Лайон Де Камп - Мститель
— Откуда тебе известно, что твой отец жив?
— Я оглянулся, уход я от погони, и увидел, как двое из них спешились и потащили его к повозкам. Он шевелился, хотя и слабо…
Конан молча переваривал услышанное. Он хорошо помнил Юн Аллала, вернейшего своего сподвижника минувших времен, когда он, Конан, был военным вождем трех объединенных зуагирских племен и водил их в дерзкие набеги против туранцев. Нынче ему, прямо скажем, было не до того, но бросить старого друга, угодившего в руки врага, Конан не мог. Он решительно поднялся.
— Поймай себе лошадь, — приказал он отрывисто, — и немедля едем в оазис Дуали: верно, мы прибудем туда к ночи. Если мое имя еще не совсем позабыто в здешних местах, я вновь подниму племена и вызволю Юн Аллала! Клянусь Кромом — мы еще оборвем бороды туранским собакам!
Засмеявшись, он вскочил в седло и жестом велел Яр Аллалу следовать за собой. Вороной жеребец ощутил укол шпор и понес его неистовым галопом, взвихривая пески.
Звезды драгоценными камнями сияли на черном бархате неба над оазисом Дуали. Кроны пальм, облитые холодным серебром лунного света, шевелил свежий ночной ветерок. Под сенью пальм виднелось множество шатров — крупный лагерь кочевого зуагирского племени.
Еще утром ничто не нарушало спокойствия. Яркое солнце пустыни щедро лило золотые лучи на крытые верблюжьей шерстью жилища. Сновали туда и сюда женщины в паранджах; одни таскали воду из колодца, другие жарили на углях полоски мяса на ужин. Мирное похрапывание неслось из палаток, чьи обитатели наслаждались послеполуденным сном…
Зато теперь в оазисе Дуали так и кипела неистовая деятельность. В самом центре появился новый шатер, размеры которого свидетельствовали о важности происходившего. Оттуда время от времени выходили воины с худыми ястребиными лицами жителей пустыни. Зуагиры в развевающихся халатах спешили к своим коням, вскакивали в седла и точно безумные уносились в пески. Другие, напротив, возвращались из поездок, спрыгивали со взмыленных скакунов и немедля направлялись к большому шатру посередине. Целый день прибывали зуагиры из соседних оазисов — Харойя и Кирлата, так что серовато-коричневых палаток под пальмами сделалось втрое больше, нежели накануне. Люди шепотом совещались за дверными занавесками, мужчины входили и выходили, спеша по неотложным делам. Царила всеобщая суета, и вместе с тем в ней чувствовался строгий порядок — нечастое зрелище в лагере жителей пустыни…
Внутри же большого шатра собрались вожди зуагиров. Гордость и любовь переполняли сердца бородатых мужей, облаченных в просторные одеяния: исполин в потрепанной кольчуге, некогда посетивший их земли и ныне счастливо вернувшийся, давно уже успел стать персонажем легенд, героем, которому поклонялись. Много лет назад он объединил постоянно враждовавшие кланы и стал водить их в набеги столь дерзкие, удачливые и кровавые, что рассказы о них до сих пор звучали у зуагирских костров. Возвращение Конана казалось суеверным кочевникам доброй приметой. Не случайно же, в самом деле, оно последовало сразу за таким несчастьем, как разгром целого воинского отряда и пленение одного из славнейших вождей!
Стоило появиться Ястребу Пустыни, и мелкие межплеменные свары утихли сами собой. Темные глаза зуагиров светились яростным предвкушением, ибо Конан держал речь:
— Штурмовать форт Ваклу бессмысленно. У нас нет ни баллист, ни иных осадных машин. Если я что-нибудь понимаю в туранских фортах, у них там такой запас продовольствия, что они просидят в осаде хоть целый год. К тому же у них закаленная кавалерия, которая легко сможет сосредоточенным ударом расстроить наши ряды. Нет, мы должны вступить с ними в схватку внутри стен, где они не смогут использовать конницу, а у нас будет численный перевес. Надо применить хитрость! Давайте-ка используем добычу, хранящуюся в этом оазисе, и снарядим караван. Пятьдесят наших воинов пусть переоденутся купцами, слугами, рабами, погонщиками верблюдов — и, якобы направляясь в Хердпур, отведут караван в форт. В полночь мы перережем стражу ворот и впустим внутрь остальных… Перво-наперво надо будет захватить казармы, жилье офицеров и дворец правителя. Мы будем жечь, грабить и убивать — убивать до тех пор, пока туранская кровь не потечет по всем улицам! — И киммериец поднялся, подтягивая пояс с кинжалом. — За дело, псы пустыни! Чтобы к рассвету снарядили мне караван, от которого потекут слюнки у любого зуагира!..
Мерно позванивали колокольцы верблюдов. Караван втягивался в ворота форта Ваклы в облаке пыли, поднятой ногами людей и животных.
— Господин мой, я — Зеба, купец из города Анакии, что в Шеме, — объяснил капитану привратников сухопарый мужчина, приехавший во главе каравана. — Я везу товар из Юккуба в Хердпур…
— А это кто? — поинтересовался капитан, ткнув пальцем в сторону человека исполинского роста, закутанного в просторный халат. Головной платок скрывал нижнюю часть его лица, так что видны были лишь пронзительные голубые глаза.
— Это, — ответствовал Зеба, — мой телохранитель и слуга. Он стигиец. Прочие мои люди — наемные стражники, погонщики верблюдов, а также рабы… Клянусь Ашторет, как все-таки славно вновь оказаться под защитой крепостных стен! Я каждую минуту боялся, что на нас нападут зуагиры. Благородный капитан видит, что мои люди неплохо вооружены, но, по счастью, боги были к нам благосклонны, и нам так и не пришлось отбиваться от смердящих хищников пустыни…
Капитан усмехнулся.
— Добрый торговец, твои предосторожности поистине были излишни. Даже слабая женщина может сегодня путешествовать по караванной тропе в одиночку и ничего не страшиться. Только вчера отряд Императорских Стражей уничтожил целую стаю этих песчаных крыс и захватил вожака. Лишь один мерзавец как-то умудрился уйти…
— Право, я слышу добрую весть! — воскликнул шемит.
— Всего один день ратных трудов, но это, должно быть, надолго отобьет у них вкус к разбойным набегам, — скромно похвастался капитан. — Везиз Шах приказал убивать на месте всех зуагиров — мужчин, женщин, детей, — кто только попадется нашим разъездам. К тому времени, когда тебе придет пора возвращаться в Юккуб, мы надеемся полностью очистить от них пустыню, так что ты сможешь путешествовать безо всякого страха!
— Я принесу жертву Белу, и пусть густой дым вознесет мою благодарность на небеса, — пообещал купец, между тем как последний верблюд каравана проплыл мимо них внутрь крепости. Четверо стражников закрыли за ним ворота. Тяжелые, окованные железом створки медленно, со скрипом повернулись на петлях толщиною в человеческое бедро. Лег в проушины массивный запирающий брус…
