"Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Греттон Тесса
Ты еще раз быстро оглядела комнату и вдруг поняла, что она тебе знакома. Ты могла ее видеть. Да ты ее и видела.
– Это дом Ханаанский, – сказала ты.
– Это мгновение моей смерти, – согласился он, – я же сказал. Что пределы очень скромны. Я ощущаю себя, но я не способен на некромантию. Я ничего не могу сделать. У меня есть только застывший образ комнаты и, по неизвестным причинам, одинокий любовный роман, который я прочитал уже примерно пятьдесят раз. Слава богу, в кармане у меня лежал карандаш. Я пишу продолжение на обрывке обоев.
– Сколько ты смог восстановить?
– Выгляни в коридор, – предложил он.
Ты осторожно вышла за дверь. То, что ты сочла выходом, оказалось всего лишь образом двери, за которым оставалось небольшое пространство – примерно фут в каждую сторону. Дальше начиналась невероятная, огромная белизна. Когда ты коснулась ее («Осторожно!» – предупредил Паламед), белизна оказалась плотной, хотя немного поддавалась под рукой и липла. Белизна была бездонна. Это была пустота, позволявшая себя коснуться.
Ты вернулась в комнату и забралась на кровать, чтобы выглянуть в окно. Там ты увидела то же самое: террасу с мертвыми растениями, клочок океана и камень. Дальше во все стороны простиралась бесконечная ужасная белизна. Окно не открывалось.
– Барьер начинается там, где заканчивается твое поле зрения, – решила ты. – Тут то, что ты видел.
– И оно не меняется. Море неподвижно. Кажется, что оно движется, но это неправда. Как голографическая картинка, которую нужно перевернуть, чтобы увидеть другое изображение. Тут нет ничего, и это ничего не меняется.
Ты села на заваленную подушками кровать и посмотрела в его длинное, серьезное лицо. Ты пыталась вспомнить, видела ли ты его хоть раз до того, как в это самое лицо угодила пуля. Ты очень старалась. Когда ты закрыла глаза, под веками ничего не загорелось – так, небольшая краснота.
– Человеческий разум не может выжить в таких условиях, Секстус. Пребывание на одном месте убьет любого призрака, если у него нет очень специфической привязки. В конце концов он утратит сцепление, уйдет и вернется в Реку. Я не могу представить себе разум, который цеплялся бы за грань столько времени.
– А я могу, и это меня пугает, – тяжело сказал он. – Сколько времени прошло после моей смерти, Нонагесимус?
– Восемь месяцев, плюс-минус.
Он снял очки с толстыми стеклами и посмотрел на тебя бриллиантово-серыми жуткими глазами. Выглядел он невзрачно. Казалось, что его нос, подбородок и нижнюю челюсть объединили шутки ради. Но красота его глаз придавала лицу определенную привлекательность, как будто они покрывали его черты слоем плесени.
– Восемь месяцев? – пробормотал он.
– У меня нет точных данных, но…
– Но почему? Как так вышло? Должно было быть не больше недели.
– Прошу простить мою неспешность, – сказала ты, чувствуя несправедливость его обвинения. – Но твой рыцарь принесла мне кости только что. Учитывая, что мне надо было задать ей несколько вопросов…
Брови его сошлись на переносице и стали напоминать мечи:
– Прежде всего, почему вы с Кам разделились?
– Ну, я не знала, что обязана…
– Я имею в виду, что она никогда не ушла бы от тебя, дай ты ей хотя бы тень шанса.
Ты потеряла терпение. Возможно, у тебя его никогда и не было. Дыру в душе только что заполнило любопытство.
– Страж Шестого дома, – вопросила ты, – почему ты ведешь себя так, будто я должна знать тебя? Почему ты ведешь себя так, будто твой рыцарь знает меня? Я – Харрохак из Первого дома, Преподобная дочь Дрербура прежде и во веки веков. Я – девятая святая на службе Царя Неумирающего, одна из его кулаков и его жестов. Я не знала тебя в этой жизни и не буду знать в следующей.
Он застыл.
– Ты стала ликтором.
– В этом и была идея?
– Не для той Харрохак, которую я знал. Скажи, что ты все сделала правильно! – потребовал он. В его голосе замешательство боролось с интересом: – Скажи мне, что ты завершила работу. Только ты, одна из всех, могла до конца понять то, что я начал постигать. Твой рыцарь, Преподобная дочь…
– Стал топкой моего ликторства.
