Гном, убей немца! (СИ) - Агишев Руслан

Я стоял и счастливо улыбался, не обращая ни на кого внимание. Мне было так хорошо, что и подумать страшно.

Внутри меня разливалась теплота, какое-то особое спокойствие. Не хотелось никуда бежать, а хотелось просто стоять и стоять рядом со своими родными и продолжать улыбаться.

— … Улыбается… — краем уха слушал я разговор родителей.

— Доволен, значит…Все теперь обязательно наладится, Федя. Вот увидишь, наладится. Санечка закончит школу, поступит в училище, потом, даст Бог, в университет…

— Ты чего, а шахта? Он же спит и видит, как станет шахтером, — возмутился отец. — Ты чего такого говоришь, Проша?

— Хватит уже! Он же еще ребенок! Чего вы его с собой тащите? Сами что ли не справите…

Я и дальше хотел послушать, ведь обо мне говорили, но тут мне что-то стало нехорошо. Меня даже чуть качнуло.

— Хм… Вроде не живот крутит…

Ничего не понимая, я огляделся по сторонам. Какая-то странная слабость накрыла, совсем не похожая на боль. Совсем не понятно, что это могло быть.

Чтобы не совсем не упасть, пришлось одной рукой вцепиться в мост, точнее в одну из его балок — здоровенный рельс, покрытый бесконечными чугунными заклепками.

— Санька, ты чего? — встревожился отец.

— Санечка, тебе плохо? — в мою сторону уже шла мать. — Я же говорила, что не нужно столько мороженного есть! А ты все — бу-бу-бу-бу! что теперь делать? В больницу ехать?

Я покачал головой, надеясь, что все это сейчас пройдет.

— Хорошо, хорошо… Почти, — ноги подкосились, и я сполз по железной балке на землю.

Не успел опомнится, а надо мной уже хлопотала вся семья. Отец ставил на ноги, мать придерживала за руку, братья отряхивали его брюки от пыли.

— Стойте, стойте. Подождите, говорю, — я вяло отмахивался, чувствуя, как слабость и тошнота отступили, и стало значительно лучше. — Уже лучше стало.

Родители отпустили меня, продолжая с тревогой заглядывать в лицо.

— Все хорошо.

Удивительно, мне, и правда, стало гораздо лучше. Вернулись силы, исчезла ломота в костях. Даже дышалось лучше прежнего.

— Сань, ты чего? Сладкого что ли объелся? — видя, что со мной все хорошо, отец улыбнулся. — Или одно место слиплось? Предупреждал ведь.

— Федя! — укоризненно прикрикнула на него жена. — Санечка, может у тебя температура? Приедем домой сразу же малину с горячим чаем выпье…

И тут я снова схватился за железную балку моста, и меня опять скрутило. Боль нахлынула с такой силой, что даже дыхание в груди перехватило.

— Подгорные Боги, что же это такое? — прошептал я со стоном, поворачиваясь к мосту. — Болит-то как…

Отдернул руку, чтобы расстегнуть ворот рубашки, как боль тут же стала стихать.

— Это…

Я уже стал догадываться, что со мной происходило. В моем родном мире отец рассказывал, как некоторые гномы вдруг начинают «чувствовать душу металла». Коснувшись железки или даже находясь рядом с ней, они понимали, что это за железо, хорошее оно или нет, есть ли в нем примеси, старое оно или нет. Эту способность называли даром Подгорных Богов, и почитали таких гномов, как особых гостей на любом пиршестве. За столом им первым подавали кусок самого вкусного угощения, первым наливали свежее пиво или пьянящей медовухи. Главы кланов враждовали за таких мастеров, а нередко и войны развязывали. Вот такая это была способность.

— … Оно. Точно, оно, — меня пробил пот и натурально залихорадило. Ведь, это, и правда, благословение Богов. — Неужели…

Получалось, что не я болел, а мост. Что-то плохое было с мостом, а точнее с железом, из которого тот был сделан.

— Значит, мосту плохо.

Боль, когда я снова и снова касался железа, становилась сильнее.

— Отец? — я махнул рукой, подзывая отца. Тот быстро подошел. — Помнишь, что было в шахте, перед обвалом?

Лицо у мужчины в момент потемнело. Похоже, сразу же понял, что случилось что-то нехорошее.

— Сейчас я чувствую что-то похожее, когда хватаюсь за балку.

