Александр Золотько - Бомбы и бумеранги (сборник)
– Англичане умереть, – кивнула Дивья. – Мы вызвать Кали.
Она рассмеялась громко, вызывающе. Даблдек ударил ее по щеке. Обиженно стукнули камешки украшения.
– Ты должна добавлять «сахиб»! – крикнул Даблдек. – Поняла? Я – твое будущее! Господин, хозяин, жизнь, наконец!
– Умереть! – прошипела Дивья.
Что-то в сердце Даблдека сломалось.
– Прабхакар! – позвал он и, когда сикх появился на пороге, еле сдерживаясь, сказал: – Свяжи ее. Она поедет со мной в Калькутту. Как рабыня.
– Нет, – сказал Китчнер, – никто никуда не поедет. Поздно.
Было темно. У палаток жгли костры. Поблескивал, ловя отсветы, металл гаубиц. Мрачный багрянец не сходил с неба. Даблдеку подумалось, что это не что иное, как предвестие конца света. Глупые мысли.
– Почему? – спросил он.
Китчнер посмотрел на него как на слабоумного.
– Вы разве не слышите?
– Чего не слышу? – удивился Даблдек, прижимая к груди саквояж.
Он замер.
Легкая щекотка возникла в районе пяток – оказывается, земля мелко подрагивала и гудела. А затем до слуха Даблдека сквозь привычные звуки индийской ночи донеслось отдаленное ворчание, перебиваемое ленивыми стукотками. Несколько напряженных мгновений, и он сообразил – стрельба. Пушечная и ружейная.
Господь всемогущий!
– Слышите? Так что никто и никуда, – повторил Китчнер. – Я до последнего не хочу выдавать позиции.
– Это где уже?
– Это впереди. И, возможно, сзади.
– Но ведь ночь!
– Я не знаю! – заорал Китчнер. – Идите в дом, сэр.
– А вот эта женщина, механическая…
– Заткнитесь, сэр.
– Но погодите… как же… вы должны…
Капитан развернулся и, игнорируя возгласы Даблдека, пропал во тьме.
Ночью никто не спал.
Земля содрогалась все сильнее. Фитили свечей дергались, гоняя тени по углам и потолку комнаты. Даблдек кутался в плед на кожаном диване и то соскальзывал в дрему, полную неясных видений и прозрачных нитей, то выныривал из нее, с трудом соображая, где он и что с ним. В саквояже, поверх бумаг, лежал револьвер. Аджай стоял у окна, подсвеченного отблесками костров и, кажется, за всю ночь ни разу не пошевелился. Связанная Дивья хихикала на кушетке и что-то шептала. После ее слов все больше мрачнел Прабхакар.
– Что она говорит? – вскинулся Даблдек после очередной фразы на хинди. – Скажите мне. Мне нужно знать!
– Она сумасшедшая, сахиб, – буркнул сикх.
– Аджай, скажи.
Молодой слуга обхватил себя за плечи.
– Она говорит о Кали, сахиб. О том, что чувствует ее, чувствует ее гнев, что меч ее еще недостаточно обагрен кровью иноземцев.
– Кали – это прошлое, – проговорил Даблдек. – Даже если из нее сделали механизм.
– Это не механизм, сахиб.
– А что? Статуя? Восставшие тащат статую богини за собой? Они настоящие безумцы! Вот уж не ожидал такого слепого поклонения!
Даблдек расхохотался.
– Это не статуя, – тихо сказал Аджай.
– Как не статуя?
Даблдек умолк. Даже под пледом ему вдруг сделалось холодно. Если не статуя, закрутилось в его голове, то что? Неужели они подразумевают нечто…
– Умереть, – произнесла Дивья. – Все умереть.
– Заткните ее кто-нибудь! – крикнул Даблдек истерично. – У нее – поганый язык!
– Нет, сахиб, – печально качнул тюрбаном Прабхакар, – нельзя заткнуть голос шакти Шивы, как нельзя перекрыть Ганг.
– Идти. Она идти, – засмеялась Дивья.
– Я сейчас застрелю ее! – Даблдек задергал застежку саквояжа.
Снаружи внезапно вспыхнула стрельба, звонко лопнуло одно из стекол, вскрикнув, упал на пол Аджай. Головнями разлетелся один из костров, брызнули искры, какие-то подвижные, вертлявые тени, покрутившись, перепрыгнули через стену, ограждающую поместье, и пропали в ночной тьме. Даблдеку почему-то привиделся у одной из теней длинный, заворачивающийся колечком хвост.
Прабхакар, потянув саблю из ножен, выбежал из комнаты.
– Куда? – запоздало крикнул Даблдек.
– Хануман, сахиб, Хануман!
– Какой Хануман?
Но Прадхакар его уже не слышал.
Даблдек беспомощно огляделся. Постанывая, ворочался Аджай.
– Какой Хануман? – спросил его Даблдек.
– Бог-обезьяна, сын ветра.
– Откуда? Это что? Разве это возможно?
– Это Индия.
– К дьяволу! – воскликнул Даблдек, поднимаясь. – Ничего этого нет! Ничего! Я не верю! Какая-то бессмыслица! Хануман! Кали истребляет англичан!
В дверях он столкнулся с Китчнером.
– Вы живы?
– Жив, как видите.
Лицо капитана было в крови, клок волос у виска выдран, один глаз закрылся, и вообще зрелище он представлял из себя жуткое.
– Все плохо? – спросил Даблдек.
Китчнер оскалился.
– Пропали два инженера и еще семь человек. И четыре трупа. Связи с орудиями на склонах нет. Какие-то твари… – он поморщился, прижав ладонь к голове. – Даблдек, вы мне нужны.
– Зачем?
– Подниметесь на шаре.
– Я?
– Не бойтесь, не высоко. Я размотаю канат, чтобы вы поднялись чуть выше особняка. Мне нужен хоть какой-то корректировщик огня. Правее, левее, недолет, перелет.
– Говорят, это Кали…
– Мне без разницы, кто это, – решительно сказал Китчнер. – Даже если там, в Бардхамане, у них получилось с помощью какой-то дьявольщины оживить свои поделки. Пока есть порох и ядра, сэр, мне, честно говоря, наплевать.
Даблдек оглянулся в комнату.
– Аджай, присмотри за Дивьей. Ты понял?
Затем он внушил себе, что услышал в ответ: «Да, сахиб».
Она была около сорока футов ростом.
Кали. Богиня с голубой кожей. Как если бы особняк Даблдека имел не два, а четыре этажа. Худая, четырехрукая, она медленно брела через джунгли, изредка взмахивая кривым мечом. Солнце обливало ее липким рассветным багрянцем, заставляя кожу искриться, будто рыбью чешую.
Даблдек подумал, что она не похожа на механизм. Но другой версии он боялся. В дыхании ветра ему чудился смех Дивьи.
Воздушный шар висел прямо над особняком – его слегка снесло с первоначального места. Дно корзины опасно продавливалось, и Даблдек так и видел, как проваливается вниз в треске сплетенных волокон.
– Что там? – крикнул Китчнер.
Сверху он казался маленьким и беспокойным.
– Идет! – напрягая горло, ответил Даблдек и приставил к глазам бинокль.
– Расстояние?
– Я думаю, около двух тысяч ярдов.
– Направление?
– Градусов на пятнадцать влево от особняка.
Обернувшись, Даблдек увидел, как по команде Китчнера артиллеристы подвернули гаубицы, расположенные в небольших углублениях. Наводчики приникли к измерительным трубкам. Слаженная работа расчетов пробудила в нем слабую надежду.
