскинула лицо, и ее глаза расширились от того, что она увидела.
Его руки крепче обхватили ее за талию. Он наклонил голову и прижался своим лбом к ее, его прикосновение было мягким и нежным, как шепот.
– Моя гора Адамант.
Она почувствовала, как прижимается к нему, подчиняясь его ласке. От него пахло сандаловым деревом и солнечным светом. Странно, что она не замечала этого раньше, – в ее желании отстраниться от него Шарзад не обнаружила чего-то такого простого и в то же время явного, как запах.
Она вдохнула, давая чистому аромату очистить ее мысли.
Когда он положил свою ладонь ей на щеку, Шарзад осознала что-то ужасающее.
Ей хотелось поцеловать его.
«Нет».
Ответить на его поцелуй – это было одно; она готова к этому. Но хотеть поцеловать его… желать его взаимности – совершенно другое. Как и при первой напасти таять в руках убийцы Шивы.
«Слабая».
Она села в отвращении, уничтожив весь момент одним этим действием.
– Если вы хотите загладить вину, я подумаю о способе это сделать.
«И он не будет включать твои прикосновения ко мне».
Он убрал руки.
– Хорошо.
– Есть ли какие-то правила?
– Разве все должно быть игрой? – сказал он еле слышным шепотом.
– Есть ли какие-то правила, сеид?
– Единственное правило в том, что я должен быть в состоянии выполнить твою просьбу.
– Вы халиф Хорасана. Царь царей. Неужели существует просьба, которую не можете выполнить?
Он помрачнел.
– Я просто человек, Шарзад.
Она встала и взглянула ему в лицо.
– Тогда будьте человеком, который заглаживает вину. Вы пытались убить меня этим утром. Считайте, вам повезло, что я не сделала попытки вернуть должок.
«Пока».
Халид поднялся на ноги, больше чем на голову выше Шарзад. Вуаль бесстрастия вернулась и, как и всегда, углубила линии на его лице.
– Прости.
– Выглядит жалко. Но хоть какое-то начало тем не менее.
Его тигровые глаза смягчились, едва заметно. Он преклонил голову. Затем направился к двери.
– Шарзад?
– Да, сеид?
– Я уезжаю в Амардху сегодня днем.
Шарзад ждала.
– Меня не будет неделю. Никто тебя не побеспокоит. Джалал отвечает за твою безопасность. Если тебе что-нибудь понадобится – обращайся к нему.
Она кивнула.
Он еще раз остановился.
– Я действительно имел в виду то, что сказал генералу аль-Хури в тот день, когда представлял тебя.
«В тот день, когда он назвал меня своей королевой».
– У вас странный способ выказывать это.
Он помедлил.
– Такого не повторится.
– Проследите за тем, чтобы так и было.
– Моя королева. – Он снова поклонился, поднеся кончики пальцев ко лбу, прежде чем уйти.
Шарзад зажмурила глаза, упав на кровать, как только дверь за ним закрылась.
«Шива, что же мне теперь делать?»
Праведное пламя и беспокойный дух
Полумесяц над Реем, обрамленный тонкой дымкой облаков, был молочного цвета.
Вдоль границ элегантного внутреннего двора Резы бин-Латифа сверкали факелы в держателях, отбрасывая на стены из коричневого камня самозабвенно танцующие тени.
Мускусный аромат дыма и амбры тяжело висел в воздухе.
– Я снова чувствую себя человеком, – объявил Рахим, пересекая двор, и сел за низкий столик перед ним.
Реза тепло улыбнулся.
– Ты выглядишь намного более отдохнувшим, Рахим-джан.
– Мне обещали облако ароматов, и я не был разочарован, Реза-эфенди.
Через минуту к мужчинам присоединился Тарик, сев напротив Рахима в галерее под открытым небом.
Вскоре перед ними поставили блюда с едой – в маслянистый рис басмати, от которого еще шел пар, был добавлен ярко-оранжевый шафран, окрасивший его центр, к нему – ягненок в пикантном соусе из фиников, карамелизированного лука и терпкого барбариса; шашлычки из маринованного цыпленка с жареными помидорами, которые подавались вместе с охлажденным йогуртом и огурцами; свежая зелень, лаваш с кругами козьего сыра и нарезанной красной редиской, блестевшей яркими цветами на фоне полированного дерева посуды.
Аромат еды смешивался с запахом ароматических свечей, насыщающих органы чувств пряностями и особым настроением.
– Благодаря этому я почти забыл про последних три дня, – сказал Рахим. – Почти.
– Ты хорошо спал, Тарик-джан? – спросил Реза.
– Как и следовало ожидать, дядя.