Мертвый страж замолчал. Он смотрел тебе в лицо, как будто хотел проникнуть взглядом сквозь дерму, фасцию и кости. Тихо сказал:
– Господь берет… берет и берет.
Над головами у вас раздался ужасный грохот. Казалось, что какой-то огромный механизм разминает свои несмазанные соединения и скрежещет, пробуждаясь к жизни. Потом грохот повторился – на этот раз дальше, и за окном вспыхнул яркий белый свет, заставивший тебя вспомнить об императоре. Гром – и удар молнии. Прекрасные глаза Паламеда расширились, и он сказал:
– Но это невозможно! – и бросился к окну.
Ты тоже подошла. Потоки дождя колотились в окно, как птицы. Ты выглянула во двор сквозь грязное стекло: неподвижный свет за ним вдруг потускнел.
На террасе стояло существо в защитном костюме, закутанное в мятый оранжевый материал с ног до головы. Дыхательный аппарат загораживал лицо. В одной затянутой в перчатку руке оно держало огромную двустволку – ты ясно видела ее даже отсюда. Существо стояло, обратив на вас стекла защитных очков. Вокруг стонал ветер и гремел, удаляясь, гром.
– Что за… – начал Секстус.
Ты заговорила, и твой голос показался странным самой себе. Как будто раньше ты слышала это слово только во сне и никогда не произносила его вслух.
– Спящий!
Спящий смотрел на вас. Потом ветер принес с собой еще один поток дождя, и Спящий исчез. Вы с некромантом Шестого дома разом бросились в двери, захлопнули ее, вдвинули на место засов и навалились на нее всем своим весом. Невеликим, прямо скажем.
– Девятая, – быстро сказал он, – это место питается одной-единственной теоремой, удерживается вместе хрупкой магией духа. Я не могу им манипулировать. Я ничего не могу здесь изменить, ни комнату, ни подушку, ни эту омерзительную книгу. Я ничего не могу изменить, но тот, кто пришел сюда, может поменять параметры. И ты принесла с собой что-то, что может их изменить. Уходи.
Вы замерли, услышав шаркающие шаги за дверью и тихий астматический хрип дыхательного аппарата. Потом еще сильнее навалились на дверь жалкими некромантскими плечами.
– Не будь дураком! – сказала ты.
– Уходи немедленно, Нонагесимус.
– Я не брошу тебя с тем, что сотворила сама, главный страж!
– Вот это больше похоже на прежнюю Харрохак. Но ты должна уйти! Я уверен, что он исчезнет вместе с тобой! Со мной все будет нормально! Только скажи, что из моих костей нашла Кам.
– Три дюйма правой теменной кости, всю правую скуловую и…
– Хорошо, теперь я знаю, на чем сосредоточиться. Можешь ли ты превратить эти кости во что-то более полезное?
– Я ликтор, Паламед Секстус, – ледяным тоном сказала ты.
– Да, приношу свои соболезнования. Но я тебя понял. Что-нибудь, что способно к артикуляции, ладно?
– Но…
Удар в дверь отдался во всем твоем теле. В этом пузыре ты не владела никакой магией, как будто ты оказалась в глубоком космосе до того, как внутри тебя загорелась печь. Твоя некромантия умерла и застыла, как сама эта комната. Удивительно, как сильно это тебя напугало. Тут были только ты, представление твоего разума о твоем теле, призрак мертвеца и тварь, которая пришла за вами.
Вы оба прижались к двери, и она выдержала. При следующем ударе петли ее застонали. Паламед посмотрел на тебя и открыл рот, собираясь что-то сказать, но от третьего удара вы оба отлетели прочь, ударились головами, и ты услышала стальной щелчок взводящегося курка.
Секстус потирал висок и смотрел на тебя благоговейно, как будто увидел отблеск запредельного. Ты не поняла, почему он вдруг криво ухмыльнулся.
– Убить нас дважды. Позор господу, – сказал он, наклонился и быстро поцеловал тебя в лоб, встревожив тебя еще сильнее: – Харрохак, иди, ради бога.
Ты нырнула – и не услышала выстрела. Не в первый раз ты ощутила, что стоишь посередине того, что сама считаешь сценой, а потом оказывается, что это всего лишь картинка на мятом листке. Ты была не центральной фигурой детектива, а зрителем, наблюдающим, как шарлатан показывает фокусы. Ты увидела яркий свет или цвет и с ужасом поняла, что смотришь с другой стороны. Ты стояла в темном коридоре и не могла обернуться. А потом короткая вспышка света доказала, что это вовсе не коридор и вовсе не темный.
