Сурен Цормудян - Когда завидуют мертвым
— Я, Николай Васнецов, сын Николая Васнецова. Майора ВДВ! Кавалера Георгиевского креста и ордена Мужества! Почетного искателя! На меня возложена величайшая в истории миссия! От меня зависят все ваши жалкие жизни! Неужели ты, говно, думаешь, что можешь стоять у меня на пути!!!
— Лерка, что за херня тут происходит? — жалобно проскулил Иван.
— Ты что творишь?! — воскликнула Лера и, с силой вытолкнув Васнецова за дверь, прильнула к своему парню. — Ваня, Ванечка, прости… прости меня… — Она целовала его рассеченную и сочащуюся кровью скулу. — Милый, тебе больно?..
Николай с презрением посмотрел на нее. Захотелось наступить тяжелым армейским ботинком ей на голову и почувствовать, как хрустит под каблуком череп. Но… он бросился прочь. Удалялся торопливым шагом и отчаянно себя ругал: «Все правильно. Все, блин, правильно. Он ее парень. Она, конечно, его любит. А я дурак… Дурак! Дурак!!! Заступился… Черт тебя дери… На хрена? Чего ради?..»
Старик дядя Петя сидел на своем стуле, возле большого железного ящика и ведущей наружу двери. Руки свисали вдоль тела. Голова запрокинута. Рот открыт. И изо рта изрыгался отвратительный по своей интенсивности и громкости храп.
— Вообще-то у нас в Надеждинске за сон на посту сутки потом дерьмо в уборных месят, — пробормотал Николай, глядя на этого старика.
Он подошел к двери, рванул ее на себя и вышел на открытую площадку, обложенную мешками и представляющую собой огневую точку. Мороз и вьюга мгновенно схватили его в объятия беспощадного холода. Без шапки, без верхней теплой одежды, без марлевой повязки, согревающей лицо собственным дыханием, тут долго не продержаться. Но Васнецову было сейчас на это наплевать. Смятение мыслей и эмоций подавляло чувство холода. На улице уже занялись вечерние сумерки. Только теперь можно было оценить, насколько высоко он сейчас находится. Это практически верхний этаж Вавилона. Что, впрочем, не так уж удивительно, учитывая, как долго они шли сюда по переходам и поднимались по лестницам. Захотелось прыгнуть вниз. Там снег, может, и не получится разбиться. Но просто захотелось уйти. Идти дальше одному. И не до этого чертова ХАРПа, до которого, возможно, и добраться-то нереально. А уйти в Уральские горы и найти там если не самого отца, то хоть какой-нибудь его след. Но это, наверное, менее реально, чем дойти до ХАРПа. Ведь прошло семь лет. Семь бесконечно долгих лет. Николай вздохнул и взглянул на большой холм, высившийся прямо перед ним.
— Ах ты говнюк! — воскликнул выскочивший на площадку старик. Ворвавшийся в открытую дверь холод разбудил его. — А ну вон отсюда! Запретная зона!
— Я что-то никаких запрещающих знаков там не видел, — невозмутимо ответил Васнецов, не оборачиваясь.
— Тут охранный пост! Это само собой подразумевается! Пошел вон отсюда, я тебе сказал! Сейчас патрулю тебя сдам, и пойдешь на арену, сучонок!
Васнецов наконец обернулся и взглянул на этого часового. Может, и ему тоже врезать? Терять уже особо нечего. Нарушений и так по самые уши…
— Ну что вылупился?! Убирайся, я сказал!
— Разуй глаза, старый…
— Чего?!
— Я говорю, разуй глаза и туда смотри. — Николай указал рукой на холм.
— И чего?
Часовой нервно дернул головой и посмотрел в указанном направлении.
— И чего? — повторил он.
— Слушай, у тебя хоть бинокль есть?
— Чего? — Старик быстро захлопал глазами.
— Я говорю, бинокль у тебя есть, тетеря глухая!!! — закричал Васнецов.
— Ах ты… — Петр полез в карман, что-то бормоча себе под нос. — Вот говнюк, раскомандовался тут. — Он извлек из кармана тулупа обломок бинокля и приставил его к глазу. — Ну и чего? Телега едет с холма. И чего?
