Сурен Цормудян - Когда завидуют мертвым
— Зачем?
— Как зачем? Отстранить капитана и запустить ракеты. Короче, дело дрянь. И знаешь, что самое интересное?
— Что?
— Похоже, что там, на лодке, те самые моряки, что у нас недавно были. И вроде основную бучу против капитана поднял этот нервный… Кап-лей. Помнишь его? Который в самоволку еще в метро бегал. Фамилия у него еще такая интересная…
— Крест?
— Да. Крест.
Николай чуть не поперхнулся слюной и уставился на спящего Людоеда. Капитан-лейтенант Крест? Морской диверсант? Да вот же он. Перед ним. Спит безмятежно. Это наверняка он. Васнецов судорожно перевернул страницу и стал читать дальше…
— А с чего ты взял, что это именно они?
Коновалов пожал плечами.
— Ну, они же вроде назывались «Парус». А речь на лодке идет именно о каких-то парусниках. И что какой-то Крест захватил оружейку на лодке и заминировал реактор. Дескать, если их сомнут сторонники капитана лодки, он взорвет ее. И вроде у него не простая мина. А ядерный диверсионный фугас. Из тех, что они на Ян-Майене закладывали. Представь, что там будет. Сам фугас. Плюс два реактора. Плюс ракеты с ядерной боевой частью. Плюс у них четыре торпеды оснащены ядерными головками. Рванет на полсотни мегатонн…
Николай продолжал читать дневник, каждый раз даривший ему новые шокирующие откровения. Но даже в тот миг, когда он понял, что у него был дядя, и тогда, когда он понял, что именно его дядя вел записи в этом ежедневнике, он не испытал того шока, как сейчас. Расплывчатые строки о людях, которых он не знал. Которых давно не было. И чьи образы трудно было себе представить, и приходилось уповать лишь на свое богатое воображение, чтобы хоть как-то вдохнуть жизнь в эти холодные, потускневшие от времени строки. И вдруг строки ожили образом реального и знакомого человека, который, стоит поднять глаза повыше строк, окажется в поле зрения. Спящий и, видимо, не подозревающий, что за записи находятся в блокноте, который он сам передал по просьбе сталкеров Николаю.
— Варяг, — тихо позвал Николай.
— Чего? — Яхонтов оторвался от перископа и обернулся.
— Варяг, скажи Юре, чтоб остановился. Мне облегчиться надо.
— А чего ты шепотом?
— Да чтоб Илью не разбудить. Попроси Юру, а?
— Ладно. Юра. — Яхонтов тронул плечо космонавта. — Притормози на пяток минут.
Луноход остановился.
— Варяг, пошли со мной, покараулишь.
Искатель кивнул, подбирая стоящий в углу автомат.
На улице уже стемнело. Николай даже не мог вспомнить, какой день они уже в пути. В дороге сложно было уследить за временем. Казалось, что привал у каннибалов был уже очень давно. Хотя, может, прошел день или два. В стороне от железнодорожной насыпи, по которой они ехали, виднелись торчащие из сугробов обгоревшие остатки крыш деревенских домиков. Никаких признаков жизни тут не было. Только несколько верениц звериных следов, пересекающих друг друга.
— Слушай, Варяг. Я… Я тут такое вычитал. Вот, взгляни.
— Так темно уже на улице. Я не прочту. Что там?
— Короче, Людоед был на подводной лодке. Их на какой-то остров с натовской базой высаживали. Он закладывал там ядерные диверсионные фугасы, — сбивчиво и на одном дыхании принялся рассказывать Васнецов.
Варяг слушал спокойно и терпеливо, то хмурясь, то поднимая одну бровь, то щурясь, то качая головой. Наконец, когда Николай закончил говорить, он медленно оперся спиной на луноход и посмотрел на вершину одинокого дерева неподалеку.
— Значит, он застрелил капитана субмарины, овладел ключом для запуска ракет и произвел пуск по целям?
— Именно!
