Джеффри Лорд - Ричард Блейд, агент Её Величества
— Что же тогда говорить о генералах? — пробормотал Дж.
— Генералами становятся в том возрасте, когда уже нельзя позволить себе подобных излишеств, — вздохнул Норрис.
— Я полагаю, что излишества вредны всегда, — склонив голову к плечу, Дж. наблюдал, как огромный ломоть паштета перекочевывает на тарелку Блейда. — Особенно в нашем деле.
Норрис что-то возразил, и оба начальника пустились в солидный и неторопливый спор — вполне подобающее развлечение для двух зрелых английский джентльменов, осиливших вместе полбутылки бренди. Блейд, поглощая паштет, тоже размышлял об излишествах. Он придерживался точки зрения Питера Норриса — как более оптимистичной. Если полковник ест и пьет втрое больше майора, то сколько же ему нужно женщин? Сегодня его ждала Зоэ, но все отчетливей он понимал, что по дороге домой будет не лишним заглянуть еще к двум-трем давним приятельницам.
Определенно, ядовитые соки мексиканского кактуса покидали его кровь!
* * *Спустя неделю Блейд сидел в знакомом кресле под раструбом коммуникатора и лорд Лейтон колдовал над ним, закрепляя на теле разведчика электроды. Хотя Блейд выглядел несколько утомленным, он восстановил свой вес и избавился от самых страшных опасений. Что касается его светлости, то он казался весьма довольным и, к изумлению разведчика, мурлыкал под нос некий легкомысленный мотивчик из оперетты полувековой давности. Несомненно, он уже подсчитал количество новых блоков, модулей памяти, генераторов и мониторов, в которые превратился фонтан купюр, брызнувший из сейфов премьер-министра.
— Я слышал, вас можно поздравить, Ричард? — старик закрепил очередной электрод на могучей груди Блейда.
— Смотря с чем, сэр, — произнес разведчик, блаженно откинувшись на жесткую спинку кресла. Сегодня это неудобное сиденье казалось ему мягче матраса, набитого лебяжьим пухом.
— Хмм… Я полагал, что причина только одна… ваше производство.
Блейд покачал головой.
— Чины, звания, деньги… Это не столь важно, сэр. Главное — здоровье и оптимистичное мироощущение.
Его светлость понял намек. Закрепив новый электрод, он виновато поинтересовался:
— Что, было так плохо?..
— Не то слово, сэр.
— Но последнюю неделю вы, как будто, не жаловались…
— На жалобы не хватало времени. Я почти не отходил от стола, — и не вылезал из постели, добавил он про себя. Бедная Зоэ! Она крутилась между кухней и спальней как волчок!
Лейтон закончил работу и, отступив на пару шагов, внимательно осмотрел своего подопытного кролика. Тот казался вполне довольным жизнью и в меру энергичным, однако его светлость задумчиво покачал головой.
— Не знаю, стоит ли торопиться с очередным экспериментом, Ричард. Каюсь, по моей вине вы перенесли сильный стресс, и, хотя медицинских противопоказаний нет, я не представляю, как эта перегрузка отразится на процессе перехода… — Он тяжело вздохнул, утратив вдруг всю свою недавнюю жизнерадостность. — Меня так соблазняла мысль снабдить вас каким-нибудь защитным средством… Этот силовой экран…
— Забудьте о нем, сэр, — Блейд внезапно ухмыльнулся. Лучше поколдуйте над компьютером, чтобы он отправил меня туда, где подобные вещи просто не нужны. Теплый климат, мраморные дворцы, красивые женщины… Что-нибудь вроде этого.
— Вы говорили либо о рае, либо о Калифорнии, — теперь Лейтон тоже улыбался.
— Ну, Калифорния… — протянул Блейд. — Там все так безумно дорого! Нет, пожалуйста, в рай — в бесплатный рай… или с необходимыми командировочными.
Лейтон сунул руку в карман брюк и побренчал мелочью.
— Чем желаете получить? Золотом или серебром?
— Пожалуй, серебром. Золото оставим до того времени, когда я выйду в генералы.
Они улыбнулись друг другу как два заговорщика, скрывая охватившее обоих возбуждение. Все было готово, через миг один из них отправится в неведомый мир, где вселенская лотерея выбросит ему черный или белый билет, другой будет ждать и считать дни, склоняясь над подмигивающим разноцветными огоньками пультом.
— Ну, Ричард… — его светлость положил руку на рубильник. — Желаю вам всего, что вы тут нафантазировали… Солнышко, дворцы, женщины…
— И никаких мексиканских кактусов?
— Никаких, клянусь вам!
— Тогда я готов.
Рубильник пошел вниз, и Блейд, сжавшийся в ожидании боли, вдруг понял, что колпак коммуникатора, огромный и тяжелый, как Эверест, валится прямо ему на голову. В следующий миг колпак расплющил его, и Ричард Блейд перестал существовать.
Глава 2
Первым его ощущением был грохот. Громоподобный рев, который бил в череп так, словно над ухом у него гремели сотни отбойных молотков, вгрызающихся в неподатливый камень. Постепенно этот жуткий рев становился все тише и тише, словно источник его удалялся куда-то, оставив измученного человека в покое. Вскоре Блейд слышал только мощный отдаленный гул, превратившийся затем в мерное и успокоительное рокотание; казалось, что громовую симфонию отбойных молотков сменила негромкая соната гудящего пчелиного улья.
Он лежал неподвижно, не ощущая ни рук, ни ног, ни твердости почвы под лопатками. Или под грудью? Он еще не сознавал своего положения в пространстве, не чувствовал запахов, не видел света — только какое-то белесое марево плавало перед глазами. Он не сумел бы определить, в каком положении находится тело — распростерт ли он на спине, скорчился ли на боку или брошен ничком словно насекомое, которое гигантская рука небрежно стряхнула на пол. Вкуса он тоже не ощущал; все, что новый мир мог заявить о себе, улавливал лишь слух. Но первые слова, первые фразы этой неведомой реальности были на редкость однообразны: ааа-ооо-жжж-шшш; и так до бесконечности.
Наделенный лишь слухом, Блейд, однако, не потерял способности к размышлению. Правда, мысли, метавшиеся у него в голове, оставались такими же однообразными, как воспринимаемые им звуки. Скорее, он осознавал лишь одно: никогда раньше ему не было так плохо.
Летели минуты — или часы; тянулись недели — или года; неспешной чередой проходили века — или столетия. Мерный рокот превратился в нежное мурлыканье, в убаюкивающую музыку ветра и волн. Онемение прошло, и теперь Блейд чувствовал ласку теплых солнечных лучей на спине, видел мягкий розовый свет под сомкнутыми веками, ощущал нечто твердое, шероховатое под боком и бедром. Силы возвращались к нему по капле, сердце все сильнее разгоняло кровь, пока её горячие потоки, струи и ручейки не возвратили странника в мир живых. Наконец он открыл глаза и поздравил себя с прибытием.
