"Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Греттон Тесса

Король Лир сказал:

– Как думаешь, Элия, что, если мы назовем Кайо нашим графом Дубом?

– Я не думаю, что это сделает его божьим человеком.

Кайо плотно сжал ее плечи.

Элия наклонилась и обняла Кайо.

– Но ведь в Иннис Лире никогда не было графа Дуба.

Без колебаний Кайо ответил:

– Тогда я буду первым.

Так он научится работать на ферме.

Теперь Кайо шел по болотистому болоту на восток в сторону центра его земель. Он задавался вопросом, сколько времени пройдет, прежде чем граф Дуб привыкнет управлять чем-то целым – землей, кусочком острова. Это изменит его, и Кайо наконец приобретет свое место? Его разум был чужд этому, скорее соотнося свою собственность с уровнем годового дохода или только продукцию, чьи части могли определяться королем или человеком, а не саму землю, на которую мог претендовать только бог.

Хотя в Иннис Лире говорили, что земля претендует на саму себя. Деревья имели свой собственный язык, часть которого Кайо выучил. Шептал ветер, пели птицы, появлялись сообщения от звезд корням или от корней звездам. Кайо глубоко вздохнул, словно хотел вобрать остров в себя.

Ведьма в прошлом году сказала: «Корни острова и ветер наших деревьев знают, что Далат, Тарийская королева и Иннис Лир просили тебя. Деревья ценят тебя».

Кайо нашел рощу деревьев, маленьких и веретенообразных, с белой и серой корой. Их узкие листья дрожали и хихикали вместе, хлопая бледно-зеленым. Он прикоснулся к листьям и спросил:

– Вы меня понимаете? Мне нужно место для начала.

Ветер развевал конец шейного платка Кайо. Он с благоговением развернул его, стоя на коленях у основания одного белого дерева. Его брюки пропитались грязью и холодной водой. Шарф был подарком от мамы, когда Кайо достиг совершеннолетия. Всю свою жизнь он был одновременно и в королевстве Тарии и в Иннис Лире, переходя с места на место в течение трехмесячного путешествия. Привязан здесь приключениями, любовью и его сестрой, привязан там по крови и традициям.

Платок был цвета яркой охры, окаймленный бирюзовым шелком. Драгоценный и одновременно прекрасно подходивший для повседневной носки он заслонял его глаза, делая их похожими на пустые зеркала, от избытка солнца, но бирюзовый, как однажды сказала ему Далат, был его лучшим цветом.

Кайо из королевства Тарии прижал платок к холодной, незнакомой земле. Он вырыл руками гнездо между двумя призрачными серыми корнями и закопал его там.

Когда он встал, его звали Кайо, граф Дуб – названный так островом, принцессой и королем Иннис Лира, призванный пройти параллельный путь с его братом до того, как корона его опустится за горизонт.

Риган

Риган истекала кровью, когда зашивала пушистые совиные перья в подол смены белья.

Она выбрала, как выбрала бы и ее мать, находиться в окружении женщин Эрригала во время ее месячных, и они сейчас выстроились перед Риган: хозяйка Селла, жена железных дел мастера Курана и две их дочери; три другие дамы, которые были двоюродными сестрами Коннли; и одна младшая сестра бывшей леди Эрригал, которая осталась, когда леди уехала в Ареморию, возможно, в обмен на пропавшего старейшину. Для их пользы Риган выбрала осторожную позицию, словно для отдыха, и на низкой подушке пышно разложила юбки.

По правде говоря, Риган осторожно и неудобно сидела на коленях. Между ее ног находилась глубокая чаша для сбора крови, которую она могла использовать в процессе подготовки для червечар, которые она и Лис будут творить менее чем через сутки. Случайное деликатное капанье нельзя было услышать в болтовне собравшихся дам, которые шили, вышивали и чинили.

Боль в животе была ничем по сравнению с болью при выкидыше и стеснением в ногах, когда Риган держала жалкую позу с милостивой улыбкой в награду за знание, что именно болит в ее утробе, и в надежде, что это можно исправить.

Риган наслаждалась присутствием других женщин, хотя они и не знали ни о мертвых духах, мучивших ее, ни об отчаянии и диком горе, которые эти женщины бы поняли.

