Александр Бушков - Чертова Мельница
— Бывает, — без раздражения кивнул Вингельт. — Разве я говорил, что мы совершенны? Однако могу вас заверить, меры давно приняты, и никакого следочка не осталось…
— Но мы могли бы…
Вингельт произнес мягко:
— Ваше величество, я отношусь к вам с уважением. И не только я. Здесь не тронный зал, и я не придворный, так что это не лесть. Вы сделали немало полезного, и наверняка еще сделаете. И тем не менее даже ради вас никто не будет нарушать тысячелетние установления. Несмотря на ту жажду познания, что вас обуревает…
— Кто вы такие, в конце концов? Керуани? Кто-то еще?
Вингельт молча смотрел на него, откровенно улыбаясь — и в этой улыбке угадывалось нечто покровительственное, словно взрослый наблюдал за ребенком. Сварога эта улыбка разозлила — и придала сообразительности.
— Ах, вот оно в чем дело… — сказал он, оглядываясь на останки Багряной Звезды. — Жажда познания, разумеется… Конечно, она обуревает не меня одного… У вас просто нет такого местечка, куда бы вы могли уволочь это и вдумчиво исследовать… Видимо, именно так и обстоит… Вы хотите, чтобы ею занялись мои люди… а потом попытаетесь подобраться к этим знаниям? Для того и свели ее аккуратненько с орбиты… Приземлили нетронутой…
Он не сомневался, что именно так и будет обстоять. Уж если замурзанная деревенская кроха из захолустья смогла неведомо как войти в компьютерную сеть ларов, пусть не в серьезную, крепко защищенную, да вдобавок так, что всеми имеющимися в наличии техническими средствами ее не удавалось засечь… На что тогда способны взрослые? Эти?
— Вы не тем сейчас заняты, ваше величество… Вам следовало бы побыстрее придумать какую-нибудь достаточно убедительную историю про то, как вы в одиночку одолели Багряную Звезду…
— Я?!
— А кто же еще? — усмехнулся Вингельт. — Вы же видите, мы нисколько не расположены в публичности и вовсе не стремимся выступать в роли увенчанных лаврами героев. Его величество Стахор тоже в силу известных причин не стремится к почету и шумной огласке. Придется уж вам одному отдуваться, то бишь взвалить на себя всю славу. Вы совершили уже столько славных подвигов, что никто и не удивится очередному. Думаю, вы сумеете что-нибудь придумать. Это легко. Скажем, некий скромный провинциальный волшебник, опять-таки не жаждущий огласки, вручил вам летающий коврик, на котором вы и добрались до Мельницы… Что-нибудь в этом роде… Никто не будет искать несоответствия, зачем, когда вот оно, наглядное доказательство подвига — словно сраженный дракон из сказок и баллад…
Он бросил взгляд на небо, приложил к уху овальную костяную пластинку в золотой оправе, усыпанную многочисленными дырочками. Чуть зажмурившись, словно бы прислушивался. Убрав загадочную штуковину в карман, обернулся:
— Ребята, поспешаем! Скоро здесь будет людно… Прощайте, ваше величество…
— До свидания, — упрямо сказал Сварог.
Вингельт хмыкнул, глядя на него дерзко и весело, поклонился и, отвернувшись, направился к кораблю. Что-то достал из кармана, что-то с этим предметом проделал, забросил его внутрь и захлопнул выгнутую дверцу. Не глядя более на Сварога, пошел к лесу. Его люди вереницей двинулись следом.
— Стахор! — окликнул Сварог.
Настоящий горротский король нетерпеливо обернулся.
— Вам не кажется, что уж мы-то друг другу нужны? — спросил Сварог. — С тем, что вот уже два года творится в Горроте, я хочу разобраться не меньше вашего. А эти господа, — он кивнул в строну уходящих, — сдается мне, помочь не могут, иначе давно бы уже помогли, вы среди них давно свой, это видно… Нам бы следовало держаться друг друга…
— Возможно, я так и поступлю, как вы советуете, — невозмутимо ответил Стахор, поклонился и пошел вслед за остальными. Вскоре все они пропали с глаз, скрылись в чащобе, и Сварог остался совершенно один: далеко не впервые в жизни.
Оглянулся. Внутри корабля полыхнула беззвучная, рыже-золотистая вспышка, он наполнился внутри неярким свечением, оно вырвалось наружу, окутало, обволокло — а когда рассеялось, корабль выглядел совершенно иначе, став серо-черного цвета, как обгоревшая головешка, иллюминаторы и прозрачный носовой колпак потускнели. Легонький порыв прохладного ветерка — и корабль осыпался облаком невесомого пепла. Остался лишь овал выжженной травы, напоминающий след от большого костра.
Сварог стоял на опушке в совершеннейшей тишине. Только безмятежная, безоблачная синева небесного купола, легонький ветерок и отдаленный птичий щебет. Он обнаружил, что потерял где-то пистолеты, а с ними и пояс, все пуговицы с камзола, весь перепачкан сажей, победитель Багряной Звезды, изволите ли видеть, единственный победитель…
Он стоял, понурившись, и в ушах звучал высокий, чистый голос Кайи:
Всадник в шлеме сбитом,
сшибленный в бою,
верный конь, копытом
топчущий змею…
Сомкнутые веки.
Выси. Облака.
Воды. Броды. Реки.
Годы и века…
Он не помнил, чтобы когда-нибудь испытывал такую тоску и горечь, переходившие в лютое отчаяние и отвращение к самому себе.
Всадник в шлеме сбитом, сшибленный в бою… Нет, ничего подобного. Ему случалось терпеть нешуточные поражения: и в Горроте, и под Батшевой, когда погибла эскадра. Ну, что тут поделать, жизнь не может состоять из одних побед…
Здесь что-то совершенно другое. Верный конь, копытом топчущий змею… Ага, вот именно. Он выступил в роли второстепенного персонажа, рыцарского коня, успевшего малость потоптать змеюку — но победил ее все же рыцарь…
Прекрасно обошлись бы и без него. Перед глазами у него встал Стахор, ожесточенно рубивший робота. Без сомнения, звезды над той Заводью, где родился горротский король по совету колдуньи, именно что другие. Вот только Сварог в приступе гордыни решил, что все древние пророчества касательно грядущих славных героев должны непременно относиться к нему. А может, и не гордыня, попросту привык, так уж сложилось…
Дело тут вовсе не в ущемленном самолюбии. Он не хотел, не имел права выступать в роли единственного героя, победителя-одиночки — но на него взвалили этот груз, не спрашивая согласия. Это-то и было самым скверным…
Он поднял голову, заслышав далекий еще, слабый, тихий, но чертовски знакомый гул.
Два бомбардировщика прямо-таки свалились из зенита, промчались над головой, развернулись… Вращались исправно винты, слышался шум моторов — вот только развернулись они под углом в девяносто градусов, левым крылом вперед — как может только вимана… На миг замерев в воздухе, оба отвесно опустились на равнину уардах в десяти от него. Винты из туманных кругов моментально превратились в неподвижные лопасти, шум моторов умолк, словно выключатель повернули, распахнулись дверцы, на траву опустились лесенки…
