Лилиан Трэвис - Сожжённая страна
При более внимательном рассмотрении там обнаружилась небольшая пещера, где с трудом хватило бы места одному Конану или двум-трем местным жителям. Пещера была пуста и так же тщательно выметена. Ну и что здесь такого, что так необходимо прятать от посторонних глаз? Здесь даже при всем желании нечего украсть!
Заинтригованный, киммериец пришел на следующее утро, а потом еще и еще. Всякий раз заставал одну и ту же картину — женщина, сметающая песок с белой площадки. Едва Конан в четвертый раз занял свой наблюдательный пост за песчаным барханом, позволяющий наблюдать за происходящим, а самому при этом оставаться невидимым, он заметил нечто новое.
К Змеиному Зубу спешил Рехаур.
Он что-то сказал женщине и та, оставив свою метлу, вошла в пещеру и скрылась из глаз. Несмотря на то, что пещера была совсем небольшой, женщина исчезла подобно платку или украшению, которые легковерный простак кладет в шкатулку или шапку бродячего мастера трюков. Из любопытства киммериец прождал до самого вечера, но никто из пещеры так и не вышел.
* * *
На следующее утро Конана разбудило необычное оживление. Хозяева дома, обычно пробуждавшиеся от сна не раньше, чем солнце дойдет до вершины горы, поднялись, едва рассвело. С необычайно серьезным видом они молча ходили по комнате, доставали откуда-то чистую одежду, умывались и расчесывали волосы. Дети, обычно пользующиеся первой возможностью чтобы удрать на улицу, смирно сидели на сундуке в углу.
Так же не обменявшись между собой ни единым словом, и, казалось, не замечая ничего вокруг) все направились к двери, ведущей во двор. Конан было, последовал за ними, но хозяин жестом остановил его.
— Нет, гость, — произнес он первые за день слова. — Сегодня тебе с нами нельзя.
Варвар не стал спорить. Зачем? Если и так он сможет увидеть все, что захочет.
Как только за последним из уходящих захлопнулась дверь, он, перепоясавшись мечом, выбрался с другой стороны дома. Там не было двери, но зато были окошки, проделанные под самым потолком.
Взобравшись на крышу, он увидел, что из каждого дома выходит молчаливая вереница людей. Несмотря на то, что утреннее солнце заливало улицу ярким светом, в руке того, кто шел первым, горел небольшой масляный светильник. Вереницы идущих сливались между собой в единый живой поток, который направлялся к Змеиным Зубам.
Прикинув, что селяне ушли довольно далеко и вряд ли заметят, что он последовал за ними, варвар спрыгнул с крыши и побежал за ними. Осторожности ради он следовал за ними, держась на некотором расстоянии и стараясь не попасться ненароком кому-нибудь на глаза. Впрочем, он мог бы идти не скрываясь; взгляды участников шествия были прикованы к острым скалам, виднеющимся на горизонте, откуда доносился нежный звон колокольчиков.
Обойдя скалы и площадку с другой стороны, Конан затаился в щели между камнями, которую приметил во время одного из своих предыдущих посещений. Защищенный от посторонних взглядов каменными уступами, он мог беспрепятственно наблюдать все, творившееся на площадке из белого камня.
Старейшины деревни уже были здесь: Рехаур, с которым недавно разговаривал Конан, и еще трое, держащиеся за спиной своего предводителя. В руках у каждого из троицы было что-то вроде металлических чашечек, которые они время от времени ударяли друг о друга. Но мелодичный переливающийся звон исходил не от казалось, это звучали сами скалы.
Лишенный статуи постамент был выложен ветками, сплошь усыпанными мелкими розовыми цветочками.
Должно быть, для этого понадобилось оборвать все кусты, растущие у дальнего ручья — едва ли не единственное, за чем здесь тщательно ухаживали. Горящие светильники стояли по краю каменной площадки.
Рехаур вышел вперед и простер руки над безмолвной толпой, а затем протянул их к пустующему постаменту. Сегодня он был одет в хитон из переливающейся всеми цветами диковинной материи, та же ткань закрывала его нижнюю часть лица.
Внезапно на постаменте сам по себе загорелся язычок ослепительного зеленоватого пламени. Тот же цвет на несколько мгновений окрасил пламя в каждом из светильников. Жители деревни одновременно издали вздох полный страха и восхищения. Чуткий нос варвара уловил запах, показавшийся на удивление знакомым.
Когда огонь догорел, рассыпая ослепительные искры, старейшина обратился к жителям деревни. Голос его, не отличавшийся силой и звучностью, теперь заполнял собой все пространство.
— Кому это принадлежит? — спросил он.
— Той, что ушла, — дружно ответила толпа.
— Кому это будет принадлежать? — между тем продолжал Рехаур.
— Той, что придет.
— Кто заботится о нас?
— Та, которая придет!
— Для чего мы здесь?
— Чтобы ждать ее!
— Для чего мы живем?
— Чтобы ждать ее!
— Для чего мы рождаемся?
— Чтобы ждать ее!
— Для чего мы просыпаемся каждое утро?
— Чтобы ждать ее!
— Смотрите же! — голос старейшины все менее походил на человеческий. Казалось, он не проникал в уши, а бился в голове каждого подобно птице в клетке. Двое женщин побледнели и лишились чувств, по щекам кого-то из мужчин катились слезы. Дети испуганно выглядывали из-за спин родителей.
— Внемлите мне, — продолжал взывать старейшина. — Сейчас мы вместе будем смиренно просить ее явить свой светлый лик. Но если хоть кто-то из вас осквернил себя неподобающим поступком — никому из нас не дано будет узреть ее!
Закончив свою речь, он повернулся спиной к своим зрителям и направился в ту сторону, где прятался незваный гость. Конан прильнул к неровной каменной поверхности, задержав на время дыхание. Но опасения его оказались напрасны.
Внезапно острый выступ, к которому прижимался киммериец, задрожал и кусок скалы, находящийся совсем рядом от него, бесшумно отошел в сторону. Остановившись перед самым входом в пещеру, старейшина замер подобно cтатye, а затем медленно опустился на колени и распростерся на белом камне. Сразу же замолк непонятно откуда раздававшийся звон колокольчиков, остальные старейшины перестали колотить в свои металлические чашечки. Над площадкой повисла мертвая тишина, внезапно сменившаяся вздохом, одновременно вырвавшимся из груди всех людей.
Над постаментом, едва касаясь его, парила светящаяся полупрозрачная женская фигура. Впрочем, варвар мог созерцать ее только со спины, довольствуясь зрелищем светлых волос, уложенных в замысловатую прическу и темно-синего хитона.
Присутствующие сперва почтительно склонились перед ней, а затем и вовсе распростерлись на земле. Даже Конан ощутил мимолетное желание покинуть свое укрытие и приблизиться к незнакомке. Звон множества колокольчиков становился все более тонким и почти неразличимым для слуха. Неожиданно в памяти северянина всплыли образы его далекого детства, которые, казались, давно похороненными в глубинах памяти.
