Гарри Гаррисон - Крыса из нержавеющей стали спасает мир
Однако это прошлое не было прошлым того будущего, из которого я прибыл.
От размышления на эту тему моя голова начала раскалываться от боли. Может быть, этот мир существовал в петле времени, отдельно от основного потока истории. Или это был альтернативный мир. Профессор Койцу разобрался бы, но я думаю, что ему не понравилось бы быть вынутым из черного ящика для ответа на мои вопросы. Я должен разобраться в этом без его помощи. Думай, Джим, заставь шестеренки в твоей старой черепушке завертеться. Ведь ты гордишься тем, что ты называешь своим разумом, так примени его ради разнообразия к чему-нибудь, кроме мошенничества. Тут должна быть какая-то логика: А: в будущем это прошлое не существует; В: теперь оно точно существует; но С: может значить, что мое присутствие здесь уничтожает это прошлое и саму память о нем. Не представляю, как этого можно достичь, но сама мысль источала такую уверенность, что я схватился за нее. Джим ди Гриз Преобразователь Истории. Потрясатель Мира. Прекрасная картина – и я лелеял ее, дремля на сене, – я довольно скоро проснулся, почесываясь от нашествия многочисленных насекомых, ползающих по моему телу.
Лошадей доставили только после наступления темноты, и мы решили, что лучше всего отправиться на рассвете. Я ухитрился достать из моего ящика средство от насекомых. И потому наслаждался относительно спокойной ночью перед утренней скачкой.
Эта скачка?! Мы были в пути три дня, прежде чем достигли Лондона, и даже на заду у меня поверх одних болячек вскакивали новые. Мой простодушный компаньон, по-видимому, получал массу удовольствия от путешествия, рассматривая его как своего рода прогулку, непрерывно говорил о местности, по которой мы проезжали, и по вечерам, на постоялых дворах, напивался до бесчувствия.
Мы пересекли Темзу повыше Хенли и сделали длинный объезд на юг, держась подальше от мало-мальских значительных центров населения. Когда мы снова подъехали к Темзе у Саутварка, то увидели перед собой Лондонский мост, а за ним крыши и шпили Лондона. Видеть их было довольно трудно из-за высокой стены, проходившей вдоль противоположного берега. Стена имела чистый, с иголочки вид, сильно отличаясь по закопченности от остального города.
Неожиданная мысль пришла мне в голову.
– Ведь это новая стена, – сказал я. – Верно?
– Да. Закончена два года назад. Многие здесь поумирали, женщины и дети. Они согнали всех на эту стройку, как рабов. Она окружает весь город.
Она никому не нужна, просто он сумасшедший.
Эта стена была нужна, и хотя мысль эта было очень лестной, стена эта мне все равно не нравилась. Она была построена из-за меня, чтобы не пустить меня внутрь.
– Нужно найти тихую гостиницу.
– Гостиница «Георг», вон там, – он громко причмокнул. – К тому же там отличный эль.
– Это подойдет вам, а мне нужно прямо у реки, с видом на этот мост.
– Знаю такое место, «Боров и Дрофа», на Пиклхерин-стрит, у самого начала Вайн-Лайм, там тоже отличный эль.
На вкус Люка самое мерзкое варево было прекрасно, коль оно содержало алкоголь. Так или иначе «Боров и Дрофа» вполне соответствовало нашим нуждам.
Низкопробное заведение с потрескавшейся вывеской над дверью, изображавшее приготовившихся к драке невероятного вида свинью и еще более невероятную птицу. Позади была ветхая пристань, где могли высаживаться жаждущие лодочники. Я получил комнату с окнами на реку. Устроив свою лошадь на конюшню и поторговавшись о плате за комнату, я запер дверь на засов и распаковал электронный телескоп. С его помощью я получил крупную, ясную, подробную и безрадостную картину города за рекой.
Он был окружен десятиметровой стеной из крепкого кирпича и камня, несомненно утыканного всякой следящей аппаратурой. Если я попробую проникнуть под ней или над ней, меня наверняка заметят. О стене надо забыть.
Единственное, что было видно с моего наблюдательного поста, это противоположный конец Лондонского моста, и я внимательно его изучал.
Движение на мосту было медленное, потому что все тщательно обыскивались перед въездом на него. Одного за другим людей уводили в помещение, устроенное внутри стены. Насколько мне было видно, все они возвращались, но как будет со мной? Что происходит там – внутри? Я должен это выяснить, и внизу как раз подходящее для этого место.
Все любят людей щедрых, таким я и стал.
Одноглазый хозяин, бормоча и посмеиваясь про себя, ухитрился найти в своем подвале бутылку сносного кларета специально для меня. Местные жители были более чем довольны, поглощая эль кувшин за кувшином. Эти сосуды были сделаны из кожи, пропитанной дегтем, который добавлял букету определенную пикантность, но потребитель, видимо, не возражал. Моим лучшим информатором был щетинисто-бородатый гуртовщик по имени Квини. Он был один из тех, кто перегонял скот с ферм на бойни, а также помогал мясникам в их кровавых делах. Как можно догадаться, его чувствительность была не из высочайших, чего нельзя было сказать о его способности пить. Напиваясь, он разговаривал, а я впитывал каждое слово. Он въезжал и выезжал из Лондона каждый день, и я, выделяя по кусочкам из потока сальностей и брани крупицы нужной мне информации, постепенно составил точную, как я надеялся, картину процедуры пропуска.
Там был обыск, это я и сам мог видеть из окна, иногда тщательный, иногда и поверхностный. Но одна процедура этого порядка никогда не изменялась.
Каждый входящий в город должен был сунуть руку в дырку в стене караульной по кисть и снова вынуть.
Потягивая вино и не обращая внимания на взрывы вокруг себя, я размышлял над этим. Что они могут при этом обнаружить?! Возможно, отпечатки пальцев, но я всегда использовал ложные отпечатки и менял их три раза со времени последней операции. Температуру? Щелочность кожи? Пульс или кровяное давление? Могут ли жители этого туманного для меня прошлого отличаться какими-нибудь телесными характеристиками? Вполне возможно ожидать каких-нибудь изменений за более чем 30 000 лет. Я должен узнать теперешние.
Это удалось сделать достаточно легко. Я сделал детектор, который мог записывать все эти характеристики, и прикрепил его под одеждой. Приемник был замаскирован под кольцо, которое я носил на правой руке. На следующий вечер я пожал руки всем, кому мог, и, забрав свой стакан, вернулся к себе в комнату. Записи были точны в пределах 0, 006 процента. И были весьма показательны. Мои собственные данные весьма хорошо вписывались в пределы естественных отклонений.
«Ты не думаешь, Джим, – обвинил я свое отражение в волнистом зеркале.
– Должна быть какая-то причина для этой дыры в стене. И эта причина какой-то детектор. Вопрос в том, что он обнаруживает? – Я отвернулся прочь от своего отражения. – Давай, давай, не уклоняйся. Если не можешь ответить так, поставь все на голову. Что вообще можно обнаружить?»
