Андрей Лазарчук - Любовь и свобода
Обзор книги Андрей Лазарчук - Любовь и свобода
Андрей Лазарчук, Михаил Успенский
Весь этот джакч
Книга вторая
Любовь и свобода
Потому что век наш весь в чёрном…
Элу Мичеду, класс 5-й «синий»
«Как я провёл лето», сочинение
Сочинение № 1 из 12
Наш город называется Верхний Бештоун. Бештоун значит «Гнездо Орла» на горском языке, а Верхний — что раньше был ещё и Нижний. Но теперь там ничего нет, даже развалин. Когда-то тут жили горцы. Потом была война с горцами. Это было двести лет назад при Инператоре Мисре. С тех пор горцы сюда не приходят, только торговцы от них. Продают железные украшения и ножи, очень красивые. Город стоит на реке Юе. Она очень быстрая и холодная, так что купаться нам не разрешают. Купаться можно на нижних озёрах. Город стоит между гор. На горах всегда лежит снег. Ещё к городу подходят две дороги, простая и железная. Дальше они ведут в Туннель, который проходит через горы в Пандею. Сейчас Туннель закрыт железными воротами. Это чтобы пандейцы не забирались к нам. По горам проходит граница, там есть пограничная застава, на заставе служит мой папа. Он не просто пограничник, а инженер пограничник. Он делает так, чтобы границу совсем нельзя было перейти.
Мама тоже служит на заставе, она переводчик. Если ловят нарушителя горца, то она с ним разговаривает. Она говорит, что горцы совсем дикие и не признают границ. Им просто ничего нельзя объяснить. Раньше всё это называлось Горный Край и было общим, а теперь поделилось. То есть не теперь, а после войны.
Посредине города протекает река Юя. Она быстрая и холодная, потому что течёт с гор. Та часть города, что на правом берегу, называется Военным городком. А та, что на левом — Шахты. Говорят, что раньше это были разные посёлки, и штатским нельзя было проходить в Военный городок без пропуска. Но это было в далёком прошлом.
Наша гимназия носит имя Гуса Счастливого. Это полководец, который победил горцев и спас Пандею от их ношествия. Если бы не мы, пандейцев давно бы не было на свете. А теперь они наши враги. Хотя и не воюют с нами. Но всегда радуются, когда у нас что-нибудь плохое.
Наша гимназия стоит на главной улице Военного городка, улице Принца Кирну. Это не потому что мы монорхисты, а потому что принц Кирну — герой войны. Ещё есть Вторая городская гимназия, в Шахтах, у них серая форма, а у нас чёрная. Во Второй городской учатся вместе мальчики и девочки. Это нелепо. Так говорит мама. У нас девочки учатся в отдельном крыле, и их классы называются «белыми». А классы мальчиков — «синими» и «зелёными». Мы носим галстуки такого цвета. Ещё есть разные реальное училище и ремесленное училище, они носят коричневую форму.
Что случилось перед экзаменами. Старшеклассники говорят, что всегда вывешивали список вопросов. А теперь вывесили просто список тем. Как хочешь, так и учи. А что и про что будут спрашивать, не твоё дело. Поэтому мы все пошли на плац и стали моршировать. Мы моршировали четыре часа. Никто нас не заставлял, мы сами. И зря Морк Бадл на себя наговаривает, он вообще потом пришёл.
Поэтому я не считаю написать двенадцать сочинений наказанием. Это будет хорошее упражнение для меня. Я пишу почти бес ошибок, но иногда плохо выражаю свои мысли.
То, что вопросы завтра вывесили, я считаю мудрым распоряжением господина директора.
Планов на лето у меня ещё нет. Если кому-нибудь маме или папе дадут отпуск, мы поедем к бабушке на ферму. Я был там четыре года назад, и мне очень-очень понравилось. Бабушка выращивает лошадей и осликов, а также еду для них — овёс, тыквы, морковку и репу. Репы могут вырасти очень большие, такие, что два человека с трудом поднимают. Я думаю, меня научат ездить на лошади — не в повозке, а как Гус Счастливый, в специальном седле на спине. Мама и папа уже давно не были в отпуске. А пока я хожу на рыбалку на Юю. Уже поймал шесть синеспинок и большого горного угря. Это не правда, они не ядовитые вовсе.
Конец сочинения № 1.
Глава первая
Лимон проснулся от звука шагов на кухне и приглушённых незнакомых голосов. Ему только что снилось, что он, разведчик, подползает к краю крыши, чтобы подсмотреть и подслушать, чем там внизу занимаются шпионы, и вдруг крыша стала скользкой и покатой, — поэтому он какое-то время лежал неподвижно, вцепившись обеими руками в матрац и пытаясь понять, где это он: всё ещё во сне или уже нет? Было душно и сумрачно, как перед грозой, и даже весёлое шум-дерево за окном замерло в полнейшей неподвижности и молчании.
