Джеффри Лорд - Ричард Блейд Айденский
Подобные развлечения позволяли убить время. К тому же Блейд вовсе не хотел, чтобы гориллы Савалта измывались над слугой, приставленным к нему сыном и его прекрасной супругой.
Сыном!
Он скривил губы, вытянувшись на жестком топчане и глядя в низко нависавший потолок. Темнело, и в крохотное оконце его каюты, прорезанное рядом с дверью, струились последние солнечные лучи, багряно-оранжевые и гаснущие с каждой минутой, словно пламя догорающей свечи.
Сыном!
Он был сам себе и сыном, и отцом, и братом, и кузеном…
Предположения Хейджа оказались верны; каждую ночь он, Асринд, объединялся с Аррахом, восстанавливая цельную личность Ричарда Блейда… Это было поразительное ощущение!
Вначале, как всегда, он засыпал. Сны приходили легкие, не тревожные; он парил в утреннем небе над синей гладью Ксидумена, которая простиралась во все стороны, заворачиваясь у горизонта вверх, словно огромная чаша из полупрозрачного кобальтового стекла. Синий ласковый Ксидумен, Средиземное море Айдена… Или то был безбрежный уренирский океан?
Внезапно он начинал падать вниз, но не стремительно, а плавно, без страха, без боязни… Он уходил в теплую воду, опускался все глубже и глубже, растворяясь в соленой влаге, в непроницаемой бархатной тьме, в живом и трепетном космосе, нежно покачивавшем его в могучих объятьях. Сознание гасло, но подступающее беспамятство не вызывало испуга; каким-то образом он знал, что впереди — не смерть, не вечное забвение, а нечто совсем иное, чего ему никогда не доводилось испытывать раньше.
Взрыв!
Бесшумный, безболезненный, ослепительный взрыв!
Контакт!
Джек Хейдж ошибся лишь в одном: для слияния двух совершенно адекватных разумов и обмена информацией не требовались минуты. Хватало доли секунды! Какой именно, Блейд не мог и представить; казалось, беззвучный взрыв в его сознании вообще не имеет временного измерения. Он вспыхивал и гас, словно стремительный проблеск молнии, заблудившейся в темной океанской бездне.
Но темнота сразу же кончалась, и наступало самое интересное: новый сон, яркий и реальный, подобный запущенной с огромной скоростью киноленте. Память в невероятном темпе прокручивала события дня — пробуждение, завтрак, обед, ужин, прогулки, беседы, дела, мысли, расчеты, планы… Мелькали стены опочивальни Лидор, сменяясь большим столом с драгоценной посудой, другим столом, с картами и свитками, потом — деревьями, куртинами цветов, бассейном, башнями, лестницами, переходами… Иногда он оказывался в тайнике, где стоял, сверкая яркой обшивкой, ратонский флаер; иногда — на улицах Тагры, в военной гавани или в торговом порту, на площади перед императорским дворцом, на шумном огромном рынке или в роще, среди ветвей, покрытых нежно-зеленой весенней листвой… Выплывали, сменяясь стремительным калейдоскопом, лица: сухощавое и бритое — целителя бар Занкора; подсвеченное золотым ореолом волос — Лидор; морщинистое и строгое — серестора Клама; хитровато-лукавое — Чоса; хищное, крысиное — Савалта. Лица слуг, лица солдат, лица чиновников, лица женщин и лица мужчин, лица пэров, застывшие в холодном и важном спокойствии…
Он, Блейд-старший, видел, слышал, ощущал все, что видел, слышал и ощущал его двойник в далеком замке на окраине Тагры; он вдыхал аромат вина и кожи Лидор, он чувствовал вкус ее губ, он впитывал мысли, надежды и тревоги своего второго «я», и эти мысли, надежды и тревоги становились его собственными, неотъемлемой частью его памяти, его сознания, его разума. Все, как положено; все, как предсказывал Хейдж.
Этот процесс — беззвучный взрыв и кинофильм, который разворачивался следом за ним — уже не вызывал удивления, ибо Блейд (вернее говоря, обе ипостаси Ричарда Блейда) переживал его не в первый раз, и даже не в десятый или двадцатый. По земному счету времени, Асринд и Аррах вернулись в Айден в середине января, три месяца назад, и в первую же ночь молниеносная вспышка соединила их на ничтожную долю секунды, словно две заряженные электричеством сферы. Заряд переместился, потенциалы выровнялись; теперь каждый из них хранил в памяти все, что случилось с его двойником за день. Но это были не просто воспоминания; обоим казалось, что день прожит как будто бы дважды.
Это удивительное ощущение лишь усилилось, когда Блейд-старший удалился на месяц в одно из поместий бар Ригонов, в ста двадцати милях к западу от столицы. Там был просторный сельский особняк, удобный, но совсем не похожий на родовой замок; там было всего два десятка слуг, небольшая конюшня и скромный винный погреб; там главными развлечениями считались верховые прогулки да охота. И Ричард Блейд, вспоминая по утрам вчерашний день, мог перечислить двойной комплект блюд, поглощенных во время каждой трапезы, и с удивлением констатировать, что после обеда он гонял антилоп в степи и одновременно вел мудрую беседу с целителем Артоком. Примерно так же он чувствовал себя и сейчас, когда одна его ипостась по-прежнему обитала в замке на окраине Тагры, а другая покачивалась на палубе садры, с каждым часом приближаясь к восточному пределу айденской ойкумены. Иногда эта двойная жизнь преподносила ему забавные сюрпризы; так, одновременно с маленькой экзекуцией, учиненной над Хором, он пребывал в имперской палате пэров, где важного вида сановник, окруженный седовласыми старцами и зрелыми мужами в роскошных мантиях, протягивал ему драгоценный свиток, украшенный подписью и печатью Пресветлого. В совпадении этих событий Блейду чудилось нечто символическое: он удостоился титула пэра в тот же самый момент, когда доказал, кто на самом деле является лидером их маленькой экспедиции.
После стремительно мелькавших видений, восстанавливавших в памяти день, проведенный его двойником, приходили иные сны. Иногда странник видел уренирскую Большую Сферу, сияющее гигантское пространство океана, его приподнятую к краям чашу с пестревшими в ней материками; иногда он оказывался в Ратоне или Таллахе — местах столь же спокойных и благополучных, как и Уренир. Но почему-то чаще всего ему снилась Талзана, его первая встреча с паллатами, звездными странниками.
Это случилось лет двадцать назад, во время десятой экспедиции, когда он попал в местность лесистую и безлюдную, в мир деревьев, неспешных ручьев и просторных полян, на которых паслись олени. Тут было спокойно, ни людей, ни опасных хищников, кроме больших пестрых кошек, похожих на ягуара. Блейд любил лес. В первые дни адаптации к новой реальности лес являлся отличной защитой, тут имелись и вода, и пища, тут можно было выломать дубину или гибкую ветвь для лука, промыслить зверя, разыскать съедобные плоды. Но главное, лес служил убежищем, скрытным местом, откуда пришелец из иного мира мог производить разведку, и в этом смысле чем более глухая чаща окружала его, тем лучше.
