Лайон Де Камп - Мститель
Туранцы недоуменно натянули поводья. Перед ними был не иссушенный вечным голодом волк пустыни, вооруженный лишь дротиком да ножом. Они напоролись на могучего рыцаря с Запада, в прочной кольчуге и стальном шлеме. Он выхватил из ножен длинный меч, сверкнувший на солнце, а в другой руке появился кинжал. Еще немного — и предводитель неожиданно узнал его, и узкие глаза воина округлились от изумления.
— Ты дерзнул вернуться в Туран, негодяй варвар!.. — Ибо сам предводитель был не кто иной, как Хамар Кур, некогда эмир кавалерийского отряда: много лет назад у реки Йелбы этот отряд угодил в засаду и был наголову разгромлен Конаном, тогдашним вожаком казаков. Чудом спасшийся Хамар Кур был разжалован в рядовые и отправлен на границу; мечта о мести не покидала его с тех пор ни на миг. Он мгновенно выхватил саблю:
— Вперед, парни! Это Конан, казак! Убейте его — и король доверху наполнит ваши шлемы золотыми монетами!
И все-таки туранские всадники призадумались. Каждому явились на ум страшные кровавые легенды, связанные с этим именем — Конан. Легенды, в частности, рассказывали о том, как всего с двумя галерами пиратов он взял и снес до основания укрепленный порт Хоарезм, а потом прорвался сквозь строй шести королевских галер, явившихся его покарать: три корабля из шести отправились на морское дно, а палубы оставшихся насквозь промокли от крови. Легенды рассказывали и о том, как он сколотил отряд зуагиров и нападал на форты вдоль южных рубежей до тех пор, пока не вынудил Туранскую Империю передвинуть границу. Легенды рассказывали, как дикие орды казаков под его водительством предали огню и мечу город Хурусун, обнесенный высокой стеной…
Конан не преминул воспользоваться их замешательством. Пришпорив могучего жеребца, он обрушился на них, подобно лавине. Длинный меч описывал сверкающие круги над его головой. Конь Хамара Кура взвился на дыбы, перепуганный столь сокрушительным натиском, и был тотчас сбит с ног, а всадник вылетел из седла.
Двое солдат опустили пики и яростно послали вперед своих скакунов, но не успели они взять разгон, как Конан налетел на них вихрем, беспощадно разя налево и направо. Миг — и голова одного из солдат отлетела прочь от туловища, и вслед ей взвился кровавый фонтан. Еще миг — и меч Конана в щепки разнес пику второго туранца. Солдат заслонился щитом, и следующий удар вышвырнул его из седла.
Тем временем Хамар Кур поднялся на ноги. Ему, искушенному воину, случалось бывать и на коне, и под конем. Кинувшись в сторону, он подхватил пику, оброненную убитым солдатом, и сунул длинное древко в ноги Конанову коню. И отскочил прочь, избегнув страшного меча варвара.
Конан рухнул наземь вместе с упавшим конем: песок пустыни тучей взлетел в небеса. Но киммериец не утратил ловкости и закалки наемника. Откатившись в сторону, он мигом вскочил, даже не выпустив меча из ладони. Холодно сощурив голубые глаза, он внимательно наблюдал за двоими уцелевшими врагами, что крадучись приближались к нему с разных сторон. Их замысел был очевиден — вынужденный драться с двоими, он должен был неминуемо подставить спину не одному, так другому.
Конан тигриным прыжком кинулся на солдата, находившегося по правую руку. Он знал, что Хамар Кур вполне способен всадить ему в спину ятаган, но не в его правилах было ждать, пока враги нападут. Туранец попытался отбить смертельный удар… безуспешно. Летящий меч киммерийца перерубил его кривой клинок, а потом рассек шлем и череп под ним с такой легкостью, но это была кожура перезрелого апельсина. Конан успел обернуться как раз вовремя, чтобы отбить рукоятью меча свистнувший ятаган Хамара Кура. Последовал быстрый обмен ударами: прямой западный меч и изогнутое восточное лезвие засверкали на солнце, мелькая в смертоносном, стремительном танце. Но вот быстрый выпад Конана достиг цели. Острие его меча разорвало тонкую туранскую кольчугу и пронзило тело бывшего эмира насквозь. Хамар Кур издал ужасающий предсмертный крик и тяжело осел наземь. Конан наклонился и высвободил окровавленный меч.
