"Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Греттон Тесса

Он сказал:

– После разговора с Броной я покажу тебе, как пользоваться мечом, если тебе это нравится, – и мальчик ухмыльнулся, обнажая щербатый зуб, и чуть не упал из-за одной из собак.

Везде были люди. Бан зашагал быстрее, пока не потерял самообладание.

Садовый домик, где жила и работала его мать, был построен из дерева и глиняных кирпичей, со свежей соломой, из которой торчали небольшие пучки розовых цветов, цветущих, несмотря на поздний сезон. Дверь была закрыта, но приземистые окна открыты, и Бан услышал мамин голос, раздающийся из сада.

Это потрясло его до глубины души, потому что она звучала так же, как и в его детстве.

– Мама, – произнес он не так громко, чтобы его услышали, скорее для себя, как напоминание. Когда Бан это сказал, облегчение расцвело в его груди. С улыбкой он шагнул за угол и нашел мать, выгоняющую цыплят из сладких гороховых лоз.

Брона повернулась, черные волосы распущены, юбки обвили голые икры. Она держала две маленькие темные сливы, спелые и блестящие. Их Бан очень любил в детстве.

– Добро пожаловать домой, – сказала мать, предлагая Лису фрукт.

Бан взял сливу, едва коснувшись, и уронил ее. Плод был замороженным.

Мать была так же невероятно красива, какой он ее запомнил.

Черные волосы Броны струились волнами, лишь тонкая безрукавка свисала с одного загорелого плеча, словно женщина только что проснулась, хотя было уже очень позднее утро. Ее юбки перехватили талию словно мост между тяжелыми грудями и бедрами. Щеки и рот покраснели, глаза были темными и влажными, словно замшелый лес, янтарные бусы обвивали ее запястья и голые лодыжки. На верху ступни виднелись пятнышки грязи, а пальцы исчезли в траве. Она была точно такой же, какой ее помнил Бан – без обязательств и свободной, словно сотворенной из самой земли. Бан почувствовал внутреннюю волну восторга, сопровождаемого горячим осознанием того, что он мог теперь видеть дорогу, которой двигался его отец. Когда он ушел, Бан был всего лишь мальчиком и имел лишь сыновьи глаза. Теперь он – воин, солдат и понимает мужскую жажду.

– Бан, – тяжело вздохнула Брона.

– Мама, – произнес Бан Эрригал.

Брона приблизилась к сыну, и ее руки нашли его грубые щеки. Большие пальцы Броны скользнули по его подбородку, поиграли густыми, неровными прядями волос сына, потянули за кожаный пиджак, который он носил. Женщина прижала ладони к его груди, и на ее глаза навернулись слезы.

– Ты выглядишь как мужчина.

Сглотнув, Бан прикоснулся к материнской талии, желая прижать мать к себе и обнять ее, пока он не забудет все произошедшее за последний месяц или за последние десять лет. Брона мыла волосы травяным мылом, и они имели постоянный острый запах сухих цветов, свисавших с ее потолка, а также трав, которые она выращивала и собирала, варила, вощила, измельчала и переворачивала, чтобы настойки пропитали ее кожу и кровь. Бан представил, что она оставила, выбрала этот запах для него. Вместо этого Бан сказал:

– Я не только выгляжу как мужчина.

Брона иронично засмеялась:

– Раздражителен, как всегда. Ах, я так много слышала о моем сыне Лисе.

Гордость росла, но Брона быстро подавила ее, добавив:

– Ты долго был на острове, не заботясь о своей матери.

– Я – я… теперь я здесь.

– Тебе не надо оставаться.

Это был не вопрос, и Брона, кажется, не печалилась.

– Хартфар – не место для меня, – пробормотал он, задаваясь вопросом, сожалела ли его мать о своем выборе и стоил ли он конкретных свобод, пришедших вместе с ее ремеслом. Брону уважали, но только в темноте, а не мужчины, связанные со звездами, то есть те, кто создал свои законы. Брона никогда не была замужем, но никогда не казалась жалкой или одинокой – Бан не смог вспомнить ее в состоянии злости, и она была опечалена лишь в день, когда Эрригал забрал с собой Бана. Опечалена, но не настолько, чтобы удержать его.

– Есть ли где-нибудь место для тебя, мой Бан?

