Крис Уэнрайт - Кольцо власти
— Родители прислали вас к нам, в обитель Светлоокого Митры, чтобы укрепить здесь ваш дух и подготовить к жизни. Вам придется забыть все, что вы прежде знали, и кем вы были. На эти два года вы все равны, и здесь нет дочерей властительных герцогов или падчериц бедных баронов. В обители Соважон есть только послушницы служителей Митры. — Она обернулась к шеренге старших воспитанниц, и шепот, который мгновением раньше шелестел в их рядах, смолк под ее суровым взглядом, — Здесь из вас воспитают прилежных хозяек и достойных будущих матерей, вы научитесь многому из того, что может вас ожидать в дальнейшей жизни.
Она прошла вдоль ряда, разглядывая своих новых воспитанниц, среди которых были девушки не только из различных провинций Аквилонии и Пуантена, но и Аргоса, Немедии и даже далекой северной Бритунии.
— Но самое главное, чем вам предстоит проникнуться здесь, — это заветами нашего Владыки Всего Сущего, Подателя Жизни и Хранителя Света, Справедливости и Добра. Долг каждого живущего, — она произносила эти слова с самозабвением, и даже голос ее стал более теплым в эти мгновения, — вести добродетельную жизнь, следуя учению Митры. Забудьте всю чушь, которая бытует в ваших глухих замках, обо всех богах-оленях, богах-медведях, богах-вепрях, обо всех Цернунносах и Локисах, обо всех звероликих или рукокрылых. Все это происки Гада Скользящего, Змееголового Сета, и праведный гнев Бога Нашего обрушится на отступницу, коей придет в голову вспомнить мерзопакостнейшие порождения сил Тьмы. Впрочем, — она вперила взгляд своих водянистых светлых глаз, казалось, прямо в лицо Хайделинды, — убеждена, до того не дойдет, а в случае мелких прегрешений мы сами найдем достаточно средств очищения от скверны.
Хайделинда чуть не задохнулась под жестким взглядом и почувствовала острую тоску, которая не отпускала окончательно все два года ее пребывания в монастыре. Еще девушку в самое сердце поразила глухая обида на родителей за то, что от родных стен своего герцогства, от цветущих полей и лугов, от прозрачных рек и привольных лесов они заточили ее в эту обитель, населенную мрачными костистыми женщинами с горящими огнем веры фанатичными взглядами служителей добра и гонителей зла.
— Вот ваши воспитатели! — Розальба указала на скамью, на которой, сложив руки на коленях, восседали Два десятка женщин, молчаливо и бесстрастно взиравших на зрелище, которое они за свою службу в монастыре Соважон видели уже много лет подряд. — Каждой из вас будет назначена помощница настоятельницы из старших воспитанниц, — сделав паузу, продолжала матушка Розальба, — на первых порах они обучат вас всему, что надо делать и как вести себя в обители.
По ее команде девушки в рясах сделали два шага вперед, и каждая взяла за руку новенькую, стоявшую напротив. Они отвели младших послушниц в их кельи и рассказали, как проходит день в монастыре и что должна делать каждая. Это был редкий случал за два года, когда девушки оставались одни, без воспитательниц. Больше подобного послабления сурового монастырского устава не допускалось, исключая тот день, когда сама Хайделинда стояла в ряду старших воспитанниц, а перед ними внимали речи матери-настоятельницы дрожащие от испуга и холода, такие же, как и она сама год назад, нагие и жалкие новые обитательницы монастыря. Все время, проведенное в обители, послушницы проводили с воспитательницами или в одиночестве, запертые в своих кельях на время отдыха. Им разрешалось брать с собой лишь книги из монастырской библиотеки, сначала только духовного содержания, потом и другие, в которых описывались древние легенды и истории, путешествия в далекие неведомые страны. Для какого-нибудь повесы было бы незабываемым впечатлением наблюдать, как после вечерней молитвы тридцать обнаженных девушек с фолиантами под мышкой направляются по монастырским коридорам в кельи. Настоятельница считала, что послушницы должны закалять свое тело, и поэтому разрешалось использовать для сна только одно одеяло, что, впрочем, при здешнем теплом климате было вполне переносимо.
Утром воспитанницам следовало умыться холодной водой, которой днем каждая из девушек наполняла кувшин в своей келье. Потом все шли к трапезной, у входа в которую на скамье лежали рясы шафранового цвета. Больше никакой одежды им не полагалось. После утренней молитвы следовал завтрак. Пища в монастыре Соважон была простой, но сытной, хотя и без каких бы то ни было изысков: хлеб, козий сыр, оливы, фрукты, красное вино, которое надлежало разбавлять водой. После трапезы послушницы направлялись на работы в сад или огород, потом молитва в храме, и обязательные для всех уроки верховой езды, для чего девушкам выдавались короткие кожаные штаны. Хайделинде казалось, что единственными живыми существами в этом монастыре, кроме послушниц, были лошади, и она каждый день с замиранием сердца ждала, когда сможет прикоснуться ладонью к шерсти послушного ласкового животного, ощутить его теплое дыхание. После обеда проводились занятия по изучению Заветов Митры и грамоте или шло обучение навыкам, приличествующим девушкам из хороших семей: рукоделие, приготовление пищи, после ужина игра на цитре или лютне, танцы, потом вечерняя молитва и снова возвращение в кельи. Так изо дня в день, и ничего не могло нарушить распорядок этой обители.
В праздники воспитанницы участвовали в обрядах в Большом храме, который одной своей стеной примыкал к монастырскому двору. Собственно, Соважон и возник несколько сот лет назад как пристройка к храму и постепенно обрастал все новыми сооружениями, впоследствии огороженными высокой каменной стеной, и жизнь послушниц стала совсем отрезана от остального мира.
В первые дни Хайделинда с интересом рассматривала постройки монастыря и огромную статую Митры, установленную посредине владений у входа в главное здание обители. Это было высокое, локтей пятьдесят в высоту, изваяние крепкого осанистого мужчины с вьющейся бородой и ровно подстриженными в кружок волосами. Фигура, вытесанная из черного камня, резко выделялась среди белых зданий и красных черепичных крыш монастыря. Статуя казалась очень древней, мелкие черты сильно стерлись под воздействием ветра и дождя, и это плоское лицо с приплюснутым носом и почти без губ напоминало старую монету неизвестного происхождения. Нельзя было сказать, добр этот бог или злобен, его бесстрастный взгляд не выражал ничего. Хайделинде многое было внове, она не видела ничего подобного в своей Немедии, в дальнем, затерянном на севере герцогстве Хельсингер. Растения с очень яркими и крупными цветами, деревья, которые не росли на севере: пальмы, кипарисы и бамбук, что удлинялся с каждым днем на целую ладонь, — все это возбуждало в девочке любопытство, но постепенно она привыкла ко всему окружавшему ее. Воспитательницы не давали своим послушницам ни мгновения, чтобы перевести дух: каждое движение, каждый взмах руки должен был подчиняться какой-то определенной цели.