Саймон Грин - Охотник за смертью: Восстание
— Ох, — пробормотал Кассар. — Но…
— Я хотел бы также заметить, — сказал Тоби, быть может, слишком открыто радуясь происходящему, — что если бы вы не подстрелили антенну, я бы мог через пару часов выпустить опровержение и свести на нет тот вред, который мог причинить нам этот незапланированный репортаж. Боюсь, кардинал, что, если вы не почините антенну в ближайшее время, вами будут недовольны решительно все.
Кассар взглянул на осколки антенны, разбросанные по металлическому склону.
— Ох, черт…
— Я сама не могла бы сказать лучше, — поддержала Тоби Стефания. — Ваши люди должны каждый час докладывать мне о ходе восстановительных работ. И если к началу церемонии антенна все еще не будет работать, я вам, Кассар, яйца оторву. Если, конечно, императрица не пожелает сделать этого лично.
Она кивнула Дэниэлу и зашагала вверх по склону холма в сторону фабричного комплекса. Кассар простоял в оцепенении еще с минуту, а затем кинулся догонять Вольфов. Тоби и Флинн остались одни около разбитой антенны. Оба они пребывали в прекрасном настроении.
— Так это правда был Джек Рэндом? — спросил Флинн.
— Да, без сомнения. Я сверил нашу прошлую запись с материалами из архива «Имперских новостей». Все в порядке, это действительно он. Конечно, не такой красавчик, как раньше, но для своих лет и своей биографии он прекрасно сохранился. А если я и сомневался раньше, эта передача убедила меня окончательно. Выходка как раз в духе Джека Рэндома.
— Значит, все эти кадры с клонами были настоящими?
Тоби внимательно посмотрел на своего оператора:
— Я не знаю, парень. Но если хоть на минуту предположить, что они были настоящими, можешь быть уверен, что Вольфы пришьют нас в тот момент, когда мы попытаемся проникнуть к этим клонам, чтобы снять эксклюзивный репортаж. Всему на свете есть предел, и даже клонов нельзя эксплуатировать подобным образом. Лайонстон, похоже, очень хочет получить этот двигатель.
— Так мы и правда намерены замять эту историю?
— Когда это ты успел стать идеалистом? Каждый день где-нибудь умирают люди. И мы ничего не можем с этим поделать. Иногда нам удается исправить какую-нибудь небольшую несправедливость — так вышло с госпиталем матери Беатрисы, — но даже и не думай, что такое возможно всегда. Даже если нам вдруг удастся заснять этих клонов за работой, миллион против одного, что мы не сумеем выпустить этот репортаж. А если бы мы его и выпустили, «Имперские новости» вышибли бы нас на улицу. Учись довольствоваться малым, Флинн. Хватит с нас и небольших побед. А иначе можно потерять голову в буквальном смысле этого слова.
Они еще немного постояли, разглядывая обломки антенны и думая каждый о своем. Первым заговорил Флинн.
— А ведь если Джек Рэндом победит здесь, это станет началом большого восстания, — сказал он задумчиво.
— Бог мой, это будет прекрасно! — отозвался Тоби. — Война — это счастье для репортера. Столько всякого материала! Дураком надо быть, чтобы не сделать карьеру во время войны.
— Говорите за себя, шеф, — сказал Флинн. — Как только начнется стрельба, я залезу в убежище, и можете, если хотите, снимать все сами.
— Ваше несчастье, Флинн, состоит в том, что у вас нет честолюбия, — сообщил Тоби, когда оба они уже поднимались по склону холма.
— Мое честолюбие хочет, чтобы я дожил до ста трех лет, — заявил Флинн. — И пусть меня в этом возрасте подстрелит чья-нибудь ревнивая жена.
— Иногда я удивляюсь вам, Флинн, — вздохнул Тоби. — А иногда уже и не удивляюсь.
Было раннее утро — самое спокойное время суток на Техносе III. Джек Рэндом, профессиональный мятежник, и Руби Джорни, лучшая охотница за скальпами своего времени (по крайней мере так утверждала она сама), выбрались на край передней траншеи и уселись на металлической равнине, глядя, как солнце встает из-за громады фабричного комплекса. Армия Вольфов недавно потерпела очередное поражение и вынуждена была оставить свои позиции. Так что сейчас солдаты хлопотливо обживали новую траншею и не обращали ни малейшего внимания на то, что творится наверху. А выставить снайперов они еще не успели. Рэндом и Руби сразу почувствовали бы присутствие врагов, даже с закрытыми глазами. Но сейчас они были одни и сидели молча, наслаждаясь яркими красками чужого восхода.
Это был первый день лета, и солнце, едва поднявшееся над горизонтом, уже несло с собой жуткую жару. Руби и Рэндом вышли на поверхность под предлогом изучения обстановки. На самом деле им просто хотелось побыть вдвоем. Под землей им было, мягко говоря, неуютно, а кроме того, мятежники жили очень и очень тесно. Через несколько дней такой жизни даже самые дружелюбные соседи начинают вас раздражать. «Отверженные» считали Руби и Рэндома героями, великими избавителями, которые помогут им одержать наконец победу над темными силами. Ни Рэндома, ни Руби подобное отношение в восторг не приводило.
— Не нравится мне быть великой героиней, — призналась Руби. — Платят скверно и условия работы ни к черту. Я присоединилась к восстанию лишь потому, что рассчитываю на свою долю трофеев после падения Империи. И еще потому, что эта толстая корова Лайонстон догадалась назначить награду за мою голову. А эти «отверженные» смотрят на меня так, будто я из тех, кто может одновременно летать по воздуху и жонглировать горящими факелами. Есть у меня ужасное подозрение, что скоро они начнут просить у нас автографы.
— Людям нужны герои, — пожал плечами Рэндом. — Такова уж их природа. Так приятно, когда кто-то все за тебя решает. Они превозносят нас до небес, возлагают на нас все свои надежды и упования, а потом обнаруживают, что мы просто люди, и страшно обижаются. Все это я проходил много раз, Руби. Думаешь, почему я удрал на Туманный Мир? Надоело мне нести на своих плечах груз чужих надежд и чаяний. Всю жизнь я пытаюсь научить людей думать и отвечать за свои поступки, но все это разговоры в пользу бедных. Стоит им увидеть какого-нибудь обаятельного сукина сына с хорошо подвешенным языком, и они бросают все и бегут за ним, как собачки, потому что он их, видите ли, вдохновил. Иногда мне кажется, что когда они все-таки спихнут Лайонстон с Железного Трона, то посадят на ее место первого попавшегося проходимца. Главное, чтобы он был великим героем. Вроде нас с тобой.
— Император Джек, — сказала Руби. — А что, звучит неплохо. Ты бы их встряхнул.
— Нет уж, увольте, — ответил ей Рэндом. — Никому нельзя доверять такую власть — даже мне. Слишком велико искушение. Даже если у человека самые лучшие намерения, власть все равно развращает его. Такова уж человеческая природа. В мире нет ничего опаснее человека, который знает, что он прав. Такой кого угодно принесет в жертву своим идеалам, даже лучшего друга. Всю жизнь только и делаю, что убеждаюсь: людям, дорвавшимся до власти, доверять нельзя ни в чем. Демократия — самая эффективная форма правления, потому что она требует общего согласия. Материально люди всегда живут лучше, когда в любой момент могут сбросить зарвавшегося лидера.
