Дункан Мак-Грегор - Чужая клятва
Эти слова шемит произнес еле слышно, но Конан, который при первых же нотках печали в голосе приятеля потерял интерес к беседе, переспрашивать не стал. Перед глазами его опять замаячила гнусная физиономия Гринсвельда, и он мгновенно ощутил привычный зуд в груди, сопровождаемый бурчанием в желудке — явные признаки того, что следует поторопиться. Не обращая более никакого внимания на спутника, что скрючился — насколько позволяли его габариты — в темном углу и, подвывая, тихонько напевал знаменитую песнь гордого одинокого пирата. Киммериец заглянул в щель между валуном и стенкой пещеры. Падение леммингов продолжалось, но, к великому удовольствию варвара, темп его несомненно замедлился; наверняка солнце не успеет опуститься и на пару локтей, а последние ряды мерзких крыс уже полетят в низину вслед за собратьями. Удовлетворенно хмыкнув, Конан устроился возле щели поудобнее и принялся ждать — что-что, а ждать он умел всегда…
Глава 7. Хозяева древнего леса
К вечеру спутники оставили позади горы Кофа. Иаву сие обстоятельство весьма ободрило — он громко пел густым хрипловатым голосом легенду об Иштар и наперснице ее Ашторех и, приплясывая, маршировал рядом с варваром. Поначалу Конан шагал молча, но вскоре и его захватил веселый, не вполне соответствующий содержанию напев. Махнув рукой, он громовым басом дотянул вместе с приятелем последнюю строку, и дальше они орали уже хором, гордо показывая друг другу пальцами назад — там, в горах, разбуженное эхо послушно повторяло за ними слова, раскатисто и немузыкально дребезжа. Так, с песней, дошли путники до огромного, мрачного леса.
Вековые деревья стеной опоясывали свое царство; тяжелые черно-зеленые кроны их шапками нависали над толстенными, в три обхвата стволами. Ни пенья птиц, ни шелеста листьев не услышали приятели, подойдя вплотную к суровым исполинам. Казалось, ветер не достигает места сего — такую тишину застали здесь люди. Но вместо ветра веяла отсюда иная сила: жуткая, леденящая душу и кровь. Варвар, который терпеть не мог всякие проявления чего-то неземного, сразу учуял ее и встал перед лесом как перед врагом: ощетинившись, положив руку на эфес верного меча. Иава также почувствовал исходящее из черных глубин лесного царства дыхание. Для него, прошедшего чуть не весь свет вдоль и поперек, оно не явилось неожиданностью — тем рьянее он пустился уговаривать приятеля обойти стороной это чудовище, таящее в себе, может быть, нечто такое, что земным жителям знать и видеть не полагается. Жизнь — одна, в этом шемит не сомневался. В этом же попытался убедить он и молодого киммерийца, но тот стоял молча, не двигаясь и не спуская холодных синих глаз с леса, словно впитывал в себя витающее в воздухе знание о нем, словно уже приготовился к схватке с ним.
Солнце медленно опускалось за размытую полосу горизонта; от приближения сумерек на душе у обоих стало особенно сумрачно. Волнами накатывала безнадежность, объяснимая трудно тем более, что ничего не стоило им вернуться на пару бросков копья назад и найти приют на ночь в какой-нибудь уютной пещере вроде той, в какой прятались они от леммингов. Но варвар был упрям как два связанных вместе осла, ибо ничего не отвечал на горячие призывы Иавы, а оглянувшись вдруг на заходящее око Митры, подмигнул ему, вынул из ножен меч и ступил в лес. Проклиная тот день, когда судьба свела его с этим киммерийским дурнем, шемит пошел за ним.
А там на них пахнуло таким холодом, что Иава сразу заткнулся, в брезгливом ужасе рассматривая могучие корявые стволы, обвитые толстыми, как его рука, вьюнами. Собственно, то были не вьюны, а те же деревья, только извивающиеся как змеи вокруг прямых родственников. В некоторых местах на серой траве валялись трухлявые останки сгнивших без солнца исполинов, и змеевидные паразиты, которым уже не за что было держаться, тем не менее устояли: образовывая собою хитро переплетенные ширмы, они казались изобретением свихнувшегося божества — лесного или болотного, — протухшего в одиночестве в своих унылых владениях.
Под ногами путников лежал ковер, состоящий из плотно прилегающих — будто приклеенных — друг к другу сухих веток и сухой же серой травы; кое-где проглядывал мох, но и он не имел обычного своего цвета, а был буро-желтый, с пятнами плесени.
Расстояние между деревьями было не более одного-двух конановых шагов, а ветви их вверху, да и посередине, крепко переплетались, совсем не пропуская солнечных лучей. Воздух тут был затхлый, вонял гнилой древесиной и болотом — хотя вряд ли в лесу имелось болото, и — ни звука. Плотная тишина придавила людей к земле: ноги их быстро отяжелели, в ушах зазвенело, а плечи налились неимоверной тяжестью, словно на них — как на Первосотворенных великим Митрой — сложили весь мир с его бедами и заботами.
Иава мысленно уже попрощался с родным Шемом, куда мечтал попасть вот уже многие годы, с Халаной, чей облик все еще ясно виделся ему во сне, с теми знаниями, кои приобрел он за время скитаний. В голову варвара такие мысли не приходили.
Для него, чей земной путь исчислялся всего-то девятнадцатью годами, древний лес этот был не более чем очередной гадостью Нергала; всей первобытной природой своей ощущая здешний, совершенно особенный, пугающе нечистый дух, он двигался мягкими бесшумными шагами — так дикая кошка, убрав коготки, пробирается в поисках добычи по своей территории. Плавный ход киммерийца заставил и шемита ступать осторожнее. Сухие ветки под ногами трещали при малейшем неловком движении — в царстве тишины звуки эти были подобны разрыву молнии, и варвар, бросая на спутника быстрый сердитый взгляд, замирал, вглядываясь в черноту леса.
Они прошли совсем немного, как вдруг Конан остановился, попятился, нащупывая спиной твердую плоть дерева. Шемит встал рядом. Плечо его оказалось лишь на пять ладоней ниже мощного плеча варвара, в остальном же он мало уступал своему молодому приятелю — могучая, хотя и чуть заплывшая жирком грудь, толстая шея, мускулистые руки — и вдвоем они представляли отнюдь не слабое войско. Вот только с кем собирался бороться насторожившийся Конан, Иава понять пока не мог. Но, полностью доверяя его природному чутью, молчал, ожидая событий терпеливо и без особого волнения. Первая волна страха, накатившая на него при входе в лес, оказалась и последней.
По опыту шемит знал, что нет никакого смысла в боязни чего-либо: дрожа и плача скорее попадешь на Серые Равнины или куда-нибудь в ту же сторону. Слегка подтолкнув варвара плечом, Иава поймал его сумрачный ответный взгляд и состроил смешную рожу, желая хоть немного снять овладевшее парнем напряжение. Конан сплюнул — причем умудрился сделать это так же бесшумно, как и шел, — но потом все-таки ухмыльнулся, оторвался от дерева и медленно двинулся дальше.
