Юрий Никитин - Артания
– Вкусно? – спросило за спиной.
– Очень, – признался он.
– Я тоже никогда такого не ела! Он на бегу покачал головой.
– Рисковая… Откуда знала, что это можно есть? Она что-то ответила, он не услышал из-за резкой боли в лодыжке. Дернулся, извернулся, пальцы подхватили скользкое гибкое тело толщиной с кисть его руки. Серая змея вцепилась зубами с такой силой, что по ноге побежали горячие алые струйки.
Цветок жалобно вскрикнула, Придон с проклятием пытался оторвать гадину, та держалась, не отпускала. Он кое-как разжал ей пасть, Цветок причитала, когда он вытаскивал погрузившиеся в мякоть длинные острые зубы.
– Отойди!
Она отпрыгнула, он ухватил змею за хвост, раскрутил над головой и подбежал к ближайшему дереву. Послышался сочный хруст костей, змеиная голова разлетелась на мелкие осколки. Придон отшвырнул гадину, грудь его тяжело вздымалась, на губах показалась пена.
Цветок заметалась вокруг, он сел, ухватился за рану, крикнул зло:
– Жжет, как огнем!.. Ядовита?
– Ох да, ядовита…
– Сильно?
– Сильнее уже не бывает, – ответила она жалобно. – От этого яда спасения нет…
– Как нет? – вскрикнул он. – Должно быть! Так не бывает, чтобы не было спасения! Наш Творец создал мир таким, что на все есть что-то еще сильнее, больше, быстрее… Ищи, ты лучше знаешь этот лес!
Ее взгляд беспомощно заметался по деревьям, она вскрикнула отчаянно:
– Сок вот этого дерева… он тоже яд! Но человек, испив этого сока, почти на сутки становится очень сильным, быстрым и…
– Что? – крикнул он. Боль быстро шла по ноге вверх, уже воспламенились внутренности, он корчился, не мог сидеть, еще чуть – и начнет кататься по земле. – Что еще?
– …и красивым, – закончила она. – Но потом он умирает в сильнейших муках.
– А сейчас у меня что? – закричал он. – Радость? Быстрее, набери того сока!
Боль достигла груди, он чувствовал, как в муках задергалось сердце. Первые капли яда пошли в мозг, там сразу вспыхнула адская боль, нечеловеческая, в глазах слезы, он почти ничего не видел, только мелькало нечто серое, слышались шлепающие шаги, женщина что-то выкрикивала, причитала, плакала, жаловалась.
Перед ним появился широкий лист, сложенный лодочкой. Придон рассмотрел мутную желтоватую воду с приятным запахом вишневого сока. Жалобный голос сказал над самым ухом:
– Не пей этот сок…
– Я умираю, – прохрипел он.
Она обняла его одной рукой за плечи, помогла сесть, прислонившись спиной к дереву. Другая рука держала перед ним листок с неподвижной, словно клей, жидкостью.
– Почему так получилось? – спросила она сквозь слезы.
Он хотел припасть губами к соку, но в последний момент подставил ладони.
– Лей!
Пальцы приятно обожгло холодом. Сок пришел в дерево из глубин земли, может быть, даже из тех глубин, где светит черное солнце, где правит Ящер подземным миром, где все иначе…
– Не пей, – сказала она жалобно. – Говорят, у него сладкий запах и даже вкус… Но человек умирает в жутких корчах… Перед смертью становится настолько ужасен, что… я даже не хочу об этом говорить!
Прозрачный сок начал сочиться сквозь пальцы. Придон сжал пальцы плотнее, преодолел приступ режущей боли в черепе, когда кости начали уже раскалываться, припал губами. В первое мгновение ощутил, что боль ушла, испарилась, исчезла, как словно ее и не было. Затем показалось, что становится выше ростом. Ощутил, что молод и силен, а если поднатужится, то вырвет с корнем дерево, если не самое толстое.
Цветок смотрела с ужасом. Потом в глазах мелькнула решимость, она метнулась к дереву и подставила сомкнутые ладони под глубокий надрез. Придон догнал и ухватил ее за руку.
– Ты что делаешь?
– Я тоже хочу умереть, – ответила она с вызовом. – Я не хочу жить без тебя.
Он подумал, что есть и другие способы покончить с собой: броситься в болото или пойти дальше по звериной тропе, но в сердце плеснуло нежностью, отпихнул и подставил под струйку ладони.
– Тогда пей из тех же рук.
oна в самом деле пила жадно, много, а когда вскинула голову, он увидел, насколько преобразилась, стала в самом деле выше ростом, лицо очистилось от оспин, с больных глаз ушла краснота, а синие губы стали пурпурно-красными и полными.
– Теперь мы умрем, – сказала она тихо. – Но теперь, когда гибель близка, ты можешь…
– Нет, – прервал он. – Не говори ничего. Мы не умрем. Мы не должны умереть! Ты увидишь, мы не умрем…
Но в сердце разрасталась тревога, ибо Горицвет говорил только о чаше с ядом. Он тогда и обезвредил яд, преподнесенный в чаше несчастным Терпугом. Но если яд касается самого кольца, то… правильно ли он рассчитал?
– Я не знаю, сколько это продлится, – сказала она тихо.
– Тогда поспешим, – ответил он.
Она с изумлением видела, что этот странный человек теперь пошел впереди, и не просто пошел, а побежал, побежал легко, привычно, словно всю жизнь бегал по этой неудобной твердой земле. Она запыхалась, разогрелась, ее волосы растрепались, она мчалась за ним, стараясь подражать его движениям.
Придон косился на ее волосы, что напоминали роскошную конскую гриву, вот так же развеваются в бешеной скачке, потом начал замечать ее похорошевшее лицо, радостный и немного испуганный блеск глаз.
– Не устала?
– Ты же… бежишь… – ответила она через силу.
– Ладно, – сказал он, – похоже, нам вон к тому холму…
Под ногами изредка возникали заросли травы, но не привычно мясистые стебли, что ломаются при первом же прикосновении, выплескивая густой белый сок, стебли шелестели по ногам с сухим треском, то и дело взлетали вспугнутые кузнечики, крупные и толстые, как лягушки. Все чаще подошвы сухо стучали по гладкой земле, сухой и утоптанной, словно здесь недавно прокатились огромные камни.
Земля медленно пошла вверх, Придон незаметно перешел на шаг, а когда поднял голову, дрожь прокатилась по всему телу. За это время, глядя только под ноги, взобрались довольно высоко, и теперь то, что издали выглядело только черным камнем, превратилось не то в храм, не то в дворец… но только не для людей.
Придон знал только артан и куявов, видел нескольких славов, общался с людьми с гор, но какими бы все ни были разными, все равно люди, человеки, а эта ужасающая постройка из черных плит… она не для людей. Дело не в размерах плит, а в самом здании: строили словно бы муравьи или осы… нет, даже не стали бы строить так, строили как будто люди, но в то же время и не люди, ибо человек не станет одни плиты обтесывать так тщательно, что становятся глаже дерева со снятой корой, а другие торчат острыми сколами! На широкой плоской крыше пять остроконечных башенок, все в беспорядке, три кучкой в углу, четвертая на другом краю, еще одна словно бы остановилась на полдороге… Ощущение такое, что гигантская рука расставляла их, как мелкие камушки, но кто-то отвлек, так и остались…