— Ну… Вообще-то он правильно поступил. — Варяг пожал плечами.
— Что? Как же… Как же так? — изумился Николай.
— Коля, есть солдат, есть приказ, есть война. Капитан лодки совершил не простое воинское преступление. Он нарушил присягу. Человек, которому вверено стратегическое оружие, нарушил свою главную обязанность применить его согласно концепции ядерного сдерживания.
— Я не понимаю.
— Ядерное оружие было создано для разрушения и подавления воли того, на кого обладатель этого оружия оказывал давление. Но позже, когда ядерная монополия была нарушена, появилась эта самая концепция ядерного сдерживания. То есть это чудовищное оружие, как ни парадоксально это звучит, было призвано удерживать мир без войны. Поскольку тот, кто решит применить атомную бомбу, не будет уверен в том, что такую же бомбу не применят в ответ против него. Мир зиждился на страхе возможного в случае нарушения этого мира апокалипсиса. Можно, конечно, воздержаться в ядерной войне от применения ядерного оружия. Но никто не воспримет это как акт гуманизма и доброй воли. Это будет восприниматься исключительно как слабость, безволие и трусость. И в этом случае удары будут наноситься с большей силой и ожесточенностью. Слабых презирают. Тех, кто не дает сдачи, опускают. И еще, представь, что кто-то воздержался от пуска ракет. И эти ракеты не поразили аэродром, с которого позже взлетят стратегические ракетоносцы. Незапущенные ракеты не поразили базу атомных подводных лодок, командный пункт стратегическими силами, ракетные шахты. Десять незапущенных ракет стали причиной того, что были запущены сто ракет. Ты не думал об этом? — Варяг принялся забивать свою трубку табаком.
— Нет. Не думал. Я думал о том, что если бы все те, в чьих руках было это оружие, разом отказались бы его применить, то ничего бы не произошло. Катастрофы бы не случилось.
— Это, к сожалению, невозможно. На тот момент уже весь мир полыхал.
— Вот именно. И каждый у пульта, может, и думал, что не стоит нажимать кнопку. Но потом решал, что невозможен единогласный отказ всех сторон выполнять приказ на применение ядерного оружия. И один за другим начинали нажимать кнопки. Каждый подумал: если не я запущу ракеты, то другие запустят, и все это безумие нарастало как снежный ком. Вот о чем я думал.
— Я тебе о реальных вещах говорю, Коля. А ты мне об утопичной гуманистической сказке. Чудес не бывает.
— Только потому, что люди не дают им случиться. Чудесам этим. Только потому, что люди делают реальное нереальным. Но невозможное, что не должно случиться, воплощают в жизнь.
— Спустись на землю, Коля. Не витай в облаках. Я понимаю, о чем ты говоришь. Но когда Начинается война, уже поздно думать о том, а что, если бы… Думать надо было до войны. Но когда она началась, надо действовать. Воевать.
— Только не в этом случае. В обычной войне, да. Надо стремиться к победе. Но в той войне победителей быть не могло.
— Даже в ядерной войне мог быть победитель. В ядерной войне способен победить тот, у кого в руках есть средства для снижения возможности ответного удара до минимального уровня. В ядерной войне мог победить тот, кто внезапным массированным ударом был способен испепелить ядерный потенциал противника. Кто был способен отгородиться от ответного удара масштабной, современной и хорошо налаженной системой противоракетной обороны. Тот, кто имеет на территории противника агентуру, способную точнее определять цели для поражения. Тот, кто имел на территории противника подконтрольную пятую колону предателей. Кто подкармливал на территории противника террористов, способных нанести удары туда, куда не достанут ракеты. Вот кто способен победить в ядерной войне. Мы казались легкой добычей. Но каким-то образом мы не дали никому победить. Я не знаю как. Может, мы нанесли упреждающий удар. Может, и мы имели в стане врага агентуру и террористов. В любом случае мы смогли ответить. И в этом заслуга в том числе и Людоеда. Если это действительно он был на той лодке.
