Анна Хан - У каждого свой путь в Харад
Фигура, с головой укрытая монашеской рясой, замерла на почтительном расстоянии от картин, которыми была увешана стена. Шелест был настолько недвижим, что, видимо, даже сквозняк обходил стороной его фигуру, не нарушая четких ниспадающих линий черной ткани.
В девушке, сидевшей на подоконнике, узнать Дарину было невозможно. Разве что едва выглядывающие из-под кисеи нижних юбок сапоги наездницы могли ее выдать. Высокая прическа и макияж, которые делала каждое утро приставленная к ней горничная, меняли внешность спутницы принца до неузнаваемости. Довершало перевоплощение невероятно женственное платье, светящееся нежными оттенками. Блестящий атлас цвета мяты переливался под падающими на него холодными лучами солнца, с трудом пробивавшимися сквозь облака. Грациозную шею обнимала эфемерная прозрачность шарфа.
А за плечами девушки облетали с ветвей платанов сухие листья.
Падали в чашу времени последние дни октября.
– Скукотища-то какая, – произнесла Дарина, делая перерыв между двумя посланными вниз плевками.
– Так и тянет начистить кому пятак? – Философская интонация в вопросе Саммара была несомненна. Ответ, который могла дать девушка на данный вопрос, он, конечно, знал. Мужчина потер под воротником иссеченное шрамами плечо. – Ноет, зараза… К дождю.
– Вчера одна из дочерей князя устраивала чаепитие для дам. Меня приглашали, – протянула девушка, свешиваясь из окна. Заинтересовавшись чем-то внизу, она не посчитала нужным закончить фразу.
– Надо было пойти, когда еще выдастся момент посетить «чаепитие для дам», – сказал Саммар.
– А что, дамы пьют чай как-то не так, как мы? – озадаченно спросил Гыд, оторвавшись от тщательно проводимого осмотра обмотки тетивы арбалета.
Саммар засмеялся этому замечанию, а Дарина продолжала:
– Видимо, они действительно это делают иначе.
Продолжая смеяться, их старший товарищ снова перебил девушку:
– Так я и говорю: надо было пойти – и знала бы наверняка.
– Я и пошла! Ты все время перебиваешь и не даешь договорить!
– И как? – Простодушный Гыд с интересом смотрел на Дарину, ожидая услышать объяснения на заинтересовавшую его тему – что ж такого отличного в этом чаепитии?
– И пока меня представлял сопровождавший на террасу лакей… А он знаешь как говорил: «Вашим княжеским светлостям всеподданнейше докладываю, что приглашенная вами благородная дева-воительница, имеющая честь сопровождать высокородного принца Озерного края, его светлейшества Ольмара Роуи Весейжда Хальмгарда-третьего, младшего сына их светлейшества Доноварра IV, ныне здравствующего князя Хальмгардской династии, да продлятся дни его мудрого правления, соблаговолила принять приглашение вашей светлости и почтить своим присутствием собрание благородных дам, имевших честь пригласить ее к своей послеполуденной трапезе». Ну не ужас?
– Ужас, – согласился Гыд. Он был потрясен. – Как ты это запомнила?
– Не знаю. Видимо, впечатлилась сильно. Но дело в том, что пока все это тра-ля-ля «имело место быть» – это если говорить их языком, – сам чай остыл. – Девушка сделала выразительную паузу, которую заполнило тихое похохатывание бородача. – И опять же, если говорить их языком – «безвозвратно остыл» и превратился в безвкусную жидкость. И здесь так во всем.
– Чаепитие не несет в себе смысл трапезы, – произнес Шелест, слегка отступив от рассматриваемой им картины, чтобы иметь возможность лучше оценить ее перспективу. Если бы у них была возможность видеть лицо монаха, Дарина не сомневалась, что на нем читалось бы легкое презрение.
– Тогда к чему его так тогда называть, а, монах? – Дарина прицелилась, собирая за напряженными щеками слюну. Резко выдохнула. Очередной плевок из окна угодил в восседавшего на породистой, почти декоративной лошадке латфорца. Чуть левее блестевшей серебром пряжки, крепившей к полям шляпы длинные перья.
– Почти не промахнулась, – сообщила она, повернувшись к сидящим в комнате. И, оправдывая свою нынешнюю неидеальную меткость, добавила: – Почти – потому что лошадь этого франта дернулась.
Оплеванный мужчина возмущенно вскрикнул и задрал голову, высматривая обидчика. Увидев в окне над собой обрамленное локонами личико, грациозную шею и глубоко декольтированный бюст, он зарделся, припомнив все только что сказанные сгоряча слова, и принялся бормотать извинения. Он уважительно помахивал все той же оплеванной шляпой, а лошадь гарцевала, и, казалось, ее подковы постукивают с неменьшим уважением.