— А ну дай сюда! — Николай выхватил этот оптический прибор из рук часового и стал смотреть.
— Вот наглец, вот говнюк, — продолжал бормотать старик.
С холма неслась большая телега на широких лыжах. Подобная тем, с которыми они в Надеждинске отправлялись в лес на заготовку дров. В нее не было запряжено никакое животное. И люди в ней отсутствовали. Но были сложены мешки, и среди них что-то мерцало.
— Черт подери. Да это же фитиль! — воскликнул Николай. — Фитиль горит!
— Чего? — Старик снова захлопал глазами.
— Стреляй, старый! Стреляй по телеге!
— Так это…
— Где оружие твое, черт тебя дери!
— Так вот оружие.
Часовой растерянно указал на укутанный в чехол из звериных шкур большой предмет на треноге, намертво привинченной к металлическому полу площадки.
— Твою мать.
Васнецов стал быстро разматывать шкуры, разметая своими движениями налипший на них снег, пока наконец его взору не предстал внушительного вида, оснащенный оптикой крупнокалиберный пулемет «Утес».
Николай прильнул к прицелу и нащупал окоченевшими от холода пальцами рукоятку и спусковой крючок. Поймал телегу в прицел. Нажал на спуск и… Ничего не произошло.
— Что за мать твою. — Николай озадаченно стал рассматривать оружие. — А лента пулеметная где?! — воскликнул он.
— Отдельно хранится она! В ящике!
— Почему так?!
— Комендантом так предписано! Нельзя патроны на холоде подолгу держать!
— А пулемет можно?!
— А он в мехах!
— А патроны не в мехах были бы?! А?!
— Воруют патроны! Вот всякие ушлепки вроде тебя ходют и воруют! Иди отсюда! Подумаешь, фитиль горит! И что?!
— Это же бомба, баран старый!
— Что?!
— Иди тревогу объяви быстро! Пока пулемет зарядим, телега в мертвой зоне будет! Не достать пулеметом! Да что ты стоишь, немощь старая! Я говорю, тревогу объяви!
Васнецов схватил старика за тулуп и затолкал внутрь, дав ему еще и пинка в придачу.
— Ах ты, щенок, — бормотал старик, сбрасывая с себя сковывающий движения тулуп. — Вот же говнюк. Ну погоди, разберемся с этой телегой, и я тебе устрою… Попомни мои слова, щенок…
Он выхватил стоявшее под стулом ведро из нержавейки и большой разводной гаечный ключ. Затем засеменил по коридору, стуча ключом по ведру, и закричал:
— Тревога! Тревога всем!
Николай бросился к ящику. Тот был заперт навесным замком.
— Черт тебя дери, а ключ-то где? Может тут?
Он судорожно схватил тулуп и стал шарить по карманам. Так и есть. В одном из них обнаружилась связка ключей. Они зазвенели в дрожащих от волнения руках, пока он не подобрал нужный. Схватил пулеметную ленту и, выскочив обратно на площадку, стал заряжать оружие. Замерзшие руки никак не хотели слушаться и делали порой совсем не то, что он от них требовал. Но пулемет все-таки удалось зарядить. Телега уже пропала из виду. Васнецов перевалился через стенку из наполненных песком мешков и стал искать ее взглядом. Телега уперлась в стену Вавилона метрах в семидесяти слева. В сгущающихся сумерках было видно, что фитиль еще горит. Догорает, вернее. Николай накинул на себя брошенный стариком тулуп и прижался к пулемету. Сейчас громыхнет. Сколько там? Килограммов сто или двести? Только бы в живых остаться после взрыва. Только бы удержаться на площадке. Только бы не сорвало «Утес». Ведь должны же сейчас появиться те, кто запустил эту телегу. Они непременно появятся. А я их встречу. Я — Николай Васнецов. Сын майора ВДВ. Кавалера ордена Мужества и Георгиевского креста. Искателя. Могучего воина. Я сын своего отца. Я должен выжить. В моих руках судьбы всех этих ничтожных людишек…
