"Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Греттон Тесса

Возможно, потому что они были вызывающе, твердо уверены в себе. Может, из-за их исследований работы червей и уважения к языку червей, несмотря на государственные указы. Или по другим причинам – они были очень красивы и стремились отразить личные качества в замках, дорогах и местной налоговой политике.

Замок Коннли состоял из концентрических, возвышающихся стен, причем каждая была выше и красивее предыдущей, а в центре новый белый камень соседствовал рядом со старым черным. По крайней мере, именно так обстояло дело внешне, поскольку внутренности черной крепости давно рассыпались. Деревья росли из центра здания; виноградные лозы и ползучие цветы захватили щели и арочный дверной проем. Булыжники треснули и погрузились в землю сильнее, чем во времена прошлого поколения. Древний дуб раскинулся в самом сердце крепости. Его посадил один из лордов в качестве колонны его тронного зала еще в те времена, когда магия предков окутывала остров и мало кто заботился о звездном пути. Именно там жена нынешнего герцога Коннли сохранила святыни и рабочие алтари. Она опускалась на колени среди извилистых старых корней, окруженных яркой лужей крови.

Риган, вторая дочь Лира, пришла в тенистый двор послушать шепот островных деревьев и переделать район благословения, укреплявший ее магию в Иннис Лире. Каждый алтарь был создан с использованием куска утеса, перенесенного ее собственными руками из уголков острова во всех четырех направлениях. Район благословения обосновался напротив рушащихся каменных стен с разрешения дуба, связанного тремя сезонами роста и спада. Магия проходила прямо сквозь сердцевину дуба, и его корни глубоко ныряли в островную скалу, чтобы слышать другие мощные деревья, передающие слова Риган и собирающие для нее проблемы, жалобы и надежды всех, кто еще говорил через ветер.

В эти дни было много жалоб, и хотя ее алтарное благословение должно было продержаться целый год, волшебство острова стало столь замкнутым, что Риган приходилось благословлять алтари каждый сезон. Она должна была жить около водных корней, но такие святые колодцы были запрещены, и принцессе приходилось полагаться на ведьму Белого леса для стабильного снабжения.

Переделка и благословение алтарей происходили после обеда, и Риган только что перешла к последнему алтарю на востоке, когда почувствовала мизинец на спине.

Молодая женщина замерла, сказав себе, что это игра ее воображения, и так и осталась на коленях перед восточным алтарем. Впрочем, язык деревьев не был для нее легок; все внимание Риган было сосредоточено на ее чреве – девушка едва дышала.

Риган не могла не заметить легкий приступ тошноты, она испытывала ее и раньше, и когда тошнота появилась, между бедер свернулся клубок, сильно напряженный и давящий.

Холодные темные руки принцессы задрожали. Она знала эту боль и как вести себя до того, как недуг пройдет.

Это удалось, но Риган ощущала движение от бедер и вверх по позвоночнику. Горячо, потом холодно, а теперь – жарко, и снова холодно и жарко.

– Нет, – прошипела Риган, сильно царапая ногтями каменный алтарь. Один треснул, и вновь возникла боль. У молодой женщины перехватило дыхание, и, словно сломанное ожерелье, оно все время тянуло ее вверх, вверх и вверх. Риган стучала зубами. Она в ярости обнажила их и заставляла себя дышать долго и медленно.

Это была она? Неужели такая неудача становилась симптомом разлома острова?

Любое животное может быть матерью. Их детки в гнездах, лачугах и скотном дворе. Только Риган не смогла присоединиться к ним.

Когда у Риган пошла очередная схватка, она закричала, оттолкнулась от алтаря и плотно прижалась к коленям. Девушка прошептала себе, что она была здоровой и нормальной, а главное, сильной, словно могла изменить положение вещей, приказав телу повиноваться ей.

В паузу Риган начала задыхаться, но стиснула зубы и встала на босые ноги. Риган предпочитала строгий наряд даже в замке ее мужа, Риган однако сегодня пришла к алтарям, одетая лишь в тонкое красное шерстяное платье и без нижнего белья. Она оставила тапочки снаружи арочного входа и развязала ленточки на волнистых каштановых волосах, позволив им рассыпаться до талии. Волосы девушки были длиннее и прямее, чем у сестер, а кожа, наоборот, самая светлая, хотя все-таки чуть темно-коричневая. Риган была внешне копией отца, Лира: форма его нитевидных губ и голубые крапинки, будто «освещавшие» карие глаза.