На глазах отца я положил ладонь на железо, и тут же закатил глаза, едва справляясь с тошнотой. Теперь он все увидел своими собственными глазами и должен был поверить моим словам.

— Отец, с мостом что-то не то. Слышишь? С мостом что-то происходит что-то плохое. Нельзя чтобы по нему ездили, никак нельзя.

Мужчина бросил несколько быстрых взглядов в сторону города, откуда вот-вот должна была приехать машина. Дорога к вечеру опустела, и никто здесь больше не ездил.

— Говоришь, с мостом беда, так? — задумчиво пробормотал он, проходя вдоль балок и поглядывая по сторонам. — Хм, а по виду так и не скажешь. Вроде все в порядке. Кажется, еще сто лет простоит.

Снова бросил взгляд на меня. Все еще сомневался.

— А вот и машина за нами едет, — отец приложил руку к голове на манер козырька, рассматривая, как пылит по дороге небольшой черный воронок. Через несколько минут он въедет на мост. — Черт! Ладно, Санька, твоя взяла! Стоя здесь! Все стойте здесь!

Грозно зыркнув в нашу сторону, отец рванул по мосту навстречу машине. Грохоча сапогами, пробежал мост, встал на той стороне и с силой замахал руками.

Машина приближалась и громко сигналила, требуя уступить дорогу. Из окошка выглядывал шофер и что-то кричал. Отец ему в ответ. Звенела ругань, которую тут же относил в сторону ветер.

— Тормози, твою ма…

— Ты что встал прямо на дороге, черт тебя де…

— Нельзя ехать, смотреть на…

— Пьяный что ли? Разуй глаза, вот он мост.

— Я сказал, нет проезда — мост развалится мо…

— Тебе в рыло да…

— Я тебе сам да…

И когда двое мужчин на той стороне уже были готовы бросить в драку, раздался протяжный громкий скрежет. Звук был неприятный, тяжелый, неестественный.

— Мать тво…

— Ёбан…

Отец и шофер, бледные как смерть, смотрели в сторону одной из опор. Здоровенная железная балка, одна из четырех точно таких же балок, державших ту часть моста, начала медленно заваливаться в сторону. Толстые железные клепки, на которых держались боковые «ребра», вылетали со свистом и падали где-то в речке.

Медленно, но неуклонно, вся эта многотонная конструкция проседала вниз. Дорожное полотно корежило, наружу лезли толстенные железные листы, с хрустом лопались мощные деревянные балки, не выдерживая нагрузки. Наконец, послышался жалобный стон, и мост рухнул вниз, в речку, поднимая в воздух тучу брызг.

Глава 10

Уважили

Дом Федора Архипова

В ту ночь после приезда из Киева в доме Архиповых очень долго горел свет. Через занавески просвечивали два силуэта, склонившиеся над пустым столом.

Уставшие от дороги и ярких впечатлений, дети уже давно спали. Родителям же было совсем не до сна. Случившееся сегодня у моста стало для них еще одним знаком, что с их старшим сыном происходило что-то странное, непонятное и… пугающее. Вот об этом они полночи и разговаривали, пытаясь понять хоть что-то.

— … Проша, ты чего?

Федор с удивлением следил за женой, которая вдруг вытащила из тумбы большой сверток и начала разворачивать ткань. На свет показались две большие иконы в резных деревянных окладах, три совсем маленькие иконки с едва различимыми ликами святых, пучок свечек и небольшой аптечный бутылек со святой водой. Все это Прасковья вытаскивала обычно по большим церковным праздникам, или когда случалось что-то не самое хорошее. И если сейчас до этого дело дошло, значит ей, и правда, было не по себе.

— Проша?

Женщина осторожно прошла к закутку, где спали дети, и стала там разбрызгивать воду из бутылька. Когда же он опустел, между бревен, как раз ближе к изголовью детских кроватей, засунула самую маленькую иконку с ликом Николая Угодника, к которой она относилась по-особому и почитала за чудодейственную. После этого она некоторое время там стояла и что-то тихо-тихо шептала. Молитву, скорее всего.

— Завтра нужно Санечку к отцу Серафиму отвести, — сев за стол, твердым голосом произнесла она. Причем тон был таким, что стало совершенно ясно — спорить с ней было совершенно бесполезно. — Пусть с ним переговорит. Батюшка еще в прошлый раз обещался с ним поговорить, вот и поговорит. Нам все спокойнее будет.