– Вот! – Дарина с досадой хлопнула по подоконнику ладонью. – Пожалуйста!
Гыд в сотый раз протирал все механизмы скорострельного арбалета от несуществующих пятен.
– Дыр еще не протер на своем исключительном стреляющем чуде?
Вместо ответа Гыд поднял одну бровь, аккуратно отложил арбалет и вытащил из ножен кинжал. Полировка продолжалась.
– Нет! Это невозможно! – Дарина связала узлом платочек и запустила им в Гыда.
– Тебе действительно нечего делать? – вздохнул Саммар.
– Да! Мне не только делать нечего. Мне даже поговорить не с кем и не о чем!
– Ты хочешь сказать, чаепитие прошло в полном безмолвии? – не преминул вставить замечание Шелест. Он чинно переместился к следующему живописному полотну. – Воспользовалась бы ситуацией. Поболтала и развлеклась.
– Знаешь, Шелест, может, я тебя, конечно, удивлю, но слово «чаепитие» в латфорском понимании не подразумевает под собой ни «поболтала», ни уж тем более – «развлеклась».
– На самом деле – ужас, – повторно резюмировал Гыд.
– Мое плечо не сможет тебя никак развлечь? Некоторые считают его забавным. – Саммар шутливо подмигнул. – Вот только поговорить с ним не удастся – плечо как-никак болтать не умеет.
– Ха! – Дарина капризно передернула плечиками, имитируя подмеченное ею ранее привычное движение придворных фрейлин. Она снова выглянула за окно. Мужчина с изгаженной шляпой все еще переминался внизу, время от времени поглядывая в сторону ее окна. Чтобы не упустить момент и засвидетельствовать еще раз свое почтение. Плюнув еще раз на прощанье, но уже с досады, девушка спрыгнула с подоконника на пол. Одернула каскад многочисленных юбок. – Нет никакой жизни здесь!
– Латфор – интересный город. Старинный. Говорят, его улицы хранят дух времени создания первого, трехглавого ордена, – вновь раздался голос Шелеста, облюбовавшего по своему обыкновению наименее освещенный угол.
– Дух этот, по всему видать, давным-давно покрылся пылью и заплесневел. Что там, что тут. – Девушка указующе кивнула на окно. – Ее теперь изящно наманикюренный пальчик выразительно щелкнул по стоящему у окна комоду.
– Пыль можно смахнуть. Хотя бы от скуки. – Шелест отвернулся от окна и поправил сползающий капюшон. – С вещей. С событий. С себя. Иногда время это делает за нас.
– Когда в это ввязывается время, – поморщился Саммар, – у таких, как я, пыль смахивают с плеч вместе с мясом.
– Мне наплевать на всю пыль вместе взятую. Если что, вон к Гыду обратитесь – ему все одно, что протирать.
– Серьезно, чем языком молоть без дела, лучше помоги добить плечо… Как никак разнообразие.
Девушка хмыкнула:
– Напоминание о боях минувших… Ну, где твое плечо? Давай сюда!
Саммар улыбнулся, запрокинув голову на резную спинку кресла.
– С удовольствием бы отдал его в твои руки. Хотя бы временно. Но не снимается оно, хоть ты тресни. – Мужчина страдальчески улыбнулся. – Ноет, зараза, сильно. То ли сырость здесь какая-то особенная, то ли действительно дождь будет неслабый. – Он расстегнул рубашку, осторожно сдвигая ткань с больного места.
Дарина подошла к креслу, вывернув пару раз сцепленные в замок ладони. Внутрь – наружу. Она разминала пальцы и присматривалась к сильной спине Саммара. Бугры мышц, как холмистая потловская степь. Рубцы шрамов то здесь, то там делят ее, будто поле на делянки. Борозда, пересекавшая плечевой сустав, была в палец толщиной.
– Тут еще надо разобраться, как подступиться. Где болит? Здесь?
– Да. – Саммар прикрыл глаза. Поморщился, когда ее пальцы сжали сустав. – Там. Везде. – И мрачно в который раз добавил, ни к кому конкретно не обращаясь и не ожидая ответа: – К дождю, что ли?
Дарина взяла с подлокотника открытый пузырек с мазью. Растерла ее между ладонями и принялась за дело.
– Если буду слишком сильно жать – скажи.
– Угу… Только сильнее, чем там ноет, ты давить не сможешь.
– Посмотрим. – Дарина улыбалась, проникая сильными пальцами в самое средоточие боли. – Я их или они меня.
Гыд тем временем вернул кинжал в инкрустированную замшу ножен. Вздохнул и достал огромный, в две трети своего роста меч, принадлежащий Саммару. Лезвие сияло безукоризненной чистотой харадской стали. Придраться было не к чему, и он нахмурился, глядя в собственное отражение на клинке:
– Эх, домой бы сейчас…