Когда у Риган будут собственные дочери, она сама построит им такую же комнату с похожими женщинами. Друзья, домработницы, двоюродные сестры, ведьмы, союзники, враги, но только женщины. Риган испытала это ощущение, когда еще была жива Далат, а Элия не вышла из возраста ребенка и когда иногда Брона Хартфар проводила время в Дондубхане или в Летней резиденции с Далат как со спутницей и советницей. Вместе они привлекали других женщин, словно блестящие стеклянные бусины – ворон. Именно там Риган узнала о магических семенах и научилась читать священные кости. Брона никогда не колебалась прошептать ответы и новые вопросы в ухо Риган, и хотя Далат не верила в звезды, как и в магию, в земных святых и даже в крошечных богов, королева никогда не говорила, что их не существует Далат молилась своему богу, пустынному божеству любви и мести, которое, по-видимому, благоприятствовало семье, преданности, теплоте, но Далат хотела, чтобы ее дочери были по-настоящему лирскими, и мать могла сказать Риган: «Мой бог – это все, и у него нет имени. Бог больше, чем звезды, деревья, черви и все остальное. Я молюсь, но действуя и выбирая, и бог знает это, не важно, где я, потому что бог во мне, в тебе и во всем остальном».

«Говорит ли с тобой бог»?

«Не словами».

«Тогда, должно быть, остров сильнее, мама, ведь он имеет свой голос».

Далат улыбнулась, обхватила Риган за подбородок и сказала: «Сила есть», и ничего больше не добавила.

Может, если бы ее мать прожила дольше, Риган лучше бы поняла, в какую силу она верила.

Продолжался спор между Селлой, женой железных дел мастера, и Метисом Коннли, касавшийся силы: они разошлись во мнениях по поводу поведения одного из подмастерьев, который недавно соблазнял другого. Селла сочла это непрофессионализмом, в то время как Метис считал приоритетным укрепление родословной железной магии, поэтому если два ученика образовали союз, тем лучше. Риган согласилась с Метисом: на острове нужна сильная магия, чтобы противостоять холодным звездам.

Дебаты прервались резким стуком, и Риган дала разрешение открыть дверь. В ярко освещенную комнату вошел слуга в грязной темно-розовой форме Астора.

Все еще перебарывая желание встать, Риган подняла глаза, но довольно неожиданно поняла, что это была женщина-капитан. Осли.

Женщина поклонилась, как мужчина, и помахала свернутым письмом, запечатанным с обоих концов толстым слоем воска.

– Моя леди Астор посылает вам это письмо.

Риган протянула руку, радуясь, как всегда, известию от Гэлы и еще больше вспоминая, что, несмотря на выбор жизни мужчины, Гэла по-прежнему окружает себя женщинами.

– Иди отдохни, а потом приходи к нам, Осли. Рады тебя видеть.

– Я бы предпочла остаться в казарме, миледи.

– Гэла присоединилась бы ко мне.

Осли заколебалась, но затем снова поклонилась в знак согласия:

– Для начала я помоюсь и отдохну.

Риган обратила внимание на письмо, убрала маленькие кусочки воска, которые держали письмо закатанным. Вокруг нее в терпеливой вежливости, продолжая работу, затихли женщины.

«Наш отец покидает Астору. – Гэла начала, как обычно, без приветствия. – Я думаю, когда Осли доберется до тебя, он будет где-то рядом, если еще не у твоей двери.

Он действительно сумасшедший – назвал меня именем матери, а затем проклял ее род. Он говорил мне непростительные вещи и раньше, но теперь он окончательно запутался. Его слуги дики, они атакуют друг друга, меня, мой народ, потому что он не держит их под контролем. Спроси Осли, и она расскажет тебе еще больше, хотя я уверена, ты уже многое знаешь. Я напишу тебе еще одно письмо, но сейчас мой капитан кинется к тебе со всех ног».

Даже когда Риган читала письмо сестры, она могла слышать через окно изменение ритма ветра и шума крепости. Далекий крик приветствия вспыхнул и умер в эхе. Теплый ветерок вздохнул ей в шею.