Олег Верещагин - Скажи миру – «нет!» (отрывок)
Чушь какая-то… Я посмотрел влево.
Там тоже не было огней. Ни светящихся в любое время ночи окон почтамта, ни красных огоньков телевышки в небе, ни проносящихся по мосту бегучих лучей фар.
Справа — на улицах Бугра — тоже не было огней. Там был… Я потряс головой и втянул воздух сквозь зубы, словно обжегся. Там был лес, или я ничего не понимаю. Темная, хорошо знакомая масса.
Как, кстати, и за рекой. Теперь я четко различал темные силуэты высоких деревьев на фоне более светлого неба. Но больше всего меня ужаснуло не это, а отсутствие звуков.
Вы не замечали, что человека в первую очередь выдают звуки? Машина проехала. Залаяла собака. Хлопнула дверь. Прозвучали обрывки разговора, смех.
Я стоял посреди леса. Это знание пришло вместе с небольшим, но все же опытом турпоходов, имевшимся у меня. Только в лесу может быть так. На берегу лесной речки, где на многие километры вокруг нет человеческого жилья.
Я почувствовал, что меня охватывает паника, которой почти невозможно не поддаться, паника, рождающаяся из страха перед необъяснимым…
…— Олег! Оле-ег!
Танюшка кричала совсем недалеко, за деревьями, и я опрометью бросился на ее голос, даже сам не соображая, куда и зачем бегу. Я бежал не на ее голос, а на человеческий голос во внезапно и страшно изменившемся мире.
Мы врезались друг в друга, как два пушечных ядра, вцепились. Поняли, что это по-настоящему, — и застыли, немного отойдя от всплеснувшего тяжелой волной ужаса. Лично я совершенно не думал, что сбылась моя мечта — я обнимаю эту девчонку. Похоже, Танюшка — тоже. Ее колотило, хотя за прошедший год я убедился, что она смелая и решительная.
Нет, такой она и осталась. Я понял это быстро. Девять из десяти других девчонок впали бы в неконтролируемую и дикую истерику. Танька, продолжая дрожать, отстранилась и вполне твердым голосом изложила:
— Олег, шоссе нет. И остановки, и домов — вообще ничего, только лес. Я туда чуть-чуть прошла, а потом… — Она смутилась, но с усилием закончила: — Потом я испугалась и побежала.
— А я испугался так, что и побежать не мог, — признался я. — Стоял и головой крутил.
Она отстранилась и провела ладошкой по глазам — я понял: все-таки плакала. Но голос у Таньки по-прежнему был деловитым и собранным:
— Я так и не поняла, что случилось. А, Олег?
Я немного приободрился. Танька любила Грина, но не особенно жаловала классическую НФ, до которой я был большим охотником — разные там «проколы», «переходы» и «гиперы» зароились у меня в сознании… пока до меня не дошло, что это — по-настоящему… и это случилось с нами.
Тут уже мне захотелось позорно зареветь. Но я собрал в кулак всю волю, которая у меня нашлась, и мужественно сказал:
— По-моему, Тань, мы попали… ну, вроде как в параллельный мир. Смотри — речка, холмы, все, как у нас, а людей нет…
На меня опять сошел романтический стих, но Танька вернула меня на землю, тихо сказав:
— А как же… наши? Папка… он же меня ждет, и твои…
На миг я представил себе, что мама, должно быть, уже ищет меня, и дед с бабулей, наверное, тоже… и снова удержал себя от слез. Смутно я чувствовал — мне сейчас надо быть сильным, потому что Танька — девчонка. Но она решительно сказала:
— Я не знаю, правильно ты говоришь или нет, но мы должны попробовать выбраться.
— Согласен, — кивнул я. — Только, Тань, надо ждать утра. Тогда мы хоть осмотреться сможем.
Мне повезло с девчонкой. Опять-таки девять из десяти уперлись бы рогами и начали требовать немедленных поисков выхода. Танюшка кивнула мне в ответ:
— Да, наверное… Олег. — Голос ее дрогнул. — Мы обязательно должны выбраться. Папка не сможет без меня, он… — Наверное, она заметила, как у меня дрогнуло лицо, потому что поспешно сказала: — Прости, я больше не буду про это.
— Да ладно, — вздохнул я. — Знаешь, надо, наверное, найти дерево, не ночевать же на земле. Если это лес, да еще рядом с рекой, то на водопой разное может прийти.
— Давай искать, — согласилась Танька, — только не расходиться…
…В роще росли тополя и вязы, но там, где в нашем мире начинался подъем на Бугор, плотно стояли дубы, невысокие, с грубо-трещиноватой корой, раскидистые. Одеты мы были подходяще: я — в хороший гэдээровский спортивный костюм, синий с красным и белым, с подсученными рукавами, легкие белые туфли с мягкой подошвой и белую спортивную майку. Танюшка — в кроссовки, джинсы и ковбойку. Справа на речке — на том берегу, правда, — началось какое-то движение, послышались неясные звуки, и мы не стали медлить с выбором: я подсадил Таньку на нижнюю ветку, потом вскарабкался сам.
Нам повезло. Метрах в пяти от земли ветви расходились широким веером, образовывая круглую площадку метров двух в диаметре, усыпанную пружинящим слоем трухи. Мы сели на этот упругий матрас… и Танюшка наконец заплакала. Я приобнял ее, с трудом удерживая слезы и с отчаянием думая, что надолго меня может и не хватить.
Кажется, мы так немало просидели. Еще несколько часов назад я мечтал об этом… Потом Танюшка, похоже, уснула, и я уложил ее — осторожно, прикрыв сверху своей курткой. Стало холодно, но одновременно потянуло в сон, и я прилег ближе к «стенке», не опасаясь свалиться — сучья были мощные и частые. Сунул руки под мышки и сонно выругал себя, что не догадался наломать каких-нибудь веток или хоть травы нарвать.
Кажется, я отрубился именно на этой мысли. И проснулся в темноте от того, что Танька меня трясла за плечо — сильно, но тихо.
— Тань… ты почему?.. — забормотал я, не сразу проснувшись, но отметив по звездам, что уже часа два.
— Олег! — Голос Таньки оставался спокойным, но это было спокойствие ужаса. — Внизу кто-то есть.
Я перевернулся на другой бок и, затаив дыхание, высунулся между двух сучьев.
Бесформенная темная масса тихо шевелилась внизу, почти не издавая звуков — лишь временами слышалось легкое похрипыванье, словно у этого существа были неполадки с дыханием.
Двигая только правой рукой, я полез в карман и, достав складной нож, открыл лезвие. Машинально, не потому что надеялся на него, как на оружие. Просто слишком страшно было не иметь в руках вообще ничего, когда за спиной — Танюшка.
Существо не уходило. В голове было кипящее крошево из обрывков мыслей. Если полезет — надо бить по лапам или глазам… если у него есть лапы или глаза… если это вообще не что-то из «Хранителей»… вот бы мне мой охотничий нож…