Утро, осторожно подумал Лимон. Совсем раннее утро. Вчера договаривались с Сапогом идти на рыбалку. Да. Поэтому лёг не раздеваясь…
— …никакой информации, — сказал кто-то чуть громче, чем прежде. — Вообще никакой. Как будто ничего не было…
— А радиоперехват что нам говорит? Вражьи голоса?
— Клевещут, по обыкновению. Якобы вся армия вторжения сдалась на милость победителя…
— Похоже на правду, — медленно произнёс совсем другой голос, густой и тяжёлый. — Во всяком случае, раненых за эти месяцы в системе почти не прибавилось. У меня семьдесят коек пустые стоят — как приказали держать в готовности, так и держу…
— Тише, доктор, детей разбудите…
А вот этот голос Лимон узнал бы из тысячи! Из ста тысяч!
— Папка!
Скатившись с кровати, он вышиб дверь, одним прыжком слетел с лестницы, потом, держась за балясину, стремительно описал полукруг — и влетел на кухню, едва не врезавшись в подпирающего стойку корнета Кишу, старого своего друга (ну, и друга отца, конечно). Сам отец сидел за столом спиной ко входу и только начал оборачиваться на шум…
— Папка! Ты приехал!
Лимон уткнулся лицом в грубую саржу полевого мундира, выцветшего, просоленного, пахнущего потом, табаком и пылью. Не было на свете ничего лучше этого запаха… И тут же отпрянул, вытянулся во фрунт, бросил руку к воображаемому берету:
— Господин майор, рекрут Джедо Шанье к торжественной встрече построен! Больных нет, отставших нет!
— Вольно, — сказал отец. — Разойдись, оправиться.
— Так точно!
— Ну, хватит, хватит. С другими поздоровайся.
— Доброе утро, господа!
— Утро добрым не бывает, — традиционно откликнулся Кишу, остальные заулыбались.
Лимон знал всех собравшихся, просто некоторых немножко больше. Вот док Акратеон, военврач третьего ранга, он как-то раз вправлял Лимону вывихнутую руку и ещё один раз, наверное, привиделся в бреду, когда Лимон валялся в госпитале после наркоза. И ротмистры Тец и Кату, с которыми не раз хожено и езжено в горы на козью охоту. И майор танковых войск Гюд-Фарга, которого маленький Лимон по глупости смертельно обидел, но тот сумел забыть и простить…
— А чего вы так рано? — спросил Лимон.
— Могу задать тот же вопрос, — ухмыльнулся Кишу.
— Ну, мы с Сап… с Мичеду договорились идти на рыбалку, — сказал Лимон. — Поэтому… вот.
— Ну а у нас машина в город рано шла. Кстати, господа офицеры, может, и мы тоже — на рыбалку? Костерок, рошперы… а? Когда ещё такое выдастся?
— Может быть, и никогда, — сказал отец. — Нет, Кишу, времени нет. Сегодня надо всё обсудить и к вечеру подавать рапорт.
— Да что там обсуждать, и так всё ясно, — сказал Кишу и помрачнел.
— Ясно, конечно, но решение собрания должно быть, — сказал Гюд-Фарга. — А чтоб оно состоялось, мы должны его подготовить. Не полагаясь на здравый смысл остальных. Потому что здравый смысл может раз — и забуксовать. Все помнят?
— А что случилось? — спросил Лимон.
— Пока ничего, — сказал отец. — Иди умывайся. Потом поговорим.
Сказано было так, что Лимону ничего не оставалось делать, как тащиться в ванную, долго спускать воду из медного крана, чистить зубы, мыть с мылом лицо и шею, приглаживать непокорные торчащие волосы пластмассовой щёткой… Сначала он хотел обидеться, но потом понял, что тут не до обид и что происходит что-то нехорошее; слишком уж озабочен был отец.
В задумчивости Лимон стал подниматься к себе. И услышал характерный щелчок — маленьким камешком по стеклу. Лимон вбежал в комнату, лег животом на письменный стол, дотянулся до окна, толкнул незапертую створку. Под окном прямо в клумбе стоял Сапог, то есть Элу Мичеду, собственной персоной — в камуфляже и высоких ботинках, но почему-то без рюкзака и удочек.
— Я сейчас, — сказал Лимон.
— Не пойдём, — сказал Сапог и, как будто Лимон мог не услышать его, сделал запретительный жест: скрестил руки перед лицом. — Отмена. Отбой.
— Почему?
— Говорят, война завтра начнётся.
— Что?
— То самое. Перебежчика задержали. Может, и не завтра, но вот-вот.
— Опа… И что теперь?
— У меня схрон есть. Пересижу, пока пограничники отходят, а потом в тылу врага займусь диверсиями. Хочешь со мной?