Лис мог только смотреть на мать, ощущая начало какого-то нового понимания. Оно было слишком велико, чтобы впустить его, не чувствуя и не осматривая все углы, но в центре находилась его мать, когда-то такая же девушка, как Элия, совершающая выбор. И делающая его всем миром. Бан подумал – может, нужно присесть, и попытался замаскировать новое восприятие хмурым взглядом.

Глаза Броны прищурились, и она поцеловала его в губы.

– Такой же серьезный, такой же строгий, такой же раздражительный. Ты не увидишь этого ни в ком из нас! Возможно, у какого-нибудь старика по линии твоего отца. Ах, я скучала по твоему кислому лицу, но хотела бы увидеть на нем улыбку, прежде чем ты уйдешь снова. Входи внутрь.

Мать взяла Лиса за руку и повела к себе домой.

Освещенный только спокойным солнечным светом дом был полон сладких запахов. Бан пригляделся и увидел мужчину, сидящего на кровати в дальнем углу.

Граф Дуб, раздетый и помятый, дома у его матери.

Бан почувствовал, как он снова содрогнулся. Он слишком сильно сжал руку Броны, и она неодобрительно скривила губы.

– Бан, – упрекнула мать сына.

– Что ты делаешь здесь? – спросил Бан низким и опасным голосом графа Дуба. Кайо был красив и знаменит, силен и имел репутацию хорошего человека. Но он испортил это своей небрежной фамильярностью, и должен был быть изгнан вместе с Элией – бежать в Ареморию.

Не сводя глаз с Бана, замерзший Кайо медленно отодвинул одеяла. Когда он наклонился, чтобы достать брюки, его движения были обдуманными и безобидными. Одна нога за другой, и он надел брюки, не отрывая взгляда от Бана.

Брона недоверчиво фыркнула и отстранилась от сына.

– Ты, мой мальчик, слишком высок и взросл, чтобы притворяться, что как-то меня осуждаешь.

– Нет… – У Бана пересохло во рту. Он сглотнул, знакомая с детства боль застряла в горле. – Не осуждаю, мама, – прохрипел Лис.

– Осуждаешь, – твердо сказала мать, подчеркнув это твердым похлопыванием по щеке. – Назови это защитой, если это облегчит твое понимание. В любом случае – не надо осуждать.

Молодой мужчина сложил руки на груди, скрывая сжатые кулаки, и снова мельком взглянул на графа Дуба.

Кайо провел руками по пышным кудрям, отводя их от лица.

– Хочешь пить, Бан? – спросил он.

Брона прижалась к очагу.

– Я только поставила кипятить воду. Садись, сынок.

Он повиновался.

Солнечный свет, прохладный лесной бриз и три лунных мотылька пронеслись через открытые окна дома. Цветы и травы, потрескивающий огонь, ковры – все вместе создавало картину теплого и гостеприимного дома. Нежный цветочный и горький запахи щипали нос, несколько скамеек стояло у длинного стола Броны, покрытые заплатками из оленьего, собачьего и медвежьего меха, смягчающими сиденье. Бан оперся локтями о грубый стол, который его мать использовала и для еды, и для работы. Он вспомнил, как женщины из деревни удерживали его за ноги и руки, пока Брона зашивала порезы на его подбородке. Шрам все еще был на месте, и Бан понял, что когда сейчас он коснулся его, мать мягко улыбнулась Лису, положив недоеденную буханку овсяного хлеба, чтобы поделиться с ним.

Кайо сидел напротив него, спиной к огню. Он протянул руку и оторвал кусочек хлеба. Граф Дуб смотрел на Бана с подозрением и уважением, которое Бан вряд ли заслуживал. Кайо не мог знать ничего касательно заговора Бана, не важно, в чем признался Рори. Бан посмотрел на него и опять повторил свой вопрос:

– Что ты здесь делаешь, граф Дуб?

– Бан, – предупредила Брона, засовывая ноги в тапочки.

Кайо сжевал хлеб, уперся руками о стол и наклонился:

– Какое же обещание ты держишь перед Элией Лир, Лис?

Бан пошатнулся:

– Ты читал мое письмо? Я ведь доверил его тебе!

Граф Дуб не выглядел огорченным. Он сказал:

– Дама показала его мне и королю Аремории.

Бан больше не был голоден. Он сделал все возможное, чтобы создать впечатление неуязвимости. Он приподнял одно плечо, как это делала леди Риган:

– Вижу. Так леди выйдет замуж за Моримароса?