Вероника Рот - Дивергент
– Храбрый человек признает чужую силу, – замечает Четыре.
– Храбрый человек не отступает.
Четыре и Эрик сверлят друг друга взглядами в течение нескольких секунд. Мне кажется, я смотрю на два типа Бесстрашных: благородного и безжалостного.
Но даже я понимаю, что в этой комнате Эрик – самый молодой лидер Бесстрашия, у которого есть авторитет.
Капли пота выступают на лбу Ала; он вытирает их тыльной стороной ладони.
– Это нелепо, – произносит он, качая головой. – Зачем мне его бить? Мы из одной фракции!
– О, ты думаешь, все будет так просто? – говорит Уилл, ухмыляясь. – Давай. Попробуй достать меня, копуша.
Уилл вновь поднимает руки. Я вижу решимость в его глазах, которой не было до этого. Он действительно верит, что может победить? Один удар, и Ал нокаутирует его. В смысле, если он, конечно, сможет задеть Уилла. Ал пытается ударить, и Уилл уклоняется, его лоб блестит от пота. Он пропускает другой удар, скользя вокруг Ала, и пинает его в спину. Ал наклоняется вперед и поворачивается.
В детстве я читала книгу о медведях гризли. Была там картинка, на которой один из них ревел, стоя на задних лапах, растопырив передние. Ал выглядит сейчас точно так же.
Он атакует Уилла, хватая его за руку, так, что тот не может вывернуться, и сильно ударяет в челюсть. Я вижу, как свет исчезает из глаз Уилла: светло-зеленых, цвета сельдерея.
Они закатываются, и напряжение покидает тело. Он выскальзывает из захвата Ала и мертвым грузом валится на пол.
Холод расползается вниз по моей спине и наполняет грудь. Глаза Ала расширяются, и он приседает рядом с Уиллом, рукой похлопывая его по щекам.
Комната затихает, поскольку мы ждем ответной реакции Уилла. Ее нет на протяжении нескольких секунд. Он просто лежит на полу с изогнутыми руками.
А затем он начинает шокировано моргать.
– Поднимай его, – велит Эрик. Он жадно смотрит на упавшее тело Уилла, будто это еда, а он голодал неделями. Его губы жестоко изгибаются.
Четыре поворачивается к доске и обводит имя Ала.
Победа.
– Следующие Молли и Кристина! – выкрикивает Эрик.
Ал закидывает руку Уилла себе на плечо и стаскивает его с арены.
Кристина хрустит суставами. Я желаю ей удачи, но не понимаю, как она может ей помочь. Кристина не слабая, но она намного худее Молли. Надеюсь, ее рост поможет.
На другом конце комнаты Четыре поддерживает Уилла, выводя его из комнаты.
Ал на мгновение замирает в дверях, смотря на то, как они уходят.
Я нервничаю из-за того, что Четыре ушел. Оставить нас наедине с Эриком – все равно, что нанять няню, у которой хобби – затачивание ножей.
Кристина забирает волосы. Они у нее длинной до подбородка, черные, заколотые сзади серебряной заколкой.
Она снова хрустит суставами, выглядя обеспокоенной: еще бы, кто бы ни нервничал, увидев, как Уилла утаскивают, словно тряпичную куклу.
Если противостояние в Бесстрашии заканчивается только одним стоящим на ногах, то я не думаю, что эта часть инициации для меня.
Была бы я Алом, возвышающимся над телом человека, зная, что это я уложила его на лопатки, или была бы Уиллом, лежащим беспомощной кучей? Эгоистично ли жаждать победы, или это храбро? Я вытираю потные ладони о штаны.
Я смотрю очень внимательно, когда Кристина ударяет Молли в бок. Молли ахает и скрипит зубами, как будто она вот-вот зарычит. Прядь черных волос падает ей на лицо, но она не убирает ее.
Ал стоит рядом со мной, но я слишком сосредоточенна на новой драке, чтобы смотреть на него или поздравлять с победой. Полагаю, именно этого он и ждет. Хотя не уверена.
Молли ухмыляется и без предупреждения ныряет вниз, руки ее вытянуты к животу Кристины. Она наносит сильный удар, сбивая ее, и прижимает к земле. Кристина сопротивляется, но Молли тяжелая, она даже не двигается с места. Она вновь наносит удар, и Кристина перемещает голову в сторону, но Молли только бьет снова и снова, пока ее кулак не попадает Кристине в челюсть, в нос и в рот.
Не задумываясь, я хватаю руку Ала и сжимаю ее так сильно, как только могу. Мне просто нужно нечто, за что я могу держаться.
Кровь стекает по лицу Кристины, на землю рядом с ее щекой. Это первый раз, когда я молюсь о том, чтобы кто-то потерял сознание. Но она не теряет. Кристина кричит и освобождает одну руку. Она ударяет Молли в ухо, лишая ее равновесия, и вырывается на свободу.
Кристина встает на колени, прикасаясь к своему лицу одной рукой. Кровь, текущая у нее из носа, густая и темная, покрывает ее пальцы за считанные секунды.
Она кричит снова и уползает подальше от Молли. По ее плечам я могу сказать, что она рыдает, но я еле слышу ее из-за пульсации в моих ушах.
Пожалуйста, потеряй сознание.
Молли бьет Кристину в бок, заставляя ее растянуться на спине. Ал освобождает руку и тянет меня к себе. Я сжимаю зубы, чтобы не закричать.
У меня не было сочувствия к Алу в первую ночь, но я не настолько жестокая; вид Кристины, которая сжимает грудную клетку, заставляет меня хотеть встать между ней и Молли.
– Стоп! – вопит Кристина, когда Молли тянет ее за ногу назад, чтобы ударить снова. Она протягивает руку. – Стоп! Я... – она закашливается. – Я побеждена.
Молли улыбается, а я облегченно выдыхаю. Ал тоже вздыхает, его грудная клетка подымается и опадает рядом с моим плечом. Эрик идет к центру арены, его движения медленные, и останавливается над Кристиной, скрестив руки.
– Извини, что ты сказала? Ты побеждена? – спрашивает он тихо.
Кристина с усилием встает на колени. Когда она убирает свою руку с земли, там остается красный отпечаток ее ладони. Она зажимает нос, чтобы остановить кровотечение, и кивает.
– Вставай,– говорит он.
Если бы он кричал, я бы не чувствовала, что все внутри моего желудка так и просится наружу. Если бы он кричал, я бы знала, что крик – это худшее, что он планирует сделать. Но его голос тихий и спокойный. Он хватает Кристину за руку, рывком ставя ее на ноги, и тащит за дверь.
– За мной, – приказывает он остальным. И мы слушаемся.
Я чувствую рев реки, болью отдающийся в моей груди.
Мы стоим возле перил. Яма почти пуста, сейчас середина дня, хотя такое чувство, будто это ночь, и длится она уже несколько дней.
Если бы вокруг были люди, я сомневаюсь, что кто-нибудь из них помог бы Кристине.
Во-первых, мы с Эриком, а во-вторых, Бесстрашные имеют иные правила – правила, где жестокость не считается нарушением.
Эрик толкает Кристину к перилам.
– Залезай, – приказывает он.
– Что? – говорит она так, будто ожидая, что он смягчится, но ее широко открытые глаза и пепельного цвета лицо свидетельствуют о том, что она понимает: этого не будет. Эрик не отступит.
