Роберт Сальваторе - Древнейший
— Этого нельзя терпеть, — сказала Гвидра, поджав губы, звенящим от напряжения голосом. — После падения Пеллинорской часовни начались волнения, а теперь, когда новости о судьбе Тетмола распространятся, народ совсем упадет духом.
— Вы опасаетесь, что он начнет сомневаться в стойкости своей правительницы? — спросил Доусон.
Гвидра тяжело вздохнула, бросила на собеседника сердитый взор, но тут же смягчилась. Доусон Маккидж был, возможно, единственным человеком во всем Вангарде, который имел право разговаривать с ней с необходимой искренностью.
— Ты помнишь тот день, когда погиб владыка Гендрон? — мрачно спросила она.
— Я был с вами, когда пришла весть.
Гвидра кивнула.
— Да, — продолжал Доусон. — Начались вздохи и сетования, почему владыка не произвел на свет сына.
— Чем тише голоса, тем лучше они слышны, — заверила его дама. — Отчасти из-за них я так быстро решилась выйти за Пейтера.
Доусона не смутили ее слова.
— Став вашим мужем, он сделался мне другом. Думаю, до него тоже доходили эти слухи. Он не мог не видеть, какую боль они причиняют обожаемой Гвидре.
— Я была тогда совсем девчонкой и, конечно, ничем не успела заслужить их доверие. Даже спустя годы, когда Пейтер умер, у них оставались справедливые сомнения на мой счет.
— Это случилось пятнадцать лет назад, госпожа, — напомнил ей Доусон. — Еще до вашего тридцатилетия. Неужели вы боитесь, что люди до сих пор сомневаются в вас?
— Мы ведем безнадежную войну.
— Это Вангард! Мы вечно воюем то с одними, то с другими. В лесах полным-полно гоблинов, побережье кишит поври, на севере тролли и эти альпинадорские варвары. Я никогда в жизни не встречал более несговорчивого народца.
— Это другое, Доусон, — ответила Гвидра тоном, более красноречивым, чем слова, ибо за ним стояла правда, отрицать которую было бесполезно.
Леди сделала своим любовником абелийского монаха. За два года орден блаженного Абеля распространился по всему Вангарду, вызвав недовольство и открытый гнев опасных и могущественных самхаистов.
— Вы полюбили, — сказал Доусон.
— И повела себя как дура. Поставила сердце выше долга, и теперь вся земля расплачивается.
— Эти церкви затеяли бы войну и без вас, — возразил Доусон. — Посмотрите на юг. Там жрецы воюют руками правителей. Каждый день, говорят, по триста человек погибает.
Леди Гвидра кивнула, соглашаясь с его доводами. Действительно, в других провинциях Хонсе борьба абелийцев и самхаистов за религиозное влияние была не столь очевидна. Там она маскировалась под распри между владыками Делавалом и Этельбертом, но менее реальной и жестокой от этого не становилась.
В южных землях абелийцы явно побеждали. Их магия самоцветов, одновременно целительная и разрушительная, пришлась ко двору многим правителям, жаждущим господства. Самхаисты нашли прибежище на тихом севере, в диких землях, куда редко ступала нога абелийца и где еще реже попадались драгоценные камни. Древняя самхаистская мудрость, связанная со временами года и разными животными, служила вангардцам верой и правдой.
Но потом правительница Гвидра влюбилась в абелийского монаха.
— Будет еще много Тетмолов, — мрачно заключила она. — И много разграбленных общин.
— Умоляю, госпожа, не говорите об этом своим подданным.
Гвидра покачала головой в ответ на сухое замечание Доусона. Воин понял, что она не собирается драматизировать ситуацию и прекрасно осознает свою неспособность противостоять ордам с севера, полчищам старца Беддена.
— Мои переговоры с вождем Данамаргой прошли неудачно, — сказала она. — Его клан, скорее всего, не станет вступать в войну.
Данамарга возглавлял одно из дружественных альпинадорских племен, с которым вангардцы вели торговлю, и был частым гостем в Пеллинорском замке.
— Вот и хорошо, — отозвался Доусон. — Его воины слишком жестоки.
— А еще он не станет договариваться от нашего имени с другими племенами.
— Конечно, влияние самхаистов в Альпинадоре велико. Но вряд ли варвары объединятся с уродливыми гоблинами и скользкими троллями.
Леди Гвидра пожала плечами и устремила взор на выжженную деревню.
— Мы проигрываем, а Данамарга — прагматичный человек. Если победители решат поделить Вангард между собой, то он будет плохим вождем, коли упустит выгоду для своего клана.
— Вангард — это страна. Без нас она пуста, — возмутился Доусон. — Какая польза альпинадорцам от голой земли? Зачем вообще эта война?
Гвидра кивнула в знак понимания. Внутренняя логика подсказывала ей, что, хотя старец Бедден и натравливает на Вангард монстров и варваров, на самом деле он не хочет изгонять вангардцев из их земель и охотиться за ними по всему заливу Короны.
— Старец Бедден и его ученики не собираются устраивать богослужения для гоблинов и троллей, равно как и для альпинадорских варваров, у которых есть свои боги, — сказал Доусон.
— Которые не слишком отличаются от самхаистских божеств, — напомнила Гвидра.
— Да, но вряд ли Данамарга или какой-нибудь другой вождь добровольно отдаст бразды правления жалким священникам Беддена.
— Значит, весь смысл войны только в том, чтобы преподать мне урок, — отозвалась Гвидра.
Доусон промолчал. Трудно было с этим не согласиться.
— Смысл в том, чтобы прогнать абелийцев обратно на юг и закрепить Вангард за самхаистами, — добавил он. — Мы все, включая правительницу Гвидру, заложники войны религий. Она не закончится, когда Бедден выдворит врага из Вангарда. Старец прекрасно знает, что Делавал и Этельберт отдались абелийцам с потрохами, и это очень его злит. Сначала он очистит Вангард, затем использует нас, чтобы через залив добраться прямо до часовни Абеля. Прошу прощения, госпожа, но в такой войне я участвовать не желаю.
Его взволнованный тон не мог не вызвать озорную улыбку на лице леди Гвидры, которая так шла угловатым чертам ее лица и напоминала Доусону о том, насколько красива эта уже немолодая женщина. Прошлый год принес немало волнений, и потому теплая и ободряющая, полная достоинства, но не снисходительная и совершенно обезоруживающая улыбка вангардской правительницы редко освещала ее лицо.
То, что эта улыбка не смогла привлечь на их сторону вождя Данамаргу, говорило о многом: о власти старца Беддена и еще больше — о расстановке сил в войне.
— Что ж, дадим старцу Беддену бой, которого он желает, — произнесла Гвидра, устремив взгляд на юг. — И сами выберем место сражения.
— Армия состоит из переселенцев, — пробормотал Доусон.