Риган осторожно подошла к старому дубу, чтобы помолиться, и прикоснулась к двум толстым корням. «Я такая же сильная, как ты, – сказала девушка на языке деревьев. – Я не помешаю. Помоги мне, мама, помоги мне. Я сильная».

Дерево вздохнуло и задрожало всей массой так, что его сильные, широкие листья покрылись пятнами тени, как в дождь во время шторма.

Риган подошла к северному алтарю и надрезала каменным кинжалом тыльную сторону запястья, слив затем кровь в чашу с вином. «Возьми вместо этого мою кровь, – прошептала девушка, наливая над алтарем кровавое вино, где северный корень был выгравирован языком деревьев. Темно-бордовая жидкость в грубых бороздках сделала слова загадочными. – Возьми это и дай пройти в мою комнату, где находится молочный тоник моей мамы, где мой муж…» Голос принцессы осекся, она ощутила, что кровь струится с обманчивой лаской по ее бедрам.

Риган медленно возвратилась к большому дубу, села на землю между двух корешков, и вдруг резко упала. Отчаянием были наполнены ее мысли, в то время как надежда и сила с коварной кровью капали из нее на пятки.

Солнце опустилось в небе так, что только кроны дубов остались позолоченными. Нижний внутренний двор был холодным – хаос теней и серебро сумерек. Риган дрожала, несмотря на горячие слезы. В эти медленные часы она позволила себе горевать. Девушка отрицала бы подобное чувство, столкнувшись с кем-либо, кроме ее старшей сестры. Скорбь, стыд и тоска по матери, которая умерла, когда Риган было четырнадцать. Далат родила трех здоровых девочек вдали от своей родной земли, Бога и медицины. Риган была здесь, среди корней и камней ее дома. Она просто обязана пребывать в хорошем состоянии.

Земля тихо шептала, сурово вздыхала; Риган почувствовала прилив крови в ушах и сквозь жилы дерева. Девушка видела только темноту души, закрыла глаза и почувствовала лишь густой, затхлый запах материнской крови.

– Риган, ты где-то поблизости?

Резкий голос ее мужа. Молодая женщина положила руки на голову и вонзила в нее ногти, потом обхватила волосы и тянула до тех пор, пока не стало больно.

Сапоги мужа хрустели по разбросанной траве, по опавшим веткам и кускам камня, который отломился от стен.

– Я искал тебя повсюду, жена, – объявил муж более раздраженным, чем обычно, тоном. – Здесь вызов от твоего имени… Риган. – Коннли произнес имя жены в жуткой тишине.

Девушка не могла смотреть на мужа, даже когда почувствовала, что он наклоняется к ней слишком близко и пытается поднять жену с колен.

– Риган, – повторил Коннли еще раз, с нежностью и страхом.

Глаза женщины с липкими, наполовину высохшими слезами медленно открылись, и она позволила мужу распрямить себя. Риган наклонилась к нему, и вдруг ее лодыжки похолодели – именно там, где воздух ласкал прожилки темно-красного и коричневого, оставленные от долгого погружения в кровь и землю.

– О нет, – произнес Коннли. – Нет.

Дочь Лира поднялась, поскольку снова чувствовала себя опустошенной и уже без боли. Риган ощущала холод, голод и отрешенность.

– Я в порядке, Коннли, – произнесла девушка, опираясь на мужа. Ее пальцы хлюпали в кровавой земле. Риган вздрогнула, но вдруг заговорила:

– Все кончено.

Коннли стоял рядом, на коленях его прекрасных брюк виднелась кровь, а письмо от отца было раздавлено корнем дуба и забыто. Муж Риган был красивым загорелым мужчиной с медью в коротких светлых волосах. У него не было бороды, поскольку он ничего не скрывал и имел обаятельную улыбку, достаточную и для дюжины жен. Теперь же лицо Коннли было землистого цвета, и он выглядел расстроенным, а его улыбка исчезла. Мужчина положил руки на лицо Риган и коснулся большими пальцами слез там, где ее кожа была самого нежного фиолетового цвета – под глазами.