Виталий Цориев - Блики
– Вот и всё, главное не попасть в дыхательные пути, – говорит Маргарита, стараясь приободрить Веру, которой поначалу все кажется очень сложным, – Теперь протираем глаза.
Она поворачивает голову обратно, слегка запрокидывает ее назад, сдвинув подушку под шею, потом ставит уже грязный поддон под затылок, берет ватку, смачивает ее водой и трёт старику веки: прозрачные капли стекают по его вискам, затем падают в поддон, растворяясь в розоватой водице, смешиваясь со слюной.
8
Закончив с головой старика, Маргарита смотрит на часы – десятый час, из пищеблока уже привезли банки с питательными смесями и нужно кормить больных, пока еда совсем не остыла.
– Так, тело помоем потом, сейчас давай кормить их. Вас учили, как это делать через зонд? – Надев свежие перчатки, но не помыв перед этим руки, как того требует руководство для медсестёр, она берет уже введенную через нос трубку, отсоединяет свободный конец от шеи старика, отлепляя пластырь, затем снимает зажим и подключает воронку для питательной жижи. Из горла старика доносится неприятный хрип. Положив воронку в лоток, они идут в коридор за банками с жидким питанием.
– Можно кормить через воронку или с помощью шприца Жаннэ, кому как больше нравится, – говорит Маргарита, приподнимает силиконовую воронку и выливает в нее содержимое стакана: питательная смесь течет по трубке, исчезая в носу старика.
Закончив кормление, Маргарита возвращает на место зажим, чтобы содержимое желудка ненароком не вытекло обратно, снимает воронку и оборачивает конец трубки стерильной салфеткой, потом цепляет ее к шее куском пластыря.
– Видишь, все просто, – говорит она, – Следующего кормишь ты.
Вера подходит к избитому мужчине, проверяет по отметке маркером, сделанной на трубке у его разбухшего сломанного носа, не сместился ли зонд, затем, повторяя действия своей наставницы, начинает кормить его через трубку: жидкое, еле теплое питание плохо проходит через узкую часть силиконовой воронки и ей приходится долго ждать и мять ее, проталкивая содержимое – смесь теплого молока, сырых яиц, сахара и спирта – в искусственный пластиковый пищевод.
– Может взять шприц? – спрашивает Вера.
– Нет, так не должно быть, надо сказать врачу, что пища не проходит, – отвечает Маргарита и уходит, оставив Веру в палате наедине с пациентами.
9
Накормив больных в трех палатах, сделав десятиминутный перерыв и выпив чая в сестринской, Вера и Маргарита опять идут к старику, чтобы закончить начатое. Кроме него, им еще нужно помыть семерых больных и перестелить им бельё, так что времени в обрез. Они подходят к койке старика, убирают с него простыню. Дряблая кожа жёлтого оттенка висит на его худом теле складками, между бедер видны бледно-коричневые сгустки кала.
– Так, я сейчас наклоню его набок, а ты достанешь простыню, поняла?
Вера кивает, стараясь побороть приступ тошноты, вызванной очень сильным запахом. Маргарита, взяв старика за левое плечо, поворачивает его на правый бок, придерживая за спину. Вера с силой тянет простыню на себя так, что старик чуть не переворачивается на живот, но Маргарита успевает его подхватить.
– Не так резко. Давай, постели клеенку и подставь под его зад судно! – Вера спешно выполняет это распоряжение, и Маргарита кладет тело старика обратно на спину. – Этот еще легкий, вот с тем боровом из третьей палаты, который после аварии, придется повозиться.
Они обмывают старику запачканные калом бедра, ягодицы, мошонку, половой член, быстро протирают остальное тело водой с уксусом, насухо вытирают его, меняют постельное бельё. Потом начинают делать всё то же самое с его соседом по палате – тридцатилетним парнем, пытавшимся покончить жизнь самоубийством. Он приходит в себя и пристально смотрит на Веру в тот момент, когда она промывает ему рот. Она слегка вздрагивает от неожиданности, но продолжает делать свою работу под присмотром севшей рядом Маргариты.
10
Когда они, уже изрядно уставшие, стоят напротив койки здоровенного мужика из третьей палаты, почти все части тела которого закованы в гипс или перемотаны, к ним заходит врач, похожий на рыжего борова (его имя Вера еще не запомнила):
– Поменяйте белье у старика из второй палаты, там невозможно дышать! – говорит он раздраженно.
– Мы только что поменяли! – с удивлением и злобой бросает ему в ответ Маргарита.
– Да, правда? Идите посмотрите, он весь в говне!
– Бл…, он чет постоянно срется. Его та смена чем кормит?
– Я откуда знаю! – Округлив глаза, говорит врач, и Вере кажется, что веснушки на его лице темнеют. Он, как и другие врачи отделения, уже давно привык к этим вспышкам ворчливого негодования и знает, как правильно на них реагировать.
– Ладно, сейчас поменяем. А с этим что делать? – втроем они смотрят на двухметрового мужика с исковерканным после аварии телом: его ноги и руки подвешены в воздухе с помощью специальных креплений, из забинтованных ран сочится кровь.
– Идите уберите там, а потом позовете меня с Джохаром, – мрачно произносит врач, – Будем вчетвером его ворочать.
11
К трем часам дня Вера чувствует себя полностью выжатой. Она знала с чужих слов, что работать в реанимации тяжело, но всё-таки не представляла, насколько. Сидя в сестринской и машинально жуя принесенный из дома бутерброд, она думает, хватит ли ей сил, чтобы помыть пол в палатах – Маргарита сказала, что она должна успеть сделать это до четырех. Ноги ноют от усталости, голова гудит от обилия впечатлений. Переломанные израненные беспомощные тела больных ждут своей участи, безрадостной для большинства – их отделение, словно сортировочный центр, еще одна, зачастую последняя развилка судьбы, исподнее жизни. Она обменивается в соцсетях несколькими эмоциональными сообщениями со своими подругами однокурсницами, затем тяжело вздыхает и идет одевать перчатки для мытья полов.
12
Проработав сутки, Вера, как только оказывается дома, сразу идет в душ и долго стоит там под струями теплой воды, несколько раз намыливая свое тело, чтобы смыть запахи, прилипшие к ней за время дежурства. Старая чугунная ванная со стертой эмалью, какой-то вредоносный грибок, поселившийся в вечно мокрых углах. Вода еле течет, кажется, она вот-вот иссякнет, напор очень слабый.
