Джеффри Лорд - Ричард Блейд Айденский
Но сегодня все было иначе. К священному дубу друсов — по преданию, то была сама богиня земли, принявшая облик дерева — Блейда привело не вожделение и не простое любопытство. Эти ведьмы-людоедки похитили его сына! Собирались ли они шантажировать этим Талин либо использовать мальчика для своих омерзительных ритуалов… Блейд боялся и подумать об этом.
Он не имел права оставить Дика в их лапах. Дик — его сын! И друсы не раз еще проклянут тот день, когда забыли об этом.
И все же мыслей о мести и воспоминаний оказалось недостаточно, чтобы заполнить пустоту ожидания.
Отыскав поляну, где друсы совершали свои жертвоприношения, Блейд, со всем искусством бывалого разведчика, соорудил себе убежище неподалеку — не слишком близко, чтобы не быть обнаруженным, но с отличным обзором.
Это было что-то вроде берлоги в корнях огромного древнего вяза. Вход он замаскировал травой и ветвями. Вовнутрь натаскал сухой травы и лапника, так что получилась вполне уютная нора. Пищи у него было достаточно — Ярл снабдил его сушеным мясом, лепешками и крепким скайрским вином.
В остальном же он старался покидать убежище как можно реже: риск был слишком велик. Каждое мгновение он ждал появления друсов. До полнолуния большой луны, когда, по словам Ярла, колдуньи вершили свои кровавый обряд, оставались считанные дни.
По их верованиям, этот багровый диск был дочерью Друззы. Полнолуние есть чреватость ночного светила, а кровавая жертва призвана символизировать разрешение от бремени. Жертва затем поедалась… должно быть, сама Друзза-земля таким образам впитывала жизненную силу, даруемую небом.
Что касается Блейда, то он давно уже считал себя не вправе судить чужую веру и обряды. Да и ему, чаще всего, это было безразлично. И все же ощущалось в обычаях друсов нечто столь чуждое, варварское и безумное, что все в душе его восставало при одной лишь мысли, что ему вновь предстоит стать безмолвным свидетелем адского ритуала.
Вытерпеть помогала лишь надежда, что очень скоро он сможет не только отомстить ведьмам за все, но и положить конец этому кошмару.
Однако, несмотря ни на что, каждый день ожидания давался тяжелее предыдущих…
Ночами, незаметно выглядывая из своего убежища, Блейд следил за растущей луной. Меньшая незаметно скользила где-то у горизонта, не привлекая его внимания, но неудержимо округлявшееся чрево большего спутника вызывало в душе его смутный трепет и дрожь отвращения. Страха он не чувствовав но беспомощность угнетала.
Две луны… Сколько ни вспоминал Блейд первое посещение Альбы, он не мог отыскать никаких подробностей на этот счет в тайниках своего сознания. По-видимому, в прошлый раз у него не доставало времени любоваться красотами местных небес. Он видел другое: искаженные ненавистью лица врагов, сияющее лезвие Айскалпа, тела женщин, пронизанные любовным экстазом…
Он пытался наметить план действий, заставлял себя думать об этом, просчитывать варианты. Тщетно! Мысли кружились бестолково и бессмысленно, точно белки в колесе, и после нескольких часов напряженных раздумий он вдруг обнаруживал, что не в состоянии вспомнить ровным счетом ничего.
Он почти готов был приписать это зловещему влиянию друсов. Может, они вновь пытаются воздействовать на его сознание, подчинить своей воле? Проверить это не представлялось возможным. Но священный пояс по-прежнему приятно согревал кожу, и он сказал себе, что это просто паранойя, мания преследования. Бесконечное ожидание действовало ему на нервы.
* * *Пять дней он выдерживал эту муку, но на шестой, проснувшись, как обычно, на закате (в ожидании роковой ночи он старался отсыпаться днем) и даже не выглядывая из убежища, почувствовал, что на поляне что-то изменилось.
Там парило ставшее уже привычным безмолвие. Дневные птицы притихли, ночные еще не подали голос… Ни людской речи, ни конского храпа… Тишина. Но тишина напряженная, насыщенная неким новым качеством, определить которое для себя он мог лишь одним словом: ожидание. Поляна ждала.
Осторожно, стараясь двигаться совершенно бесшумно, Блейд раздвинул ветки, прикрывавшие вход в его пещеру. В серовато-лиловом вечернем свечении мир казался призрачным, почти потусторонним. Абсолютная недвижность сцены лишь усиливала это ощущение. Поляна была как нарисованная. Не шелохнется ни веточка, ни травинка… Блейду почудилось на миг, что он — единственное живое существо во всем этом проклятом лесу.
И вдруг откуда-то слева донесся стук копыт. Сердце странника забилось с перебоями. Теперь пути назад не было! До рези в глазах всматриваясь в сторону, откуда донесся шум, он ждал появления всадника.
Однако стук копыт внезапно стих, так и не приблизившись. Тишина вновь стиснула мир в холодных ладонях. Сердце у Блейда сжалось. Неужели он ошибся, и то был лишь случайный гонец, проезжавший мимо? Мысль эта привела его в отчаяние.
А что, если Ярл ошибался, и обряда не будет? Что, если… Но Блейд тут же запретил себе эти бесполезные мысли. Перед ним лежала священная поляна друсов, и он был готов ждать, сколько потребуется.
Слева опять послышался шорох. Блейд замер. И при виде высокой, стройной, закутанной в серый плащ фигуры ощутил прилив внезапного облегчения. Вот оно. Началось!
Женщина — а это явно была женщина — медленно шагнула на поляну. Подошла к вековому дубу посередине. Опустилась на колени пред ним и замерла на мгновение. Затем медленно, преисполненным почтения жестом опустила ладони на древнюю, почерневшую от времени кору. Тишина нависла над лесом, густая и гнетущая. Блейд затаил дыхание.
Тело женщины вдруг начало бить крупной дрожью — это было заметно даже со стороны. Она застонала от боли. Земля ощутимо содрогнулась, словно трепет жрицы передался и ей, и вдруг женщина отлетела в сторону, словно от удара, и сломанной куклой рухнула на траву. Плащ ее распахнулся. Капюшон, скрывавший лицо, упал…
Поляна в серебристом свете полной луны предстала глазам Блейда ясно и отчетливо, напоминая старинную гравюру. Он посмотрел на распростертую женщину, чувствуя, как перехватывает дыхание. Никогда прежде не видел он столь совершенной красоты! Высокие, тонко очерченные скулы… Огромные, чуть раскосые глаза… Губы, точно лепестки роз… И волосы цвета темного золота, густые, тяжелые, доходившие почти до колен… У него мучительно заныло сердце. Друсы умели выбирать себе жриц…
Но странный блеск привлек его внимание, и он мгновенно вышел из транса. Пола плаща, отлетевшая в сторону, открыла золотой меч на поясе жрицы. Огромный, с рукоятью, изукрашенной драгоценными камнями! Он не забыл бы это оружие и через тысячу лет…
