Дуглас Брайан - Вендийская демоница
— Люблю экзотическое, — сказал Арвистли. — Я благодарен Кэрхуну за приглашение. В путешествии всегда можно узнать что-нибудь новое.
— Такова и моя цель, — обрадовался Мэн Ся. — Познать все тяготы и красоты прямого пути.
— Что означает «прямой путь»? — поинтересовался Арвистли.
Обычно так называют путешествие без денег, — объяснил кхитаец. — Вооруженный лишь знанием, жаждой познания и философией, человек пускается в странствие. Он бросается в людское море, он пересекает пустыни и леса — и возвращается назад умудренным. В таких случаях еще принято вести дневник, как это делал… — Он задумался и назвал несколько имен, а затем добавил: — Этому же учил и туранский мудрец Шах-Назар.
— О да, — с важным видом кивнул Арвистли. — Я изучал труды Шах-Назара, разумеется. Туранские мудрецы наиболее важны для нас, туранцев.
— Ты не похож на туранца, — сказал Мэн-Ся.
— Разве? Впрочем, мои предки из Иранистана… Хотя все мы происходим от одного корня. Странно, Мэн-Ся, что ты различаешь такие тонкости.
— Почему?
— Я полагал, что мы в твоих глазах все на одни лицо.
— Почему? — снова спросил Мэн-Ся.
— Коль скоро для нас все кхитайцы на одно лицо и мы должны быть для кхитайцев таковыми же. Так учит Шах-Назар, разве ты забыл?
— Произнес Мэн-Ся с ноткой почтения в голосе, — Должно быть, ты великий жулик, если говоришь так.
— Позволь теперь мне задать тебе тот же вопрос: почему?
— Потому что никакого Шах-Назара, тиранского мудреца, не существует и никогда не существовало, а ты не только признал его наличие, но и начал развивать какие-то теории, согласно его учению. На такое способен только человек, умеющий верить в собственную ложь.
Арвистли и бровью не повел.
— Этим я зарабатываю на жизнь. Можешь не удивляться — у меня еще много разных умений.
— И ты действительно маг?
— Скорее, мастер иллюзий.
— И какие иллюзии ты создаешь?
Вместо ответа Арвистли щелкнул пальцами, и в зал вдруг вошел прислужник. Яростно зевая с угрозой вывихнуть челюсти, он спросил:
— Ну, что вам еще?
— Жареного фазана, пожалуйста, — велел Арвистли. — В перьях, с драгоценными украшениями на голове… И, пожалуй, обложенного фаршированными куропатками.
— Чтоб вам' провалиться, — проворчал слуга. — Поспать человеку не даете…
Он удалился и, к удивлению Мэн-Ся, вскорости вернулся. Побагровев от натуги, он тащил огромное блюдо, на котором действительно красовался фазан в перьях, со сверкающими руби нами на голове и на шее. Возле фазана притулились десяток куропаток.
Плюхнув блюдо на стол, слуга выругался и произнес:
— Все! Ухожу спать. И хватит издеваться над человеком.
Он повернулся и, шаркая, потащился прочь. Мэн-Ся изумленно проводил его взглядом. А когда он повернулся обратно к столу, никакого фазана там не было. Там вообще ничего не было.
Арвистли смотрел на своего собеседника и весело посмеивался.
— Понравилось?
— Мне бы куда больше понравилось, если бы не был настоящий фазан, — признался Мэн-Ся. — Правда, я не ем мяса, но мой друг Конан был бы рад отведать…
— Конан? Этот неотесанный верзила? Он действительно твой друг?
— Я смею надеяться на то, что это так.
Арвистли поморщился.
— Ужасный человек. Совершенно явно ненавидит магию и вообще мастерство иллюзий и чуть что хватается за оружие. Сперва снесет голову, а потом спросит у бедняги — что тот имел в виду, когда назвал его «болваном». Ужасный человек, просто чудовищный!
— О нет, не говори так! — возразил Мэн-Ся. — Конан обладает определенной мудростью. Он учил нас в Кхитае своей философии…
Арвистли махнул рукой с видом полной безнадежности.
— Всю эту грубую лесть в адрес громилы с интеллектом лесной обезьяны я списываю на то, что ты идешь прямым путем — то есть не имеешь при себе денег. Ты должен учиться видеть хорошее в любом человеке, иначе у тебя не получится убедительным тоном просить у него денег и покровительства.
— Отчасти ты прав, — не стал отрицать Мэн-Ся. — Этим моим качеством и объясняется то, что я до сих пор сижу тут с тобой за столом и мирно беседую… Но Конан действительно мой друг. Без всякого притворства.
— Полагаю, он и не умеет притворяться, — буркнул Арвистли.
— Он не всегда считает нужным притворяться, — возразил Мэн-Ся, — однако по части розыгрышей и хитростей он опередит и тебя и меня. Обличье варвара и грубияна — лишь личина. И в большинстве случаев под эту маску лучше не заглядывать, можешь мне поверить.
Арвистли вздохнул:
— Как странно и сложно устроен мир! Я все время пытаюсь постичь его устройство, но каждый раз, когда мне кажется, будто я заглянул в самую его сердцевину, выясняется, что я так же далек от разгадки, как и в самом начале моего исследования.
Помолчав, Мэн-Ся снова нарушил молчание:
— А слуга, который приносил фазана, — он был настоящий?
— Да, — не без гордости ответил Арвистли. — Правда, он действовал во сне, так что наутро, скорее всего, ничего не вспомнит.
Мэн-Ся встал и поклонился Арвистли.
— Говорю тебе это без всякой зависти, Арвистли: ты воистину великий мастер иллюзий. Я выражаю тебе свое почтение и желаю приятных снов. Для меня будет честью путешествовать в твоем обществе, и я надеюсь многому от тебя научиться. Это не лесть.
Он снова поклонился и быстро побежал вверх по лестнице, направляясь к своей комнате. Но когда он проходил мимо двери, за которой храпел Конан, он чуть замедлил шаги. Храп тотчас прекратился, и неожиданно дверь приоткрылась. Мэн-Ся метнулся в сторону, однако киммериец оказался проворней: он успел схватить маленького кхитайца за полу одежды.
— Ай! — вскрикнул Мэн-Ся тонким голосом.
Конан втащил его к себе в комнату и запер дверь.
Мэн-Ся моргал, рассматривая в темноте огромную, угрожающую фигуру.
Ты поговорил с ним? — спросил Конан. — С этим чародеем?
— Да.
Конан перевел дух и уселся на кровать. Мэн-Ся, скрестив ноги, устроился на полу и уставился на киммерийца немигающим взглядом блестящих узких глаз.
— Это его лап дело? — спросил Конан мрачно. — Все эти смертоносные иллюзии, которые едва нас не загрызли?
— Вряд ли, Конан, — покачал головой Мэн-Ся. — Он просто шарлатан. Немножко иллюзий, малость внушения, чуть-чуть лжи… Это бездельник, который тратит кучу усилий на то, чтобы продолжать оставаться бездельником и ни в коем случае не быть вынужденным заняться каким-нибудь трудом. Лучше всего для него подошла бы должность шута при каком-нибудь королевском дворе.
— Откуда у тебя такая уверенность? — осведомился Конан.
