Джон Норман - ТАРНСМЕНЫ ГОРА
В клетках были и другие животные, но я не уверен в их определении. Кажется, я узнал ряд коричневых вартов; они висели вниз головой, как пушистые, зубастые, кожаные кулаки, на голой ветви в своей клетке. На дне их клетки валялись кости, может быть, и человеческие.
В другой клетке разгуливала большая, очевидно, нелетающая птица. По ее клюву я решил, что это хищник.
Еще в одной клетке, раздувшийся и сонный, лежал редкий золотой хис, горянский питон; его тело, даже некормленого, с трудом обхватит руками взрослый мужчина.
И нигде не видно было тарна, этой большой хищной верховой птицы Гора, может, потому, что эти птицы плохо приживаются в неволе. Чтобы жить, тарн должен летать, далеко, высоко и часто. Горянская поговорка называет тарнов братьями ветра, а как такое существо может жить в заключении? Подобно своему брату ветру, когда тарн не свободен, он умирает.
Я смотрел на это странное собрание животных, и мне пришло в голову, что я вижу один из вивариев, о которых говорил Сарм.
Такой комплекс в данный момент идеально мне подходит.
Я услышал стон Вики и повернулся к ней.
Она лежала на боку у стены шахты, в семи-восьми футах от решетки.
Свет из решетки пятнами падал на ее тело.
Я немного отодвинулся от решетки, чтобы меня не увидели, и стал наблюдать за Викой.
Руки ее по-прежнему были связаны.
Она была прекрасна, и несколько обрывков ее некогда роскошной одежды не скрывали ее прелестей.
Она встала на четвереньки, свесив голову, волосы ее упали до самого пола. Медленно подняла голову и потрясла ею, легким прекрасным движением отбросив волосы назад с лица. Взгляд ее упал на меня, она в изумлении широко раскрыла глаза. Губы ее дрогнули, но она не произнесла ни слова.
– Разве в обычае гордых женщин Трева появляться перед мужчинами почти неодетыми? - спросил я.
Она взглянула на свои тряпки, не пригодные даже для рабыни, на связанные руки.
Потом по-прежнему широко раскрытыми глазами посмотрела на меня и еле слышно произнесла:
– Ты принес меня из туннелей золотого жука.
– Да.
Теперь, когда Вика приходила в себя, я вдруг подумал, что нас могут ожидать трудности. Когда я в последний раз видел ее в сознании, она пыталась чарами своей красоты подчинить меня моему злейшему врагу царю-жрецу Сарму. Я знал, что передо мной враг, неверный, злой, предательский и из-за своей красоты еще более опасный, чем противник, вооруженный мечом или копьем.
В глазах ее было странное выражение, которого я не понял.
Губы ее дрогнули.
– Я рада видеть тебя живым, - прошептала она.
– И я рад видеть тебя живой, - строго ответил я.
Она печально улыбнулась.
– Ты сильно рисковал, чтобы связать руки девушке.
Она подняла связанные руки.
– Должно быть, твое мщение тебе очень дорого.
Я молчал.
– Вижу, что хоть некогда я была гордой жительницей высокого Трева, ты не удостоил меня даже веревки, а связал руки ремнем от сандалий, будто я презренная рабыня из таверны Ара, которую покупают за плату или проигрывают в карты.
– А ты, Вика из Трева, считаешь себя выше рабыни из таверны Ара?
Ответ ее меня поразил. Она склонила голову.
– Нет, не считаю.
– Ты хочешь меня убить? - спросила она.
Я рассмеялся.
– Понимаю, - сказала она.
– Я спас тебе жизнь.
– Я буду послушна.
Я протянул к ней руки, она посмотрела прямо мне в глаза своими голубыми и прекрасными, подняла связанные руки, положила их мне в руки, склонилась передо мной и негромко, но отчетливо сказала:
– Я, Вика из Трева, полностью отдаю себя Тарлу Каботу из Ко-ро-ба.
Она снова посмотрела на меня.
– Теперь, Тарл Кабот, я твоя рабыня и должна выполнять все твои желания.
Я улыбнулся ей. Если бы у меня был ошейник, я бы одел его на ее прекрасное горло.
– У меня нет ошейника, - сказал я.
К моему удивлению, глаза ее были нежными, влажными, покорными, умоляющими.
– Тем не менее, Тарл Кабот, - сказала она, - я ношу твой ошейник.
– Не понимаю.
Она опустила голову.
– Говори, рабыня, - сказал я.
Она должна была повиноваться.
Говорила она тихо, очень тихо, запинаясь; должно быть, нелегко было гордой девушке из Трева говорить это:
– С тех пор, как я впервые тебя встретила, Тарл Кабот, мне все время снится, что на мне твой ошейник и твои цепи. Мне снится, что я сплю под рабским кольцом, прикованная к ногам твоей кровати.
Мне ее слова показались непонятными.
– Не понимаю.
Они печально покачала головой.
– Это ничего не значит.
Я взял ее за волосы и повернул к себе лицом.
– Хозяин?
Мой строгий взгляд требовал ответа.
Она улыбнулась. Глаза ее были влажными.
– Это значит только, что я твоя рабыня - навсегда.
Я отпустил ее волосы, и она снова опустила голову.
К моему удивлению, я увидел, как она целует жесткую кожу ремня, которым связаны ее руки.
Она посмотрела на меня.
– Это значит, Тарл Кабот, - в глазах ее были слезы, - что я люблю тебя.
Я развязал ей руки и поцеловал ее.
26. УКРЫТИЕ ДЛЯ ВИКИ ИЗ ТРЕВА
Трудно поверить, что эта мягкая послушная девушка, уютно устроившаяся в моих объятиях, плачущая и вздыхающая от удовольствия, что это гордая Вика из Трева.
Я по-прежнему не был уверен, что ей можно доверять, и не собирался рисковать, потому что знал, кто она такая - разбойничья принцесса из разбогатевшего на грабежах Трева в Вольтайских горах. Нет, я не буду рисковать, я знаю, что эта девушка коварна и зла, как ночной хищник слин.
– Кабот, - спрашивала она, - что я должна сделать, чтобы ты мне поверил?
– Я тебя знаю, - ответил я.
– Нет, дорогой Кабот, ты меня не знаешь. - И она печально покачала головой.
Я начал вынимать решетку, чтобы мы могли спуститься вниз. К счастью, эта решетка была не под напряжением.
– Я люблю тебя, - сказал Вика, коснувшись моего плеча.
Я грубо оттолкнул ее.
Мне показалось, что я понял ее предательский план, и прежняя горечь, которую я испытывал, глядя на эту женщину, наполнила грудь.
– Но я люблю тебя, - повторила она.
Я повернулся и холодно взглянул на нее.
– Ты хорошо исполняешь свою роль. Ты меня чуть не одурачила, Вика из Трева.
– Не понимаю, - запинаясь, ответила она.
Я разъярился. Как она убедительна в роли влюбленной рабыни, как будто отчаянно, бесконечно преданной, но ждущей возможности предать меня.
– Молчи, рабыня!
Она вспыхнула, повесила голову, закрыла лицо руками и опустилась с плачем на колени, тело ее дрожало от рыданий.
На мгновение я чуть было не сдался, но вспомнил о ее предательстве и продолжил свою работу.