Киммериец вытирал лезвие о широкий кушак поверженного врага, когда сзади послышался какой-то сдавленный звук. Конан живо обернулся, готовый к схватке с новым противником, но его глазам предстал всего лишь истерзанный зуагир, неловко съезжавший по песчаному склону. Скатившись прямо под ноги Конану, зуагир поднялся на шаткие ноги и первым долгом плюнул на труп Хамара Кура. Потом перевел взгляд на Конана, и при виде исполина киммерийца в видавшей виды кольчуге ярость в его глазах сменилась радостным узнаванием. Он воздел к небесам связанные руки, воскликнув:
— Хвала Кемошу, ибо он услышал мои молитвы и отправил этих псов в адские бездны! И более того — он вернул великого вождя, когда-то водившего нас в набеги!.. Я приветствую тебя, Ястреб Пустыни! Праздник пришел в наши деревни! Трусливые туранские псы подожмут хвосты в своих башнях, когда по всей пустыне разнесется весть: «Йамад аль-Афта возвратился!»
Конан пожал широкими плечами и сунул меч в ножны. Поднявшийся жеребец подошел к хозяину, и киммериец отстегнул от седла мех с водой и переметные сумы. Освободив руки пленнику, он протянул ему мех:
— На-ка, хлебни, потрепанный волк. Промочи горло, только смотри не пей сразу слишком много… — Вытащив мясо и хлеб, он не скупясь поделился едой с зуагиром и наконец попросил: — А теперь расскажи мне, что творится нынче в пустыне? И как ты угодил в лапы гирканцев?
Торопливо жуя, кочевник ответил:
— Я — Яр Аллал из племени дуали… Я спешил назад в наш лагерь, я был один, когда напоролся на этих псов. Они застрелили подо мной коня, а меня оглушили ударом по голове. Они тащили меня в форт Ваклу, чтобы пытать и казнить.
— Почему же ты спешил? — поинтересовался Конан. — И почему ты поехал один? Пески, я смотрю, нынче так и кишат туранскими разъездами…
Голос зуагира зазвенел от горя и ярости:
— Страшная беда постигла мой народ… Слушай, о вождь. Наши воины провели несколько дней в засаде у развалин Гхаратского храма, в пятидесяти милях к югу отсюда. Дело в том, что наших ушей достиг слух о богатом караване с запада. С этим караваном, сопровождая свои сокровища, якобы ехала сама госпожа Занара…
— Кто это?
— Знатная дама, йедка из Майпура, известная богатством и красотой. Более того — она обласкана милостями короля Ездигерда. Если бы нам удалось схватить ее, мы получили бы не только добычу, но и баснословный выкуп за женщину… О вождь, мы надели новые тетивы на луки и наточили ножи. Мы устали ждать, нам казалось — собаки-торговцы так никогда и не появятся. Но вот наконец настал день, когда вдалеке зазвенели колокольцы верблюдов, а потом показалась длинная вереница людей, повозок и вьючных животных. Мы дождались, чтобы они приблизились к нам вплотную, и с боевым кличем ринулись на них из засады. Мы рассчитывали легко одолеть купцов и их слуг… но они вдруг сбросили долгополые халаты, и вместо перепуганных торговцев перед нами оказались Императорские Стражи в кольчугах и белых тюрбанах, намотанных на шлемы! Они прятались в повозках; их было не менее сотни. Они опустошали наши ряды, точно жнецы — созревшее поле. Половина наших воинов полегла в первой же сшибке… Скоро они расчленили наш отряд, чтобы добить поодиночке… но как мы сражались в этом неравном бою! Много туранских псов осталось навек лежать на песке — кто с копьем в горле, кто с кривым ножом, всаженным в брюхо!.. Увы, скоро они окружили нас сплошной стеной стали, и мы были обречены. Я видел, как пал мой брат, сраженный ятаганом эмира… А потом Юн Аллал, мой отец, получил удар в голову и без чувств свалился с коня. Я не мог помочь ему. Я пришпорил коня, я отчаянно рубился и все-таки сумел вырваться из кольца. Несколько часов они гнались за мной по пятам, но мой конь оказался выносливее, и они бросили погоню. Я спешил поднять на ноги свое племя, но был схвачен, как ты уже знаешь. Теперь слишком поздно: караван давно в безопасности за стенами форта Ваклы. Должно быть, туранцы ликуют — впервые за много десятилетий им удалось захватить живьем вождя зуагиров…
