Лин Картер - Конан Бессмертный
Форт Вакла в действительности представлял собой небольшой город. Высокая зубчатая стена с башнями, на которых дежурили бдительные лучники, окружала целый лабиринт зданий и улочек, где вольготно чувствовали себя и торговцы, и воры. Отрезанный от остального мира, форт Вакла тем не менее содержал все необходимое для цивилизованной жизни, в том числе питейные заведения и игорные дома, где развлекались солдаты.
На широкой рыночной площади посередине крепости кого только не было: кружились в людском водовороте купцы в развевающихся одеждах, женщины с покрытыми лицами и воины в кольчугах и островерхих шлемах. Воздух сотрясался от криков проворных лотошников и торговцев, усердно набивавших цену. Рядом с площадью возвышалась могучая цитадель: дом правителя форта Ваклы сам по себе был настоящей крепостью с серыми каменными стенами, узкими окнами-бойницами и тяжелыми дверями из кованой меди. Впрочем, те, кому довелось побывать внутри, рассказывали о роскоши, которой в угрюмой твердыне на первый взгляд и заподозрить было нельзя. По их словам, внутренние покои были битком набиты драгоценными произведениями искусства, уставлены уютной мебелью, а уж какие вина и яства там подавали…
Подошел вечер. Небо быстро померкло, там и сям в окнах стали зажигаться лампы и свечи. Взмокшие трактирщики потащили из подвалов наверх новые бочки вина, ожидая вечернего наплыва посетителей. Игроки в кости разминали руки, искусно подбрасывая и перемешивая фишки. Словом, начиналась ночная жизнь истинного гирканского города.
У западной стены, там, где обыкновенно размещались захожие караваны, люди Конана вполголоса спорили, рассевшись вокруг походных костров. Большинство было за то, чтобы тихо, не вызывая ничьих подозрений, сидеть здесь в ожидании назначенного срока. Конан, однако, не соглашался. В самом деле, впереди было добрых два часа: почему бы не выведать все, что возможно, о расположении и силах врага? То есть они уже знали, где находились жилища офицеров и казармы солдат — рядом с воротами, но вот сколько там было воинов, следовало уточнить.
— Хоть бы демоны оборвали ваши болтливые языки! — проворчал он наконец. — Сказал пойду, значит, пойду! По тавернам наверняка шляется немало пьяных солдат. Кто-нибудь из них выболтает то, что я желаю узнать, даже если придется отжать негодяя, точно мокрую тряпку!
Это было его последнее слово; все доводы зуагиров разбились о железную решимость киммерийца. Он завернулся в широкий халат и зашагал прочь, сколь возможно прикрыв лицо головным платком. Вовсе незачем, чтобы какой-нибудь памятливый туранец признал его и тем самым нарушил их тщательно разработанный план.
Войдя в первую же таверну, Конан застал веселье в полном разгаре: от запаха кислого вина, несвежего пива и потных людских тел на миг перехватило дыхание. Служанки бегом носились взад и вперед, разнося кружки пенящейся браги и бутылки с вином; накрашенные потаскушки хихикали на коленях у подвыпивших солдат, которые чашу за чашей вливали в себя вино и знай требовали еще. В общем, все то же самое, что и в тавернах западных городов, разве что гости были поярче одеты.
Облюбовав себе маленький, несколько удаленный столик в темноватом углу, Конан опустился на скрипнувший под его тяжестью стул и спросил пива. И внимательно огляделся вокруг, утоляя жажду неторопливыми глотками. Совсем рядом с ним, сцепившись в борьбе, два пьяных копейщика катались по полу под визг и хихиканье женщин. Напряженные мускулы перекатывались под смуглой кожей, лоснившейся от пота. За соседним столом шла игра в кости: сверкающие монеты и драгоценные камни путешествовали от владельца к владельцу по грубо оструганной, залитой вином столешнице… Конан почувствовал себя в привычной обстановке и немного расслабился. Нервы у него были крепкие, но, проведя весь день начеку, в самом логове неприятеля, поневоле устанешь…
— Эй, олух, ты что там заскучал? Как насчет выпить?..
Прямо к Конану, опрокидывая стулья, сквозь толпу пробирался великан воин — вслед ему сыпались проклятия и отборная ругань. Он плюхнулся на свободное место за столиком киммерийца. Его позолоченная кольчуга и шелковый кушак были заляпаны вином из чаши, которую он сжимал в кулаке. Во взгляде бродил воинственный хмель.
Глаза Конана сузились… Воин был облачен в алый плащ и белый тюрбан императорского стража. На тюрбане красовалось павлинье перо — отличительный знак капитана этих отборнейших войск. Без сомнения, он принадлежал к тому самому отряду, что разгромил зуагиров и пленил Юн Аллала. Быть может, даже командовал этим отрядом. Поистине боги послали Конану удачу; оставалось ею воспользоваться.
Киммериец наклонился вперед, изображая притворное дружелюбие и в то же время стараясь держать лицо в тени.
— Ты прав, приятель, скучноватое местечко. Правда, я заглянул только так, горло промочить. — И он дружески ткнул солдата в плечо кулаком. — Вообще-то говоря, я держу путь в дом наслаждений: девушки там столь прекрасны, что, пожалуй, поспорят с куртизанками Шадизара.
Икнув, капитан тряхнул головой и не без усилия проморгался.
— Д-девушки? Отличная мысль… А ты сам-то откуда?
— Я — Хотеп из Кеми, телохранитель купца Зебы. Нет, правда, пошли вместе! Одно посещение этого дома — и тебе хватит впечатлений на месяц.
Обманщик из Конана был неуклюжий; его притворство наверняка вызвало бы подозрение у проницательного или хотя бы просто трезвого человека. Но в сознании хмельного туранца бодрствовали лишь самые низменные инстинкты. Похоть вмиг овладела им, он тяжело задышал и, громко рыгнув, оперся о стол.
— Ну так веди меня туда п-поскорее. Я так долго странствовал в проклятущей пустыне и не видел ни юбки.
— Так ты случаем не из того отряда, что устроил зуагирам засаду?
— Из отряда! Ха-ха! Да я им командовал!
— Что ж, поздравляю с удачей.
— О, это была отличная схватка. Беда только, единственной бабой во всем караване была благородная йедка Занара, да покроют боги мерзкими чирьями тело этой высокомерной!
— Как, она не пожелала тебя?
— Хуже, друг, хуже… Она влепила мне затрещину, когда я вошел к ней в шатер и попытался ее поцеловать!
— Какая наглость, — посочувствовал Конан.
— И это еще не все. Поверишь ли, она пригрозила, что с меня живьем сдерут кожу на главной площади Аграпура, если я от нее не отстану! Сдерут кожу — с меня, Ардашира из Акифа! Так ведь и сказала: если я не отстану. Это же надо быть евнухом, чтобы один раз взглянуть на нее и не возжелать…
— Стыд и срам, — сказал Конан, — терпеть такое от женщин.
